Обманутые войной

Для верующего христианина не нужно длинных объяснений вышесказанным словам эпиграфа. Понятны ему и причины всех наших бедствий последнего времени. Нет в жизни последствий без причин, и причин без последствий. Между духовным состоянием общества, масштабами его отступления от Бога и между последующими катастрофическими потрясениями имеется прямая взаимосвязь, а источник войн и других катаклизмов — внутри нас: чем ниже мы опускаемся, тем грандиознее последствия нашего отпадения! Чем меньше мы стараемся быть в согласии со своим Небесным Отцом, тем более становимся восприимчивыми ко всякого рода лжи, а «отец лжи» — диавол — не упускает случая, чтобы под видом каких-нибудь добрых и законных намерений подложить нам свой очередной преступный замысел.

Верх безумия было дойти до того, чтобы вовсе отвергнуть бытие Божие и покуситься на физическое уничтожение носителей веры — христиан. Этот беспримерный в истории акт богоборчества и геноцида, достигший своего апогея в 30-х годах прошлого века, не мог, конечно, остаться безнаказанным, и вот как итог безумных экспериментов — ужасы войны, превзошедшей все предшествовавшие трагедии.

Г.А.Кобылянов на снимке довоенного времени

Не обошла стороной эта беда и нашу семью, — на фронте погиб мой дед со стороны отца[1]. С самого детства я был окружён обстановкой семейного почитания воинского подвига своего дедушки. Неизменной кульминацией моих посещений бабушки, проживавшей в нашей старой коммуналке, где я прожил первые годы своей жизни, помимо рассматривания семейных дореволюционных фотографий и других артефактов ушедшей эпохи, было чтение нескольких пожелтевших от времени листочков — писем с фронта.

Из значительной переписки того периода до адресата дошло всего несколько писем, — видимо, цензура зорко берегла военные тайны. Само собой, понятно, — не пропускалась и критика любого рода. Поэтому все дошедшие письма переполнены духом оптимизма и советского патриотизма, — с таким расчётом, видимо, они и писались.

В 80-х годах, когда мой папа начал активно заниматься поисками информации о погибшем отце, вся корреспонденция, скорее всего, была передана либо в Ковельский музей, либо в музей боевой славы 60-ой Севской дивизии в г.Москве. Вероятно, папа посчитал, что там фронтовые письма будут служить многим людям, а не только нам одним. Помню, что в дни своей юности я даже поджигал края одного из писем, чтобы оно выглядело обгоревшим и как бы прошедшим через пламя войны, — без подобного пламени не обходился ни один военный фильм, и мне хотелось на всякий случай иметь доказательство того, что письмо было прислано не из какого-то курорта, а как бы прямо из горящего танка. Подобное мальчишество сопровождало меня не раз. Однажды, когда на школьном уроке нам дали задание написать сочинение на тему войны, я, пользуясь своей бурной фантазией, довольно произвольно дополнил существующий пробел в исторической неизвестности и написал, что дедушка погиб, вытаскивая своего раненого товарища из боя. Вряд ли, моё сочинение отличалось какими-то литературными изысками, но, видимо, за свой патриотический фактаж было оценено нашей учительницей Майей Яковлевной Шапошниковой высшим баллом. Если бы я в то время написал что-нибудь подобное тому, что излагаю сейчас, то, возможно, не только имел бы оценку пониже, но и неприятности посерьёзней...

Как говорилось в то «светлое» коммунистическое время: «Хочешь жить — умей вертеться». Чего греха таить, вертелся и я. Система требовала себе жертвоприношений, а если ты отваживался на сопротивление ей, тебе грозило отлучение не только от поощрений и наград, но и от самых элементарных удовольствий. Живя в советском тоталитарном обществе, оставаться на плаву можно было, только подпевая ему, и хотя мой папа не был «стойким марксистом», он старался не вступать в противодействие с системой. Ещё в годы своей юности он усвоил урок своей тётки Марии Ивановны Петренко, — как нужно жить в современных условиях советской диктатуры, — так называемый «метод бревна». Когда тебя вынуждают поднимать неподъёмные тяжести, нужно громко выкрикнуть: «Раз, два, взяли!», а дальше уже можно расслабиться — другие сделают всю работу. Это, понятное дело, юмор, — папа всю жизнь усердно трудился как на работе, так и по домашнему хозяйству, и рассказывал нам про тётины уроки в шутливом тоне. Я, конечно же, тоже не сторонник таких методов выживания, но это был иногда единственный способ продлить своё существование. Обманывали нас, обманывали и мы, — всё держалось на обмане!

В наше время ветеранам и инвалидам войны уделяется много внимания, но во времена моей молодости я не помню каких-то особых забот ни об инвалидах, ни о семьях погибших. Во всяком случае, мне неизвестны случаи каких-либо выплат пособий семье утратившей кормильца: бабушка существовала на мизерную пенсию в 30 рублей, а у папы вся жизнь прошла в бесконечных плаваньях и вахтах, ведь, кроме того чтобы прокормиться, нужно было выплачивать приличную сумму и за кооператив. Скорее всего, из-за материальных трудностей не смог он поехать и на встречу ветеранов 60-ой Севско-Варшавской стрелковой дивизии, куда его пригласил председатель совета ветеранов и будущий заведующий вышеупомянутого московского музея Владимир Григорьевич Бабичев. В пригласительной открытке писалось:

Дорогой однополчанин

Валентин Григорьевич Кобылянов!

Президиум Совета ветеранов 60-й Севско-Варшавской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии приглашает Вас на встречу ветеранов-однополчан (организованную совместно с Советом ветеранов 3 армии), которая состоится с 4 по 7 июня 1988 года в городе-герое Москве.

О Вашем приезде желательно заблаговременно сообщить в Президиум Совета ветеранов дивизии.

Одновременно сообщаем, что Совет ветеранов дивизии не имеет возможности брать на себя расходы на проезд, питание и гостиницу.

Размещение иногородних однополчан будет производиться в гостиницах «Россия» и «Москва».

Регистрация прибывших ветеранов на встречу будет производиться в Горном институте (Ленинский проспект, дом 6) 3 июня с 12.00 до 20.00.

План мероприятий встречи будет вручен при регистрации.

Сбор однополчан — 4 июня в 9 часов утра в Александровском саду Кремля (проезд ст. метро «Библиотека им. В.И.Ленина»).

Совет ветеранов обращается к администрации предприятий и учреждений оказать содействие в поездке фронтовиков-однополчан на встречу ветеранов 60-й стрелковой дивизии.

Президиум Совета ветеранов 60 с.д.

Хотя мой папа занимал относительно для того времени высокооплачиваемую должность, но позволить себе значительные расходы, связанные с поездкой в Москву он мог лишь по очень уважительной причине. Скорее всего, он посчитал, что на встрече ничего особенного не произойдёт, и то, что ему уже стало известно о судьбе отца, вряд ли будет дополнено при его личном присутствии там. Возможно и такое, что папа надеялся, что его усилия в исследованиях и поисках увенчаются присвоением дедушке посмертно какой-нибудь медали. Во всяком случае, читая статью в «Комсомольской правде», с которой, по-видимому, и началась описываемая ниже история, папа мог на это рассчитывать [2]. Может причина была и вовсе другая, но так или иначе, после распада СССР все папины «ветеранские» связи были утрачены, и теперь я публикую только то, что осталось с тех времён, — несколько писем, газетных вырезок и фотографий, любезно предоставленных Ириной Даниловной Минич. В относительно полном объёме у нас осталось лишь только одно письмо, от папиного дяди — Дионисия Ивановича Петренко, — да и оно лишь в перепечатанном на пишущей машинке виде:

11 ч.ночи

Дорогая сестра Феня Ивановна и племянник Валик!

Простите, что так долго вам не писали. Полагали, что вы куда-нибудь уехали дальше и ждали от вас письма. Вчера 18 февраля получили ваше письмо от 10 января. Были очень рады, т.к. ни от кого писем не получаем. Получили от Григория Антоновича недавно письмо, он тоже долго не писал и мы ему тоже не писали. Его письмо посылаем вам, и вы сразу будете знать про него, и о его положении. Сегодня тоже ему напишу и сообщу ему ваш адрес. Так что ждите от него письмо и пишите письмо ему.

Я сейчас нахожусь на службе и не могу сообщить адрес Марфуши, завтра дома найду ее письмо и сообщу вам ее адрес. А сегодня сообщу, что она писала о себе. Она болела воспалением легких, тифом и малярией. Дела её теперь поправились, и она уже стала поправляться. Писала, что потеряла Любу. Напрасно Люба не писала писем нам, мы бы ей сообщили адрес Марфуши. Но что-то давно нет писем от Марфуши, быть может, письма в пути, и надеемся их скоро получить. От Валентины Яковлевны тоже давно нет писем. Её адрес был: «Почта, Вязовка, Сталинградская обл.», видимо где-то недалеко от Григория Антоновича. Если б они могли списаться и, быть может, смогли бы повстречаться. От Гриши-брата писем не получаем с мая месяца. Кто знает, где и что с ним? Думай, что хочешь, а в действительности ничего не знаешь.

Теперь о себе. Мы живы и здоровы, чего и вам желаем. Я работаю на прежнем месте. Феня тоже приглашена на работу и работает уже около двух недель. Получки еще не получала, но зато получает рабочую карточку 600 грамм хлеба и др.продукты по норме рабочего, а я получаю 500 гр. хлеба. Сейчас она работает в ночь и дома у нас нет никого, а завтра она будет днем дома, а вечером опять на работу, а я приду домой, а она до моего прихода уйдет на работу так, что она пишет мне записки, а я ей. Мы теперь переехали с 3-го на 2-ой этаж в том же доме, комната больше и лучше нашей бывшей, так что комнатой мы очень довольны. Просим Вас к нам на новоселье. Немного холодновато в комнате, но ничего терпимо. Вода замерзать перестала, т.к. потеплело.

Феня, я полагаю, что теперь в связи с хорошими нашими успехами на фронте письма будут пересылаться скорее. Ты пишешь, что тебя, быть может, переведут в другое место, то ты все-таки пиши нам чаще, но хотя бы раз в две или в одну неделю. Шли без марок, чтобы не искать и не задерживать писем, будем выкупать с удовольствием.

Валя, а почему бы тебе не написать нам письма. Ты ведь нас помнишь и знаешь, как пили мутную воду. Не забыл? Валя, если в школу нет возможности ходить, занимайся сам дома, это будет очень полезно. Как получишь наше письмо, в нем будет письмо папы, то напиши ему, и нам поскорей. Будем ждать.

Феня, напиши от кого получаешь письма: от Марфуши, Любы, Валентины Яковлевны и от кого-либо еще. Как-то получил осенью открытку от Виктора Сокуренко. Ответил ему и больше нечего не получал от него. Не знаю, где теперь он.

Получили от Андрея Забол. открытку. Он пишет нам из Магнитогорска, из госпиталя. Женя его к нам ни разу не зашла, как его призвали, да и он не приходил долго, а прислал вторую открытку. Мы ему еще не ответили, и перед уходом в армию тоже не пришел, так что если б не прислал открытку, то и не знали, что он призван. Мы к его жене конечно тоже не ходим. Паша тоже не приходит к нам и мы в свою очередь не идем к ней.

Андрей Гаврилович прислал открытку из Сибири, сейчас не помню из какого города и сообщает, что болеет. Сестра его Аня умерла, а также умерла в Астрахани и его мать. Спрашивает про Пашу, она ему видимо ничего не пишет. Вот такие новости. Про Митю ничего не слышно. Его жена вышла замуж и родила уже от второго мужа.

Получила Феня еще недавно письмо от своего младшего племянника, он тоже долго не писал. Она беспокоилась, но теперь всё-таки немного успокоилась. Она много передумала. Он работает на трудовом фронте. А от старшего племянника, который в армии писем нет.

Ну вот такие дела. Ждем, скорей бы настало тепло, надоели эти холода. А у вас наверно много теплее, чем у нас. Феня, я не представляю себе, где это вы находитесь, так что я прошу, напиши, возле какого крупного центра вы находитесь или будете находиться и в скольких километрах от крупного центра или города или жел.дор.станции.

Напиши нам больше, и подробнее о своей жизни, про питание, быть может, за это время стало лучше. Если б ты смогла бы к нам приехать, но это видимо трудно, почти невозможно. Но теперь наша армия гонит гада и, быть может, вы скоро переселитесь на родину. Если будете переселяться на Украину, то, быть может, попадешь в Киев, мы сообщим адреса родственников Фени. Быть может, придется побывать и погостить у них. Или в городе Киеве или около Киева километров 50-60 поездом. Нет ли с вами людей из вашей местности, что бы были в компании со знакомыми или вы все это время находитесь среди чужих не знакомых людей? Можно ли там что купить из продуктов и почем. Я спрашиваю, что если прислать тебе денег, то как их рассчитывать.

Уже хочется спать, а еще нужно написать письмо Григорию Антоновичу. Недавно передавали по радио «Последний час», что наша доблестная Армия гонит чуму в могилу и освобождает нашу землю от разбойников. Мне интересно знать, есть ли у Вас радио и слышите ли вы сводки Информбюро о ходе событий или нет у вас радио?

Феня, если нет конверта, складывай письмо в трехугольник, как складывает Григорий Антонович.

Ну, Феничка и Валя, желаем вам быть здоровыми и скоро повидаться со всеми Вами.

Пишите чаще и пишите, от кого получаете письма. Например, от Марфуши, Любы и других. Словом, пишите, пишите и пишите. Понемногу, но чаще. Валя, ты тоже пиши. И приедешь к нам учиться на инженера или врача, на кого захочешь. А то Люба не училась, а теперь уже поздно и — ничто, просто Люба, а если б училась, как я ей говорил, была бы врачом или кем-либо другим специалистом, — было ей лучше, и маме ее была б помощь. Так что я тебя очень прошу не пропусти это золотое время и выучись на специалиста, и мы все тебе поможем, и ты потом смотри, как будешь хорошо жить. Понял?!

Ну, желаю вам всего доброго. Прошу писать чаще.

Целую и жду писем.

Продолжаю писать письмо Григорию Антоновичу, его адрес: «Почтовая станция 802, часть 581 Гр.Ант.Коб.»

Меня переосвидетельствовали и признали опять негодным.

Привет от Фени.

20 февраля 1943 г.

У Дионисия Ивановича были проблемы со зрением, и, видимо, из-за этого он был признан негодным для несения службы. Впоследствии он даже состоял в обществе слепых. Его в нашей семье очень любили, особенно папа, который даже хотел меня назвать Дионисием. В своё время Дионисий Иванович был участником Первой мировой войны, и в нашем семейном альбоме сохранилась фотография тех лет, где он со своим сослуживцем стоит возле дерева. Здесь, опять же, мне видится взаимное переплетение наших судеб: в этих краях, в современной Западной Украине через 30 лет после этого погиб и мой дедушка Григорий. К сожалению оба они стали жертвами коммунистической пропаганды.

Дионисий Иванович Петренко (справа) в городе Бучач в Австро-Венгрии 3 мая 1914 г.

Григорий Антонович Кобылянов во времена революционных преобразований XX века

Об этом страшном времени спустя почти 100 лет, да ещё, притом, своих родственников, судить нелегко. Доверчивый русский народ, казалось бы, с лёгкостью принял закинутую ему интернациональными силами идеологию для разрушения порядка в его собственном доме, и таким образом, многие шли воевать за «народное счастье» добровольно. Но, в то же время, обман постоянно дополнялся угрозами репрессий, и выбора у людей, подчас, не оставалось. Очень красочно описывает картину призыва в революционные войска современный писатель Олег Грейг:

За Красную армию, полновластным хозяином которой являлся Троцкий, беспокойств не возникало, ибо их резидент укреплял свою большевистско-бандитскую армию беспощадными решениями. Мобилизацию в нее он проводил просто и примитивно: мужика брали под арест, заявляя, что если он не пойдет служить, то все члены его семьи будут расстреляны, а затем эта же кара ждет и его. Всякие попытки дезертирства пресекались расстрелами… Этот страх смерти создавал не армию, защищающую страну, а вооруженную до зубов карательную группировку разъяренных, психически больных людей[3].

Но оставим лирическое отступление и продолжим свой рассказ. Итак, через 40 лет после окончания войны папа занялся поисками информации о своём погибшем отце. Подвигла его к этому уже упомянутая выше статья, опубликованная в центральной прессе о «героической» группе «Поиск». Вот как выглядит, по-видимому, первое его письмо, адресованное, судя по содержанию, к описанным в той статье московским следопытам:

Уважаемые товарищи!

Прочитав в Вашей газете очерк А.Тарасова «Живёт такой комбат» я очень расстроился, вспомнив своего отца, войну и своё детство. Дело в том, что мой отец погиб тоже в Ковельском районе, там же где воевал и был ранен командир батальона товарищ Огородников Г.Е.

Моя мать, и я тоже, долго не могли поверить, что отец погиб и на повторный запрос на Полевую почту №18574-М нам пришло подтверждение от командира части. (Высылаю его Вам). Есть ещё письмо от его боевого друга, который пишет, где похоронен отец, и есть только два письма от отца. В одном из них он пишет, что встретил своих сослуживцев с батареи... Значит, он был в артиллерии и комбат Огородников Г.Е. его знать не мог. Но они, вероятно, служили в одной дивизии и уж, наверное, в корпусе, которым командовал Герой Советского Союза генерал-полковник А.М.Андреев. Если можно, прошу передать это моё письмо руководителю клуба «Поиск» тов.Галутину З.В. и зачитать его при очередной встрече ветеранов. Может быть, кто-нибудь вспомнит его.

Мой отец: Кобылянов Григорий Антонович, рождения 1901 года, украинец, член ВКП(б) с 1924 г. был принят в партию, когда служил красноармейцем в войсках ЧОН. В начале войны был мастером в школе ФЗО в г.Одессе. Ему поручили вместе с руководством школы эвакуировать учащихся на Донбасс. Мы с матерью уехали вместе с отцом. Мне тогда было 8 лет. После определения учащихся по месту назначения отец часто ходил в военкомат, чтобы его призвали в армию, но его призвали только в январе 1942 года, в военкомате Невинномысска Орджоникидзевского края. Начал воевать он у г.Шахты, защищал гор.Сталинград, был там ранен, но о том, что ему дали медаль за оборону Сталинграда он не писал. Так как мы с матерью постоянно переезжали, то от отца получили всего два письма.

Из письма от 27.10.1943 г.

«Наилучшими пожеланиями и скорейшей победы над врагом (иродом) так называют в освобождённых нами сёлах население, которое ещё осталось не угнанным в фашистское рабство. Если бы Вы, моя дорогая семья видели, какие сияющие лица у людей встречающих Красную Армию, угощают, кто чем может, плачут и молятся (конечно, старушки). А Гад отступает и сжигает сёла, некоторые совсем до единой хаты. Хлеб, сено, вобщем жуть что творится после ухода немцев на оккупированной территории. Как увидим эти слёзы, так сердце закипает ненавистью к такому людоеду. Мы уже сегодня находимся в 15 км от Днепра, гоним и гоним всё дальше на Запад... Я писал несколько писем, но ответа не получал... (Дорогие Ветераны! Мы с мамой писали, но ему не удалось их получить). В первом письме послал Валентину 10 рублей — гостинец, не знаю, получите ли их? Больше нет, получаю мало... будем живы, будем зарабатывать больше, а теперь главное скорейший разгром фашистов...»

Такой оптимизм в октябре 1943 года! Он весь состоял из революционного духа и оптимизма. Таким он был в ЧОНе, при постройке укреплений на Западной границе перед войной и таким он остался до конца.

Поэтому я до сих пор не верю, что он погиб. Однажды, когда мы ещё были в эвакуации в Грузии я, обознавшись, подбежал сзади к одному военному и схватил его за руку, но это был, конечно, совершенно другой человек. А сзади очень похож и тоже блондин.

В Одессе было ещё хуже. Осенью 1945 года на центральной площади города, встречали вернувшуюся на Родину одну из частей 3-го Украинского фронта. Я, как и многие жители города пошел встречать в надежде встретить своего отца. Вся площадь была забита машинами и подводами. На одной из подвод сидел спиной ко мне, на козлах, ездовой — очень похожий на моего отца, но помня свою ошибку в Грузии, я медленно подходил сзади к этому старому воину. Я понял, что ошибся ещё до того, как он повернулся и хлестанул меня кнутом. Он ещё что-то кричал вслед, про одесских жуликов, но я уже ничего не слышал, не чувствовал боли от удара кнутом, я шёл и плакал оттого, что понял — отец действительно погиб и никогда уже я его не увижу. Мой отец никогда меня не бил.

«Как ты, Валечка, учишься? По годам должно быть уже в 3 -м классе. Пишите мне дорогие оба. Мне будет радостно и... а писем всё нет...»

Мы писали, но я так никогда и не узнаю, прочёл ли он хоть одно моё письмо или нет. В 1943 году я снова пошёл во второй класс, так как в 1942 году мы снова эвакуировались и, отступая вместе с войсками, забрались в Мамисонское ущелье Кавказских гор, а там школа не работала.

«До свидания... ждите со скорой победой домой, живым!»

Отец очень хотел, что бы я хорошо учился. Я учился. В 1947 году стал воспитанником Школы Юнг Балтийского Флота. Окончил Мореходное училище. Получил диплом Капитана дальнего плавания. Сейчас работаю лоцманом в Ильичёвском СТЗ. И я счастлив, что надежды своего отца оправдал.

Второе письмо датировано 18.12.1943 г.

«Здравствуйте моя дорогая семья...» и т.д. «От того времени как попал в санбат, я не получаю ни от кого писем...» В Москве жил мамин брат и он от него узнавал наш очередной адрес.

«Как тебе живётся без папочки, и как ты занимаешься?…

И полтора года я от тебя не получаю писем.

Я нахожусь на старом месте, пока в общем ничего, мне лучше, чем было.

«Фрицы» бегут на Запад. Приближается час полного разгрома гадины. Будем живы, с победой вернёмся домом, уже недалёк тот час, что мы все его ждём!…

Я встретил со своей батареи сослуживцев, они мне говорили, что для меня было письмо и открытка и потерялись снова. Я их поругал и всё, а письма и открытки нет. Поздравляю Вас с новым 1944 годом и новой хорошей жизнью и с победой встретиться нам в Одессе. Пишите.

Твой муж и папа Гриша. Адрес п/п 18574-М».

Это вероятно адрес медсанбата. Погиб он будучи в в/ч 03590.

Уважаемые товарищи из группы «Поиск», может быть Вам встречалась эта фамилия среди посмертно награждённых. Погиб он 29 апреля 1944 года[4] у деревни Любинь Ковельского района Волынской области.

Я тоже во время войны выступал перед ранеными в госпитале с самодеятельностью и ходил после школы помогать по домам тяжело раненым инвалидам. Знаю, что Вы это делаете в своё свободное время, но мне и моим внукам было бы очень приятно знать что «Никто не забыт и ничто не забыто».

Так, как его могила затеряна, то я ему поставил символический памятник на одесском кладбище. Я его не забывал никогда и всегда вспоминал в трудную минуту.

С уважением Кобылянов В.Г.

Я не знаю всех подробностей этого дела, т.е. папиных изысканий, и восстанавливаю ход событий по оставшимся документам. Папа пригласил меня съездить уже на торжественное перезахоронение, которое было назначено на 28 августа 1988 г. По-видимому, данное число было согласовано с некими идеологами из комсомольско-партийного аппарата, — просто так у нас ничего не делалось. Поскольку 28 августа — это двунадесятый праздник, то можно предположить, что и перезахоронение должно было служить неким отвлекающим от «религиозного дурмана» мероприятием. Так это или не так, но не хотелось бы мазать чёрной краской всех подряд. Во всяком случае, у меня остались добрые воспоминания о заведующей городским архивом Ирине Даниловне Минич, благодаря которой многое из того, что случилось, стало возможным: она и предоставила жильё для нашего проживания, и безвозмездно во всём помогала[5].

Но кроме добрых людей, сопутствовавших нам в жизни, нельзя не обратить внимание и на явные чудеса, т.е. на те повороты судьбы, объяснить которые с точки зрения наших обыденных рассуждений невозможно, — они не укладываются ни в какие теории вероятностей, эволюций и прочих философских построений горделивого человеческого ума. Хотя, опять же, не укладываются не для всех, — кто-то из любого затруднения найдёт удобную лазейку и будет выдавать её за выход, — моя заметка не для подобных людей.

Летом 1977 г. один мой школьный приятель — Жорик Герасимяк — вместе с другими пригласил меня пойти в турпоход. Маршрут, насколько мне помнится, назывался: «По местам боевой славы...» и проходил по партизанским тропам и местам боевых действий, где как раз осенью 1943 г. и воевал мой дедушка. Кто-то может назвать это совпадением, но для меня, как и для многих христиан, такие моменты в жизни связываются, прежде всего, с Божьим Промыслом, ведь тогда я даже не мог представить, что только через много лет узнаю о таком совпадении.

Но главный момент состоит в другом. Никто из тех людей, кто 26 августа 1987 г. был участником открытия захоронения моего деда, не сможет забыть этого события. Не сможет никто и объяснить привычными фразами, каким образом, после того как группа, которую специально направили для того, чтобы раскопать останки погибшего воина для дальнейшего перезахоронения, не нашла в указанном месте никаких останков, а мы с папой вдвоём справились с этой задачей... Эта история из той области бытия, о которой говорят: «Слов нет! Нужно это видеть, нужно это пережить!»

В итоге, что получилось?! Группа народа, которая была направлена в другой район для раскопок второго захоронения, где должны были быть останки ещё восьми бойцов, ничего не нашла. Поразительное головотяпство: для такого ответственного дела, как раскопки двух захоронений, где предполагалось найти останки девяти человек, отводилось всего несколько часов[6]. В результате же всех этих нестыковок решили не отложить задуманное мероприятие, или вовсе перенести перезахоронение останков других восьми человек на какое-то время, как нужно было бы по логике развития событий, а тупо разложить косточки двух найденных воинов по десяти урнам. Да и те ящички-урны годились разве что для останков новорождённых младенцев... Теперь по многим могилам братского кладбища лежат останки моего деда и погибшего вместе с ним партизана. Этот эпизод — символ, наверное, всей нашей военной, и не только, истории!

Кроме того, при раскопках могилы мы не смогли достать часть останков дедушки, поскольку, за время, прошедшее после войны, сосна, под которой было закопано тело сильно разрослась в ширину и в глубину. Корни дерева к моменту раскопок доставали уже до останков в области ног, и чтобы добраться до костей нижней части одной ноги и ступней нужно было ещё дополнительное время или какие-то приспособления. Таким образом, перезахоронение человека превратилось в некое разделение останков на части.

Смотрите фотоальбом о перезахоронении >>>

Тот же фотоальбом на Mail.Ru >>>

Другие фотографии >>>

Останки моего дедушки в захоронении располагались на нескольких деревянных досках. Папа узнал своего отца по волосам, т.к он был рыжий, а также по имеющейся золотой коронке. После того как мы достали останки дедушки, фотокорреспондент местной газеты попросил папу взять череп, чтобы запечатлеть этот волнующий момент для своего репортажа. Я с трудом себе представляю, как папе было психологически тяжело, когда он держал череп своего отца...

Несколько позже под впечатлением уже произведенного перезахоронения, папа отправил статью в редакцию «Комсомольской правды» и оттуда её переслали в Ковель и там уже опубликовали в местной газете[7]. В русском варианте она выглядит приблизительно так:

Никто не забыт

Прочитав в газете «Комсомольская правде» от 07 февраля 1982 г. статью А.Тарасова «Живёт такой комбат», в которой рассказывается о работе группы «Поиск» из Московского торгово-экономического техникума по поиску воинов Первой московской дивизии Народного ополчении (впоследствии переименованной в 60-ю стрелковую) я начал поиски захоронения своего отца, Кобылянова Григория Антоновича. В этом очерке писалось о тяжёлых боях и рассказывалось о боевых действиях командира 1-го батальона 1281 полка старшего лейтенанта Огородникова Г.Е. Мой отец, член партии большевиков с 1924 года был настоящим коммунистом и большим патриотом нашей Родины, прочитав очерк мне подумалось: «Отец должен был быть с ними...» и вот, наконец, пришел ответ из Центрального архива МО СССР: «По документам учёта безвозвратных потерь... установлено: стрелок 1281 стрелкового полка 60 стрелковой дивизии рядовой Кобылянов Григорий Антонович 1901 года... погиб в 7 км. юго-западнее г.Ковель».

Этот ответ из архива пришёл только в 1987 году, а поиск места захоронения я начал летом 1985 года. Когда мы прибыли с женой в Ковель, нам сразу стало везти на встречи с добрыми и отзывчивыми людьми. Это пенсионеры: Седенович Александра Демьяновна, Кушарук Д.И. (он свидетель захоронения моего отца), его сын Кушарук Д.Д. и многие другие. Даже водители частных машин, когда узнавали, с какой целью нам необходимо заехать в лес, безотказно привозили нас к месту захоронения моего отца. В процессе поисков бывший партизан Кушарук Д.И. указал место захоронения ещё восьми воинов. Когда я обратился к председателю горисполкома тов.Герасимову Р.Г. он пообещал произвести перезахоронение на братское кладбище и поручил оформление документов на перезахоронение заведующей Горгосархивом тов.Минич Ирине Даниловне. Благодаря ее инициативе и энергии в организации перезахоронения были приглашены бывшие воины 1281 полка 60 стрелковой дивизии, начальник штаба полка тов. Демченко И.И. и Фролов Н.Г., бывшие воины-интернационалисты, воевавшие в Афганистане и воины проходящие службу в настоящее время в местном гарнизоне. Все эти товарищи приняли активное участие в перенесении праха найденных воинов и партизанского связного, расстрелянного фашистами из отряда А.П.Бриньского в марте 1944 г. т.Стороневского.

От имени всех родственников прошу выразить через вашу газету нашу сердечную благодарность всем Государственным учреждениям, населению города, воинам-интернационалистам, комсомольцам, бывшим партизанам и персонально Ирине Даниловне Минич за участие, внимательность и чуткость при организации перезахоронения и оказании заслуженных почестей воинам, погибшим в борьбе с фашизмом.

Капитан Ильичёвского СРЗ им.50-летия СССР В.Кобылянов.

1 октября 1987 г.

В апреле 1991 г. Владимир Григорьевич Бабичев в очередной раз пригласил папу на встречу ветеранов. Но как я уже выше заметил, папа или несколько охладел к данной теме, либо его захватили другие дела[8], и никакого дальнейшего продолжения эта история не получила.

Владимир Григорьевич Бабичев в музее боевой славы 60-ой Севской дивизии

В июле 1988 г. В.Бабичев прислал папе в подарок книгу, написанную в застойные годы и проникнутую соответственным для того времени подъёмом[9]. В главе, посвящённой освобождению Ковеля скрупулёзно перечисляются убитые и пленённые немцы, количество трофейного оружия, но ни одного слова не сказано о собственных потерях. Да и во всей книге о наших потерях сказано, аж! два-три слова. Это-то и понятно, — если бы читатели видели подлинную картину боёв, то весь пафос советских писателей растворился бы вчистую! Зато, как и во всех советских пропагандистских творениях, авторы не скупятся по нескольку раз употреблять следующие зомбо-фразы: «озверелые лица гитлеровцев», либо: «горящие злобой и налитые кровью глаза», и т.п. Всё это настолько далеко от реальностей войны и подлинной исторической науки, что хочется взвыть... Хотя, с другой стороны, согласен, недопустимо опускаться и в другую крайность — плевать на могилы погибших воинов.

Кто-то может с недоумением спросить, а почему статья названа «Обманутые войной», кто обманут ею, о ком речь? Во времена развитого и не очень развитого (термин известен изучавшим обязательные тогда предметы) социализма все мы были так или иначе обмануты. В настоящее время кроме официальной точки зрения т.н. мирового сообщества существует множество альтернативных источников информации, и желающие узнать правду о войне и нашей истории всегда могут найти кое-что для своего ума[10]. Кроме того, из жизненного опыта мне известно, как от нас скрывали всё касающееся моего дедушки. Не только во время самой войны и сразу после неё нельзя было ничего узнать о более чем двухгодичных фронтовых его буднях. Даже через много-много лет советские хранители тайн выдавали только дозированную и отфильтрованную информацию, строго оберегая свои партийные интересы.

В настоящее время с одной стороны всё намного проще. Но с другой — часто ловишь себя на мысли, что эта доступность и свобода выражения — только для личного пользования, т.е. читай — не читай, говори — не говори, пиши — не пиши, а изменить что-то в глобальном масштабе ничего уже нельзя, — пройдена точка невозврата.

Вот вам маленький пример. Прихожу я получить разрешение у заведующей нашей главной городской библиотеки на допуск к газете «Одесские новости». Внимательно посмотрев на меня изучающим взглядом, заведующая спрашивает:

— Зачем вам эта газета?

Я отвечаю, что занимаюсь историей одесских церквей и хотел бы ознакомиться с материалами по истории Военного собора св.Стефана. Вы уже, наверное, догадались, — мне в очень культурной форме даётся отказ:

— Дореволюционные периодические издания находятся в очень плохом состоянии, мы их законсервировали и нашим читателям не выдаём[11].

После этого возникает логический вопрос: если всё так, то зачем она перед этим спросила меня о причинах моего интереса?

Мне не хочется верить, что здесь примешан идеологический мотив, но факт остаётся фактом: доступ к информации по-прежнему остаётся затруднённым. А, ведь, данная тема, касательно Военного собора, тоже в настоящий момент достаточно огнеопасна, поскольку затрагивает болезненные для современной украинской государственности вопросы. Так ли плохо жилось всем при Российской империи, как хочется доказать некоторым современным политикам?! И намного ли лучше тот обман, который приходит на смену предыдущему — коммунистическому?!

Но не будем перескакивать с темы на тему, мой интерес к газете «Одесские новости» был связан не только с историей Военного собора, но и вообще с историей Одессы революционного времени. Неожиданно для себя я натолкнулся на информацию, связанную со своим родным домом, о котором я уже упоминал в начале статьи. Наш дом по улице Мечникова на границе Молдаванки и центра Одессы не причисляют к памятникам архитектуры. Возможно это всё игра воображения, но по сравнению с той хрущёвкой, в которую мы переехали в конце 60-х годов, он всегда мне казался каким-то царским теремом. Во всяком случае, в архитектурном плане сравнивать их нельзя.

Обменный ордер, данный моей бабушке при переезде с Лютеранского переулка на Мечникова, 52

Мы с папой во дворе нашего дома (вид из-за колонки) (ок.1964 г.)

И вот я недавно узнаю, что наш дом до революции принадлежал генералу Томашевичу[12]. Принадлежал — не принадлежал, но известно определённо, что в нём проживал генерал-майор Томашевич, и, вполне вероятно, если не жил непосредственно в нашей комнате, то заходил, прохаживался... Через несколько дней, читая очередную книгу по одессике, я узнаю, что некий полковник Томашевич в начале 1918 г. во время революционных событий в Одессе был расстрелян (именно в газете «Одесские новости» было об этом сообщено). В книге историка И.В.Дивного полковник Томашевич расположен под номером 173:

После расстрела тело брошено в море у места стоянки линейного корабля «Синоп» (сообщение от 8 [22] марта 1918 г.) «Одесские новости», 1918 г., № 10654, 10656[13].

Тот ли это человек или просто его однофамилец, и если это были разные люди, то были ли они в родстве, выяснить мне по вышеуказанной причине так и не удалось, — «Одесские новости» снова оказались под запретом... Зная из истории о царящей в то время чехарде, можно было бы предположить, что генерал был призван в добровольческие формирования полковником или что-нибудь подобное (жили в Одессе и другие военные с такой фамилией). Но, скорее всего, это другой человек... с похожей судьбой, — ясно, ведь, что и тому и другому светила похожая судьба... Австрийцы, заняв Одессу в весной 1918 г., начали расследование злодеяний большевиков. Было поднято и тело полковника Томашевича. При них же тогда выходила и газета «Одесские новости».

По предположению И.В.Дивного полковник Томашевич был захоронен на Втором христианском кладбище. Создаётся впечатление, что новая украинская власть в своём безразличии или, хуже того, неприязни к офицерам царского периода далеко отстаёт даже от оккупантов-австрийцев. По-прежнему стихийно или умышленно разоряются, чудом оставшиеся после коммунистического правления, могилы воинов Первой мировой, не говоря уже о героях-белогвардейцах. Да, и является ли фамилия Томашевич русской, вот в чём вопрос?! Возможно он, как и огромное множество жителей Одессы, был русскоязычный полуполяк-полуукраинец. Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство (востанет бо язык на язык, и царство на царство), — как сказано нами в эпиграфе (Мф.24:7).

А.И.Петренко (слева) в 1914 г.

Афанасий Иванович Петренко с сёстрами Марфой и Феодосией 1 апреля 1915 г.(моя бабушка справа)

В заключение, хочется сказать, что в нашей семье остался и ещё один неразгаданный вопрос: о погибшем в годы Гражданской войны Афанасии Ивановиче Петренко — брате моей бабушки. Сначала говорили, что он был, якобы, за белых (в Добровольческой армии), но затем папа стал рассказывать, что он воевал на стороне Украинской республики. Ясно только одно, что он был захоронен на Куликовом поле вместе со всеми жертвами революции[14]. Афанасий Иванович был любимцем всей семьи Петренко, и бабушка хотела назвать меня в честь него — Афанасий. Но в итоге меня назвали не Дионисий и не Афанасий, а в честь радиста, — первого кто сообщил папе о рождении сына!

В завершение скажу банальную вещь — война это плохо. Ещё хуже, когда на ней погибают родные и близкие люди, находясь при этом по разные стороны баррикад!

Игорь Кобылянов

2015 г.

Примечания

[1] На другом сайте уже опубликована статья Воспоминания (хорошие и плохие), где немного рассказывается и о моём дедушке Кобылянове (или по-старому Кобылян) Григории Антоновиче. Он родился в деревне Ново-Эметовка 31 января (18-го по ст.стилю) 1901 г., о чём имеется запись №1 в метрической книге Покровского молитвенного дома Херсонской духовной консистории с.Мариновки Одесского уезда (ныне с.Мариновка Беляевского района Одесской области) от 24 января (6 февраля по-новому) [ГАОО, Ф.905, оп.1, д.15, л.135 обор.].

[2] В статье очень красочно расписывалось, как наша героическая молодёжь разыскивает героев войны, и в итоге всем ветеранам, конечно. вручаются заслуженные награды. См.: А.Тарасов. Живет такой комбат. «Комсомольская правда», №31 (17337), 7 февраля 1982 г., с.2.

[3] Олег Грейг. Тайна за 107 печатями, или Наша разведка против масонов. — Эксмо: Алгоритм. М., 2010. Данная книга, конечно же, не является исторической в научном плане, но для разнообразия предлагается нами здесь в качестве некоего памфлета (см. книгу в формате fb2).

[4] По уточнённым данным стрелок 1281 с.д. рядовой Кобылянов Григорий Антонович 29 апреля 1944 г. был лишь ранен, а скончался уже 30 апреля от полученных ран. Захоронен восточнее деревни Городелец Ковельского р-на, что в 7 км юго-зап. г.Ковель Волынской обл. [Основание: ЦАМО, донесение №10038с-44г., 51/27-87г. т.5].

В главе из книги, о которой скажем немного ниже, об освобождении Ковеля читаем:

Пополнившись, 60-я Севская стрелковая дивизия 16 марта 1944 года была переброшена по железной дороге из-под Курска в район Ковеля и вошла в состав 77-го стрелкового корпуса 47-й армии 1-го Белорусского фронта.

1281-й полк занял позиции от железнодорожного виадука юго-восточнее Ковеля до дороги Городелец — Зелена. Он должен был прикрыть отход 125-го корпуса с западного берега Турьи и не пустить противника на восточный берег.

Перед дивизией стояла задача: находясь в соприкосновении с противником, зарыться в землю, создать прочную оборону. А в первую очередь требовалось забросить в тыл к немцам группу разведчиков с рацией и взять в Ковеле «языка». Ближе всего к Ковелю располагался 1281-й полк...

В обороне под Ковелем дивизия стояла около трех месяцев. За это время она нанесла врагу значительный урон в живой силе и технике. А с приходом лета весь ее личный состав ждал приказа о наступлении. Предстояло освободить Ковель и выйти на государственную границу СССР...

С боями до Эльбы // Алый флаг над Ковелем

Эта часть эпопеи относительно известна. Не выясненным ещё для нас остаётся часть операции под д.Кобыльщина. В информации из донесения о безвозвратных потерях сказано, что он 22-23 декабря 1943 г. пропал без вести под д.Кобыльщина «западнее, в районе леса» (см. obd-memorial.ru).

Докладная записка с именным списком безвозвратных потерь от 21 января 1944 г. о пропавших безвести под д.Полесье (быв.Кобыльщина), среди которых был и мой дед

Краткий рассказ об этом эпизоде из военной истории описывается так:

Особенно тяжелые испытания дивизия выдержала в боях на Паричском направлении, юго-западнее Жлобина. Противник, усилив группировку войск на этом направлении, в течение 19-24 декабря 1943 года нанес по нашим войскам сильный контрудар, в отражении которого дивизия приняла самое непосредственное участие.

Представление о том, с каким напряжением шли эти бои, дает политдонесение 60-й дивизии за 21 декабря 1943 года. В нем говорится:

«В 16.30 противник 10 танками и до роты автоматчиков атаковал и смял остатки 1281-го полка и спецподразделения по большаку Пружинище — Кобыльщина. 21 декабря под давлением превосходящих сил противника поредевшие части дивизии были вынуждены отойти и закрепились на рубеже Кобыльщина, Подберезье. 22 и 23 декабря, подтянув новые резервы, большое количество танков, фашисты снова атаковали. В ожесточенных боях противник потерял еще 41 танк, 20 из которых подорвались на минах, расставленных отважными саперами прямо в ходе боя. Дивизия потеряла 8 орудий. Силы были неравные. Обескровленные части дивизии отошли в район деревень Мармовичи, Просвет».

10 февраля 1944 года 60-я Севская дивизия была выведена из состава 65-й армии и направлена для пополнения в район Курска.

С боями до Эльбы // Мы вырвем из плена тебя, Беларусь!

Возможно, именно с этой историей боёв за Белоруссию связано и то, что мой папа предполагал, что дедушку отправили в штрафной батальон. Во всяком случае, у всех нас до самого последнего времени складывалось впечатление, что от нас всё время что-то скрывали или, по крайней мере, недоговаривали... В Википедии указано, что в боях за деревню Кобыльщина, где пропал без вести мой дедушка, погибли 1313 советских солдат и партизан.

[5] См.её статью в местной газете: И.Минич. Память о героях бессмертна. Ирина Даниловна впоследствии сильно пострадала за свои добрые поступки...

[6] Расположение могилы партизана Сторонского было давно уже всем известно, и открытие этого захоронения не должно было представлять никаких затруднений. Тем не менее, на раскопки его могилы был отведен весь последующий день 27 августа. Согласитесь, — странный расклад!

[7] Возможно так происходило несколько раз: папа слал письма в Москву, а оттуда их возвращали в Ковель. Таким образом, первая статья вышла в газете «Знамя Ленина» от 21 марта 1987 г. под названием «Мечтал солдат о победе» (см.: В.Повар. Мріяв солдат про перемогу). Итоговую же статью в газете «Молодой ленинец» под названием «Спасибо вам, люди, за чуткость!» опубликовали 4 февраля 1988 г. Редактор В.Мельник прислал папе этот номер газеты (см.: В.Кобилянов. Спасибі, люди, вам за чуйність!)

[8] Летом 1991 г. папа был очень загружен, поскольку кроме повседневной трудовой деятельности, связанной с должностью капитана судоремонтного завода, он увлёкся яхтенным спортом. В частности, он участвовал в проходившей тогда в Турции международной регате, о чём я постараюсь рассказать в одной из своих следующих заметках.

[9] См.: «С боями до Эльбы». 1-я дивизия народного ополчения Москвы (60-я стрелковая Севско-Варшавская) на фронтах Великой Отечественной войны // «Московский рабочий». 1979 г.

[10] На данном сайте, к примеру, уже опубликована одна наша заметка: Великая ли она и победа ли.

[11] Мне сразу припоминается случай, связанный с нашей библиотекой им.Горького, и описанный мною в другой заметке. В 1986 г. я пытался взять почитать там Библию, а тогда это был своеобразный вызов системе (см. Моё знакомство со старцем Ионой).

[12] «Вся Одесса» (адресная и справочная книга всей Одессы на 1914 г.). — Издательство «Одесские новости». С.404. — Здесь указано, что генерал-майор Томашевич Леонид Викторович проживает по улице Внешней, 52, телефон 6-60.

[13] И.В.Дивный. Страницы военного некрополя старой Одессы. Кн.2, 2000. С.74.

[14] См. интервью с моим папой в статье на сайте «Собор»: Воспоминания (хорошие и плохие).

© Истина