Сложным этапом в истории иосифлян стали годы войны с Германией. С первых её дней изменилась государственная религиозная политика по отношению к Московской Патриархии. Действительность заставила Сталина и руководство ВКП(б) искать компромисс с религией. Сыграло свою роль и стремление нейтрализовать воздействие фашистской пропаганды, представлявшей Германию защитницей христианства на территории СССР, отношения с союзниками — США и Великобританией, планируемое использование Московской Патриархии в осуществлении имперских замыслов на международной арене. В сентябре 1943 Сталин разрешил выборы патриарха, началось открытие храмов, издание религиозной литературы и т.д.
В начале войны несколько сот уцелевших легальных ленинградских иосифлян держали себя значительно более отчуждённо по отношению к властям города, чем другие православные. Первый взнос в 15 тыс.рублей обществу Красного Креста они сделали только 2 ноября 1941, но уже к сентябрю 1943 внесли на нужды обороны 137 тыс.[1] В критической обстановке блокадного Ленинграда церковная ситуация несколько изменилась, и многие иосифляне стали подпадать под влияние советской пропаганды. 24 ноября 1943 прихожане последнего иосифлянского храма обратились с ходатайством к митр. Ленинградскому Алексию (Симанскому): «Двадцатка и верующие Лесновской Свято-Троицкой церкви покорнейше просят Ваше Высокопреосвященство принять под своё Архипастырское покровительство и духовно руководить нашу церковь...».[2]
В тот же день митр.Алексий наложил резолюцию о принятии общины Свято-Троицкого храма в каноническое общение с Московской Патриархией. Причём последний иосифлянский священнослужитель церкви иеромон.Павел был лишён сана и монашества.[3] Правда, он долго не мог смириться с таким беззаконием и до начала 1950-х совершал требы на ленинградских кладбищах.[4]
До войны в Ленинграде было несколько тайных иосифлянских общин. В справке начальника УНКВД по Ленинградской обл. от 1 октября 1942 указывалось, что в городе с начала войны вскрыто и ликвидировано 625 контрреволюционных групп и формирований, из них семь церковно-сектантских.[5] Власти называли истинно-православных сектантами, так что речь идёт, вероятно, именно о них. Пока известна только одна из этих групп — тайная иосифлянская община, существовавшая с 1937 в Коломягах,[6] которую возглавлял живший нелегально тайный епископ Клавдий (Савинский). Община была создана иеромон.Тихоном (Зориным). Он же освятил в 1937 устроенную на чердаке дома А.Ф.Чистякова тайную церковь. Однако с наступлением германских войск живший на ст.Володарская иеромонах в сентябре 1941 оказался на оккупированной территории. Вскоре после этого Еп.Клавдий переехал жить в дом А.Ф.Чистякова и стал служить в тайной церкви. Аресты членов общины продолжались с 17 июня по 14 июля 1942. Всего по делу проходило 33 человека, но на 29 из них — тех, которые эвакуировались или сменили место жительства, дело выделено в отдельное производство. Постановлением ВТ войск НКВД Ленинградского окр. от 3 августа 1942 Еп.Клавдий (Савинский), мон.Евдокия (Дешкина) и А.Ф.Чистяков приговорены к высшей мере наказания и 12 августа расстреляны.
Хотя страшная блокадная зима 1941-1942 и массовая эвакуация сократили иосифлянскую паству в Ленинграде, известны случаи разгрома тайных общин в городе и после октября 1942.
Известный стрельнинский протоиерей Михаил Рождественский, освободившись из лагеря, в 1936 нелегально поселился в Ленинграде, скрывался у знакомых и служил по ночам. Он был вновь арестован 19 января 1943 во время Божественной литургии на Крещение Господне вместе с другими членами тайной общины. Сохранились воспоминания самого протоиерея об этом аресте (в изложении его духовных детей): «По пути в тюрьму, в «воронке» следователь вдруг сказал арестованному о.Михаилу: «Михаил Васильевич, какой вы счастливый». «Большое счастье — в тюрьму везут», — отвечал о.Михаил. Оказалось же, что вчера, 18 января, произошёл прорыв блокады и смертная казнь по этому случаю была отменена! «Если бы вас успели арестовать ещё вчера утром, то непременно расстреляли», — пояснил следователь».[7] Постановлением ВТ войск НКВД Ленинградского окр. от 13 марта о. Михаил Рождественский был приговорен к 10 годам лагерей, в заключении он находился под Воркутой до 1955.[8]
В период Второй мировой войны на оккупированной германскими войсками части Ленинградской обл. иосифляне нередко легализовали свою деятельность. Подобная ситуация существовала и в других районах страны: на Украине, в южных областях России. Так, в Таганроге и Азове в период оккупации активно действовали вышедшие из подполья иоанниты. Они выпускали свои воззвания, публиковали статьи в периодических изданиях. После разгрома германских войск многие ушли на запад. Некоторые из них — П.Шахметъев, Молчанов (Гусев) — были арестованы и осуждены. Часть иоаннитов снова перешла на нелегальное положение.[9]
В первой половине 1940-х викториане утратили свою последнюю легально действовавшую церковь в с.Монастырщина Оричевского района Кировской обл. До 5 апреля 1943 в ней служил викторианский благочинный о.Василий Перминов, в апреле 1941 освобождённый из лагеря. Затем он был снят со службы и изгнан из храма районными властями. Прихожане обратились в Москву с жалобой, которая попала к председателю Совета по делам РПЦ Г.Карпову. Последний 24 ноября 1943 писал Кировскому уполномоченному Совета о необходимости окончательного снятия о.Василия Перминова с регистрации, так как он принадлежит к викторовской — «...враждебной к Советской власти группировке, этой позиции держится и сейчас и влияет в этом отношении на верующих». Карпов посоветовал также «...через местного епископа направить туда священника, который сумел бы убедить верующих в том, что «викторовцы» являются раскольниками».[10] Служивший нелегально о.Василий был арестован 20 июля 1943 по обвинению в антисоветской агитации и организации собрания верующих с.Монастырщина (февраль 1943), на котором было принято решение об отказе от участия в сборе средств на строительство танковой колонны. О.Василий Перминов был приговорён к расстрелу с заменой на 10 лет лагерей. Он скончался в 1944 в Воркутлаге.[11] Церковь же стала храмом Московской Патриархии, как и многие храмы в других районах Кировской области. Так, 1 августа 1943 настоятелем Троицкого собора с.Быстрица был назначен известный пастырь, иеромонах, впоследствии архимандрит, Серафим (Суторихин). Он проповедовал среди местных викториан и на Пасху 1944, по представлению еп. Кировского Вениамина, был награждён наперсным крестом «за ликвидацию Викторовского раскола».[12]
Годы войны выявили неодинаковую позицию представителей Катакомбной Церкви к войне как явлению. Истинно-православные не являлись пацифистами, а, скорее, были сторонниками разных, в том числе вооруженных, форм сопротивления. Отношения их с германскими оккупационными властями складывались по-разному. На Северо-Западе России катакомбники в основном предпочитали оставаться в подполье. Дело в том, что существовавшая с разрешения командования группы армий «Север» «Псковская Православная Миссия» (1941-1943) принадлежала в каноническом отношении к Московской Патриархии и пыталась выявлять тайные общины.* Поселившийся в конце 1941 в Псково-Печерском монастыре схиеп.Макарий (Васильев) предсказывал неудачное окончание войны для Германии. Вместе с тайным епископом Псковским Иоанном (Ложковым) он попытался наладить контакты с митр. Берлинским и Германским Серафимом (Ляде), принадлежавшим к Русской Православной Церкви За Границей. Однако посланный ими иеромон.Никифор (фон Рихтер-Меллин) был задержан в Кенигсберге в поезде и отправлен обратно.[14]
* Она воссоединила некоторых иосифлян с Московской Патриархией: прот.Алексия Кибардина, диак.Михаила Яковлева, прот.Димитрия Кратирова и др. Последний в 1943 уехал из Новгорода в Германию. В 1945-1946 он служил в Берлине настоятелем русского собора, община которого перешла в юрисдикцию Московской Патриархии.[13]
Известный историк Катакомбной Церкви И.Андреев (Андреевский) писал, что, несмотря на настойчивые требования экзарха Прибалтики митр.Сергия (Воскресенского), истинно-православные священники, начавшие служить в некоторых из открывшихся храмов, отказывались поминать патриаршего местоблюстителя: «Так, напр., в г.Сольцы Новгородской епархии митрофорный протоиерей о.В., бывший благочинный церквей города Минска, а затем ставший катакомбным священником, несмотря на строжайший приказ благочинного Новгородского района о.Василия Рушанова... — категорически отказался поминать Сов.Митрополита Сергия. Это было в 1942. А в 1943 и в 1944 о.В. стал тайно поминать Митрополита Анастасия (главу Зарубежной Русской Церкви)».[15]
То, что большая часть общин ИПХ Ленинградской обл. в период оккупации осталась в подполье, позволило им продолжить свою деятельность и после окончания войны, несмотря на гибель руководителей. В ночь на 1 апреля 1944 схиеп.Макарий (Васильев) был убит при бомбардировке Печор советской авиацией. Еп.Иоанн (Ложков) скончался 3 декабря 1945.
В ряде других районов страны германское командование более благосклонно относилось к катакомбникам: в Брянской, Орловской, Воронежской областях, а также в Белоруссии, Крыму и на Дону.
В Мозыре Гомельской обл. начал служить и открыто рукополагать во священники вышедший из подполья архиерей. В Житомире вскоре после прихода немцев организовал приход катакомбный архимандрит Леонтий (Филиппович). Вскоре он был посвящён во епископы и вошёл в иерархию автономной Украинской церкви.
Часть непримиримо настроенных к Московской Патриархии катакомбников сотрудничала с оккупационной администрацией. В Центральном Чернозёмье и Брянской обл. были созданы вооружённые формирования во главе с истинно-православными — Каминским, Воскобойниковым и другими. После отступления вермахта немалая часть ИПХ ушла на Запад, в том числе и вступившие в известную бригаду Каминского (сам он был в конце концов расстрелян фашистами).[16]
Советские власти с началом войны заняли жёсткую позицию по отношению к находящимся в подполье священнослужителям и общинам верующих. Уже говорилось о репрессиях иосифлян в блокадном Ленинграде. Документы органов госбезопасности по Костромской обл. также свидетельствуют о подобных акциях. Так, 24 декабря 1941 был арестован священник с.Сидоровское о.Александр Богославский, ещё в 1935 порвавший с митр.Сергием. Он был обвинён в том, что привлекал в нелегальную моленную на своей квартире верующих, которых обрабатывал в антисоветском духе, восхвалял фашизм и т.п. Из допроса о.Александра: «Виновным себя в предъявленном мне обвинении я не признаю, так как среди приходящих ко мне лиц пораженческой агитации я не вёл, так как я не сторонник немцев и объяснял присутствующим, что немцы нам не братья по крови, по духу... В разговоре о поддержании защиты отечества в настоящей войне я присутствующим у себя на квартире высказывал свои чувства, что для меня отечество является злой мачехой... всё же считаю своим христианским долгом своё отечество защищать».[17] О.Александр Богословский был приговорён к высшей мере наказания и 14 мая 1942 расстрелян. Милица Чернова, духовная дочь Архиеп.Варлаама (Ряшенцева), мирянка, активный член тайной монашеской общины, была арестована 28 августа 1942 в Нерехте по обвинению в антисоветской агитации среди церковников. 25 сентября дело было прекращено за отсутствием состава преступления. В 1943 был арестован тайный странствующий священник Феодор Смирнов. Постановлением ВТ войск НКВД Ярославского гарнизона он приговорён к 8 годам лишения свободы.[18] Сам Архиеп. Варлаам (Ряшенцев) в очередной раз арестован в 1941 и приговорён к 10 годам заключения, скончался 20 февраля 1942 в тюрьме № 1 Вологды.
В Подмосковье к 1941 было не менее десяти катакомбных священнослужителей. Часть из них: прот.Пётр Шипков, архимандриты Иеракс (Бочаров) и Серафим (Батюков) — признавали духовный авторитет еп.Афанасия (Сахарова), принадлежавшего к «мечевской» группе непоминающих. Одна из прихожанок архим.Серафима (Батюкова), тайно служившего в Загорске, вспоминала: «На вопрос «Кто победит?», который задавали ему все, он отвечал: «Победит Матерь Божия». Многие задавали вопрос — как молиться об исходе войны. Батюшка отвечал: «Молитесь: да будет воля Твоя!»... «Ни один христианин такого креста не примет», — сказал батюшка и начертал в воздухе знак свастики».[19] Архимандрит умер 19 февраля 1942. Остальные священнослужители этой группы были арестованы 6 ноября 1943. Через день, 7 ноября, в Ишиме был арестован находившийся в ссылке в Омской обл. еп.Афанасий (Сахаров). Все они обвинялись в контрреволюционной деятельности в составе общесоюзной организации «Антисоветское церковное подполье». По этому делу, кроме еп.Афанасия, прот.Петра Шипкова и архим.Иеракса (Бочарова), проходили также мон.Ксения (Гришанова) и Н.В.Тропани, оставившая подробные воспоминания. 14 июля 1944 они были приговорены к 5-8 годам заключения и отправлены в Мариинские лагеря (Кемеровская обл.).[20]
Советские власти, наряду с улучшением отношения к Московской Патриархии, с осени 1943 усилили преследования тайных священнослужителей. В 1944 большая часть истинно-православных на неоккупированной Европейской части СССР была депортирована или заключена в лагеря. В последующие два года происходило жестокое преследование истинно-православных на бывших оккупированных территориях. В «особой папке» Сталина, хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации, содержится документ о депортации ИПХ в 1944. Берия 7 июля в своём секретном письме на имя Сталина отмечал, что на территории Воронежской, Орловской и Рязанской областей было выявлено несколько организаций истинно-православных христиан, но арест активных участников не оказал должного воздействия на других членов, поэтому целесообразно провести их массовое выселение. 15 июля 1944 одновременно из 87 населённых пунктов 1673 человека были вывезены на восток.[21]
Это был, вероятно, единственный пример массовой депортации русского населения в тот период. Рост влияния Катакомбной Церкви в первые годы войны серьёзно обеспокоил высшее руководство страны. Так, в спецсообщении начальника УНКГБ по Пензенской обл. (июнь 1943) говорилось о деятельности более 20 нелегальных и полулегальных групп, устраивавших моления на частных квартирах.[22] В докладной записке председателя Совета по делам РПЦ Карпова на имя Молотова от 5 октября 1944 подчёркивалось: «В областях с незначительным количеством действующих церквей и в районах, где нет церквей, отмечается массовое распространение групповых богослужений в домах верующих или под открытым небом... причём в этих случаях для совершения обряда верующими приглашается не состоящее на регистрации духовенство... В своей значительной части актив таких церковных незарегистрированных групп и духовенство, в них состоящее, оппозиционно настроены по отношению к легальной патриаршей православной церкви, осуждая последнюю за лояльное отношение к советской власти и за патриотические позиции в своей деятельности. Большое количество верующих-фанатиков, находясь под влиянием этих групп..., в своих настроениях резко отличаются от групп верующих, находящихся под влиянием патриотически настроенного духовенства легальной церкви. Это же положение влечёт за собой всякого рода «рецидивы» значительного оживления религиозных настроений в виде так называемого «обновления» икон, распространения «святых» писем, ...а также агитации о гонении в СССР на религию и церковь...»[23]
Но уже в скором времени ситуация изменилась. Появившаяся возможность легально совершать религиозные обряды, открывать храмы способствовала постепенному росту и преобладанию Московской Патриархии. Согласно свидетельству историка И.Андреева, после интронизации патр.Алексия в феврале 1945 духовенство, находившееся в лагерях, прошло специальную «перерегистрацию», во время которой спрашивали, признают ли заключённые нового патриарха. Непризнававшие священнослужители были приговорены к увеличению срока наказания или расстрелу, а признавшие нередко получали досрочное освобождение и назначения на приходы.[24]
Перед нелёгким выбором оказались в это время различные группы и течения непоминающих. С кончиной Патриаршего Местоблюстителя Петра и избранием патр.Алексия как бы отпадало одно из оснований для противодействия — «узурпация» первосвятительской власти митр.Сергием, хотя прежняя практика в отношениях с государством была продолжена и новым первоиерархом.
В итоге к Московской Патриархии присоединились многие непоминающие. Важную роль здесь сыграло отступление имевшего значительный авторитет среди катакомбников еп. Ковровского Афанасия (Сахарова). В 1955 в письме к духовной дочери он так вспоминал события десятилетней давности: «...когда в 1945 году, будучи в заключении (в Мариинских лагерях), я и бывшие со мной иереи, непоминавшие митр.Сергия, узнали об избрании и настоловании Патриарха Алексия, мы, обсудивши создавшееся положение, согласно решили, что так как кроме Патриарха Алексия, признанного всеми Вселенскими Патриархами, теперь нет иного законного Первоиерарха Русской Поместной Церкви, то нам должно возносить на наших молитвах имя Патриарха Алексия как Патриарха нашего, что я и делаю неопустительно с того дня».[25] Эта группа священнослужителей послала Алексию поздравительное письмо с просьбой принять их в общение. Еп.Афанасий написал также послание в катакомбные общины и скиты с призывом присоединиться к Московской Патриархии. Кроме того, в марте 1945 он обратился к Алексию с прошением возбудить ходатайство перед правительственными органами о замене ему пребывания в лагере заключением в одну из московских тюрем с предоставлением возможности работать там с богослужебными книгами. Ответа он не получил, а 30 августа 1946 в лагере был вновь арестован и отправлен в Мордовию. Освобождён был еп.Афанасий только 18 мая 1954.[26]
Многие представители иосифлян к середине 1940-х окончательно потеряли свою обособленность. Часть выживших в лагерях известных иосифлянских деятелей примирились с Патриархией: протоиереи Василий Верюжский, Алексей Кибардин, Василий Венустов, Константин Быстреевский и др. За ними последовала их прежняя паства. Так, в 1945 в Гатчине под Ленинградом при местном действующем соборе возникла община бывших иосифлян во главе с о.Петром Белавским. близким когда-то к Архиеп.Димитрию.
К таким бывшим иосифлянам представители властей относились недоброжелательно. Например, в апреле 1951 Ленинградский уполномоченный Совета по делам РПЦ А.И.Кушнарёв с явным недовольством писал председателю Совета: «Верюжский, б.настоятель храма «Воскресения на крови», был репрессирован в своё время как заядлый иосифлянин и, по возвращении в Ленинград, ни разу не служил, продолжая оставаться враждебным Советской власти и не желая участвовать в богослужениях, на которых за Советскую власть молятся. Несмотря на это, или в уважении к этому, патриархия всячески поддерживает Верюжского. Ему дали в Москве учёную степень доктора богословия, первую в Советском Союзе, его усердно желали продвинуть профессором в ЛДА, и только несогласие властей воспрепятствовало этому протежированию...».[27]
Бывший настоятель главного иосифлянского храма всё же стал профессором Ленинградской Духовной академии. Но некоторые примирившиеся с Патриархией священнослужители в конце 1940-х — начале 1950-х были осуждены. Прот.Алексий Кибардин, служивший настоятелем Казанской церкви в Вырице с августа 1945, был арестован 21 января 1950 и приговорён к 25 годам лагерей.[28]
Другая часть иосифлян, до конца оставшаяся непримиримой, полностью слилась с катакомбниками, составив в их среде особую традицию. Так, два иосифлянских епископа Роман (Руперт) и Модест (Васильков) участвовали в состоявшемся в ноябре 1948 под Ташкентом тайном Соборе Катакомбной Церкви. Его каноны, предававши анафеме сергиан и патр.Алексия, подписали восемь архиереев лично и ещё пять — через представителей. Принадлежали они в основном к андреевцам и даниловцам.[29]
К числу непримиримых относилось большинство бывших «буевцев». Центральное Черноземье России (второй по значению регион деятельности иосифлян) стало основной «базой» Катакомбной Церкви. Это признавали и советские исследователи. В 1967 А.И.Клибанов писал, что «здесь находился наиболее значительный и активный очаг этих течений [ИПЦ и ИПХ], распространявшихся и далеко за пределы Чернозёмного Центра» (прежде всего Тамбовской, Воронежской, Липецкой, Рязанской областей).[30]
Религиозное возрождение в годы Второй мировой войны самым непосредственным образом повлияло и на оживление деятельности «буевцев», тем более что значительная часть территории, на которой они жили, подверглась оккупации. Особенно заметно это оживление проявилось в Тамбовской и Липецкой областях. На Тамбовщине в 1940-е была предпринята попытка восстановить единую организацию. Её идейная и организационная преемственность с иосифлянскими группами начала 1930-х несомненна. Советский идеолог Л.Н.Митрохин, изучавший на материале специальных экспедиций Института истории Академии Наук СССР данную проблему, писал: «Среди деятелей ИПЦ этого времени мы постоянно встречаем или активных буевцев, или людей, в своё время связанных с ними».[31] Например, отбывшая срок заключения руководительница «буевской» группы в Мичуринске (Козлове) в 1931-1932, П.П.Филатова организовала там же новую группу в 1940-е.
Воссозданные группы концентрировались вокруг небольших «домашних» монастырей, во главе которых обычно стояли монахини. В этих монастырях тайно проводились моления верующих по 10-12 человек. Л.Н.Митрохиным были собраны данные о 98 активистах ИПЦ 1949-1950 в Мичуринске. Сведения о роде занятий имелись на 62 человека: 45 из них были монахинями, 8 — бывшими торговцами и 9 без определённых занятий. Лишь 8 человек были моложе 40 лет.[32] Несмотря на преемственность, в деятельности сторонников ИПЦ конца 1940-х появились качественно иные черты. Она вся проходила в подполье, в условиях строгой конспирации. Так как до 1940-х в некоторых храмах Центрального Черноземья ещё служили священники, не поминавшие советскую власть и митр.Сергия, эти церкви посещали и иосифляне. К концу войны таких храмов уже не осталось, во вновь открывшиеся церкви пришли священнослужители, признававшие Московскую Патриархию. Последователи ИПЦ остались с относительно небольшим количеством священников и почти без иерархов. Полное прекращение легальной деятельности способствовало отказу не только от государственной регистрации общин верующих и духовенства, но и от выполнения ряда других советских правил: участия в выборах, различных общественных мероприятиях, подписке на займы и т.п. В 1950-1951 большинство групп ИПЦ в Тамбовской обл. было разгромлено, лишь немногие из них, в основном в городах, сохранились к началу 1960-х.[33]
Параллельно с угасанием Истинно-Православной Церкви на Тамбовщине в 1940-1950-е активно действовали и гораздо более многочисленные группы истинно-православных христиан, включившие в свой состав и многих мирян — бывших «буевцев». Историк З.А.Никольская, изучавшая истинно-православных христиан Тамбовской обл., отмечала, что в 1932 в сёлах Отьясы и Малые Пупки Сосновского района существовали организации ИПЦ, к началу 1940-х они в основном распались, и к середине десятилетия на их основе возникли группы истинно-православных христиан. Подобный процесс происходил в с.Кочетовке Хоботовского р-на, с.Чутановке Кирсановского р-на и др.[34]
Значительная активизация тамбовских истинно-православных христиан проходила под непосредственным воздействием и руководством их липецких единомышленников. В этой области влияние «буевцев» в 1930-е было слабее. Истинно-православные христиане имели здесь авторитетных священнослужителей: Еп.Уара (Шмарина), священника Михаила Венцова и др. Последний из них, архим.Митрофан служил в Липецке до 1943, когда был арестован за «антисоветскую проповедь». «Буевцы» уже в конце 1930-х в Липецкой обл. практически растворились в общей среде истинно-православных христиан. Накануне войны, по данным религиоведа А.И.Демьянова, численность истинно-православных христиан в Дубовском, Краснянском и ряде других районов Липецкой обл. доходила до 400 человек. Нападение Германии на СССР они рассматривали как карающий меч Господень, посланный для уничтожения советской власти. Мобилизованные истинно-православные христиане отказывались принимать присягу, брать в руки оружие, дезертировали с фронта, не являлись на призывные пункты. После разгрома фашистов в Курской битве некоторые их проповедники разъясняли верующим: «Господь удаляет свой меч, чтобы этим испытать своё стадо, насколько оно твёрдо верит в него, нет ли среди этого стада слабых духом, и что господень меч удалён потому, что мы не от всей души каялись в грехах своих».[35] Многие истинно-православные христиане в этот период выходили из колхозов, уклонялись от участия в сельскохозяйственных и оборонных работах, не платили налоги, не подписывались на займы. В 1944 несколько десятков истинно-православных было выселено в Сибирь.
Активизацию катакомбников в конце 1940-х в областях Центрального Черноземья, прежде всего в Тамбовской, некоторые советские историки считают третьей, последней волной оживления ИПХ, новым этапом с заметным ростом групп истинно-православных христиан и усилением проповедничества.[36] Другие (А.Клибанов, З.Никольская, Л.Митрохин) — даже самим фактом рождения ИПХ. Успеху катакомбников способствовала высокая доля единоличников среди сельского населения Тамбовской обл. — 10-15%, а также их лучшее, по сравнению с колхозниками, экономическое положение. В 1947-1948 в 13 районах Тамбовской обл. сложились три основных очага деятельности истинно-православных христиан, в основном на севере. На первом этапе большинство руководителей-мирян было выходцами из Липецкой обл.: В.Д.Титов, П.Мордасов, П.Половинкин, Е.Прибыткова и др. Священнослужителей было очень мало, и в качестве пастырей служили проповедники и «старшие братья по духу», странствовавшие по области. Группы истинно-православных христиан включали, как правило, жителей одного населенного пункта и состояли из 10-15 человек. Во главе их находились «старший брат» или «старшая сестра». Общим руководителем истинно-православных Тамбовской и Липецкой областей считался В.Д.Титов, от которого исходила большая часть обращений и воззваний, широко расходившихся в списках. Но в его «Беседах о разных вопросах к сомневающимся на пути спасения» подчёркивалось: «Мы получили слова наставления от наших пастырей... Слово-проповедь было сказано во храмах ко христианам из уст Епископа Уара и архимандрита Митрофана».[37]
Существенной особенностью тамбовских истинно-православных христиан являлось присутствие в их составе значительного количества молодёжи. Например, в Мичуринском районе в конце 1940-х из 83 руководителей 53% были младше 30 лет, а старше 50 — лишь 14,5%. В семи районах области возникли группы юношей, в основном из детей истинно-православных или сочувствовавших им. На них проповедниками возлагалась пророческая миссия, изложенная в «Новом Завете»: «И будет в последние дни... пророчествовать сыны ваши и дочери ваши и юноши ваши будут видеть видения...»[38] Молодые истинно-православные христиане, по свидетельству советских исследователей, являлись даже более враждебными к установившемуся в обществе порядку, чем большинство старых. Часть из них приняла обет безбрачия. Во многих отношениях они пересматривали прежнюю «умеренную» политику и в некоторых смешанных по возрасту группах брали на себя руководство. А.Демьянов отмечал, что если в 1930-е считалось грехом участие только в колхозном производстве, то в 1940-1950-е — на всех государственных предприятиях и в учреждениях. До войны детям истинно-православных разрешалось учиться до 4-го класса, а в послевоенное время в большей части семей учёба в школе запрещалась полностью. На этой почве возникали конфликты радикальных и более «умеренных» катакомбников, приводившие к расколу некоторых групп.[39] Несомненно, что здесь советские авторы описывали процесс трансформации части иосифлян-буевцев в ИПХ и радикализации их взглядов под влиянием молодёжи, принявшей традиционную идеологию истинно-православных христиан, относительно мало распространенную в 1930-е в Тамбовской области. Высокая доля молодых людей среди истинно-православных христиан — от 30 до 60% — существовала в конце 1940-х и в других районах Центрального Черноземья. Например, в Липецкой обл. из 288 обследованных катакомбников 116 — 40,5% были моложе 30 лет. А.И.Клибанов признавал: «Молодёжь составила весьма деятельную организаторскую и проповедническую силу истинно-православных христиан в Тамбовской, Липецкой, Рязанской и Воронежской областях».[40]
Местом общения истинно-православных христиан служили «святые источники», которых в Центральном Черноземье около 80: «Мамонтовское озеро», «Источник и камень святого старца Симеона» и др. Источник «Трёх дубов» в с.Горелое Тамбовской обл. даже постепенно стал постоянно действующим храмом. Здесь развесили иконы, а на время богослужений устанавливалась деревянная разборная церковь. Отношение к местным властям было, как правило, враждебным. В 1949 руководитель ИПХ в с.Устье Мичуринского района Силаев организовал покушение на председателя сельсовета, а 30 августа 1953 в с.Стаево произошло вооруженное столкновение с группой В.Ряховских, в результате которого было сожжено 14 домов, убито и тяжело ранено 6 человек.[41] Общая численность истинно-православных христиан Тамбовской обл. в конце 1940-х, по оценке советских исследователей, составляла 1 тыс.человек, а в Центральном Черноземье — около 3 тысяч. Эти цифры, вероятно, занижены во много раз, но можно в основном согласиться с мнением З.Никольской, что в начале 1950-х количество ИПХ на Тамбовщине сократилось наполовину.[42]
Дело в том, что в 1950-1953 по всей стране прошли аресты катакомбников. Только в сентябре 1950 постановлениями ВТ войск МВД были осуждены несколько десятков истинно-православных христиан, группы в Ярославской, Тамбовской и Рязанской областях, причём в ходе операции по аресту членов последней группы было убито двое её руководителей.[43] Весной-летом 1951 в Рязанской обл. Совет по делам РПЦ проводил специальную проверку. В итоговой докладной записке отмечалось, что количество выявленных нелегальных молитвенных домов сократилось по сравнению с 1949 в два с половиной раза: со 190 до 120 в 1950 и 77 на 1 апреля 1951.[44]
В Костромской обл. 27 марта 1951 был арестован о.Феодор Смирнов, в 1945 освобождённый досрочно по болезни. «Смирнов убеждённый церковник-фанатик. Постоянного места жительства не имеет, ведёт бродячий образ жизни, всё время ходит по селениям Буйского, Ореховского и др.районов... он мне отвечал так: “По специальности фельдшера работать не буду потому, что я не доверяю Советской власти, снова подберут материал и попаду в лагерь. Служить в церковь тоже не пойду, потому что не доверяю архиерею, он идёт вместе с Советской властью и тоже через него могу попасть в лагерь...” В заключение должен добавить, что Смирнов среди церковников гор.Буй пользуется авторитетом...» (протокол допроса священника Алексия Артамонова). 18 октября о.Феодор Смирнов был приговорён к 10 годам лагерей. Одновременно было заведено дело тайной женской монашеской общины иосифлянской традиции (14 человек).[45]
В Воронежской обл. сохранившиеся катакомбные общины ИПХ и ИПЦ с 1943 по 1966 возглавляли известные иосифлянские деятели — архим.Никандр (Стуров), иеромон.Анувий (Капинус) и прот.Иоанн Андриевский. Архим.Никандр и иеромон.Анувий были освобождены из лагеря в 1943 и сразу же поселились в Воронеже. О значительном распространении деятельности истинно-православных в области свидетельствует справка отдела пропаганды и агитации Воронежского обкома ВКП(б) от 9 апреля 1948, составленная в ответ на специальный запрос соответствующего управления ЦК.[46]
Основную часть истинно-православных в Воронеже окормлял до своей смерти в середине 1950-х архим.Никандр (Стуров). Иеромон.Анувий (Капинус) организовал собственную тайную группу, но 4 января 1951 был арестован и приговорён к 10 годам лагерей. В обвинительном заключении по его делу указывалось: «Капинус А.А. являлся руководителем антисоветской организации так называемых истинно-православных христиан, созданной им в целях саботирования проводимых правительством мероприятий, и занимался активной контрреволюционной деятельностью, направленной на вовлечение в организацию новых лиц и обработку их в антисоветском духе».[47]
С 1956 воронежских катакомбников возглавлял вернувшийся из ссылки прот.Иоанн Андриевский, принявший вскоре монашеский постриг с именем Иларион. В том же году из лагеря был освобождён и иеромон.Анувий, он вернулся в Воронеж и был там тайно пострижен в схиму с именем Амвросий. Иеромон.Иларион скончался 26 июня 1961, перед смертью он обратился к о.Амвросию со словами: «Со дня раскола Церкви каноническое Православие не было прервано, эта золотая ниточка жива, все церковные дела передаю вам до появления православного епископа. А искать такового надо!»[48]
Вплоть до своей кончины 14 октября 1966 иеромон.Амвросий (Капинус) окормлял Воронежскую и ряд других общин, оставшихся без священников. Канонического тайного епископа ему найти так и не удалось. Мон.Маргарита (Чеботарёва) позднее вспоминала, что с 1966 «...в Воронеже православных катакомбных священников уже не было. С требами приходилось ездить по всем сторонам. Бывало, попадали и на неканонических, сомнительных и самозванцев...»[49]
Ленинград как центр иосифлянства после войны утратил особое значение для ИПЦ. Сказались особенно жестокие репрессии, усиленный контроль за религиозной жизнью города и массовая смертность в период блокады. Население Ленинграда, по сравнению с довоенным, существенно обновилось, однако полностью искоренить катакомбные общины в нём не удалось. Большую группу сторонников ИПЦ возглавлял освобождённый в 1955 из лагеря прот.Михаил Рождественский.* В 1957 он поселился в Брянской обл., но продолжал окормлять свою паству в Ленинграде. В 1962 о.Михаил снова был арестован. Скончался он 10 сентября 1988, и на несколько лет его община осталась без священника. Из 28 тайных архиереев иосифлянского поставления почти все погибли ещё в 1930-1940-е, и лишь двое дожили до 1960-х: Еп.Роман (Руперт), скончавшийся в 1964, и Еп.Модест (Васильков), — в 1971.[50]
* Брат новомученика о.Измаила Рождественского.
В Ленинграде после войны было три основных места поклонения сторонников ИПЦ — захоронения святых Иоанна Кронштадтского и Ксении Петербургской, а также большой мозаичный образ распятого Христа на стене храма Воскресения Христова. В конце 1940-х — 1950-е к ним совершалось паломничество, нередко из отдалённых мест России и зарубежья. В антирелигиозной книге Юдина Н.И. (1962) признавалось существование последователей Истинно-Православной Церкви, организованной Митр.Иосифом и подчёркивалось: «Примером наглого и беззастенчивого нарушения советского законодательства является организация паломничества верующих к бывшей церкви “Спаса-на-Крови”».[51] Указывалось, что возле образа Христа появились горшочки с живыми цветами, на гвоздиках и выступах — расшитые полотенца и яркие ленты. Постоянно стоявшие там женщины рассказывали о чудесах, знамениях и случаях, происходивших у «Христа распятого», в том числе о «стонах убиенных». А в одну из пасхальных заутрень вокруг здания храма был устроен крестный ход с зажжёнными свечами и пением пасхальных тропарей.[52] В срочном порядке в соборе начали реставрацию, его покрыли лесами, обнесли глухим высоким забором, который стоял до 1997.
Деятельность нескольких десятков. а возможно и сотен, бывших иосифлянских общин, влившихся в Катакомбную Церковь прослеживается до 1970-х. Причём нередко их деятельность выходила за границы прежнего ареала распространения, в основном в восточном и южном направлениях (перемещаясь в места ссылок, депортаций и т.п.). В февральской 1961 докладной записке УКГБ по Карагандинской обл. в ЦК КПСС обращалось внимание на активизацию ИПЦ с середины 1930-х. В августе-сентябре 1956 в Темиртау и трёх районах Караганды были организованы общественные суды над активистами (41 человек, в том числе 6 руководителей групп). Больше половины из них были приговорены к выселению из области на 5 лет. Некоторые члены общин были лишены родительских прав. Алма-Атинская киностудия сняла специальный агитационный фильм «Душа из мрака». Однако и в начале 1960-х деятельность нелегальных групп ИПЦ (общей численностью более 250 человек) продолжалась в пяти рабочих посёлках и Темиртау. Возглавлял их отбывший срок заключения известный «буевец» архим.Александр (Филиппенко). Несмотря на репрессии, существовали тайные монашеские женские общины, молитвенные дома и довольно крупный подпольный монастырь на ст.Металлургической. Истинно-православные уклонились от переписи 1959, отказывались от получения советских документов, службы в армии, участия в общественной жизни. В сентябре 1960 все руководители карагандинских общин были арестованы.[53]
В советской, а затем и в зарубежной историографии в последние десятилетия (прежде всего под влиянием исследований А.И.Демьянова) утвердилась точка зрения, что ИПХ и ИПЦ — это не самостоятельные течения, а одно общее, и двух параллельных организаций в истинном православии никогда не существовало. А наименование «истинно-православные христиане» употреблялось по отношению к тем общинам, которые не имели священников. Поскольку очень редко удавалось заменить арестованного священнослужителя, всё большее число катакомбных церквей превращалось в группы мирян-ИПХ.[54] Пришедший к аналогичному выводу эмигрантский историк М.Бернштам писал: «В 1920-е — 1930-е годы, когда год за годом насильственно прерываются даже тайные связи сельских православных общин тихоновской ориентации в Центральном Черноземье с иерархией и священством той же ориентации в религиозных и административных центрах, а... потом с 1945 года, когда после смерти Патриарха Сергия часть членов иосифлянских групп и Катакомбной Церкви столиц признаёт Московскую Патриархию и Патриарха Алексия, — сельские истинно-православные группы в Тамбовщине, Воронежской, Липецкой и Рязанской областях остаются без священников и выделяются в самостоятельные и сепаратные внецерковные православные организации...»[55]
Однако когда А.И.Демьянов в 1970-х — начале 1980-х проводил исследования в Центральном Черноземье, различия между ИПЦ и ИПХ уже практически полностью стёрлись. Он был вынужден отметить, что в некоторых районах «всё ещё сохранилось ничем не обоснованное деление» на эти течения, существовали и существуют истинно-православные, «именующие себя последователями ИПЦ».[56]
В конце 1950-х — начале 1960-х, в период религиоведческо-социологических экспедиций Института истории АН СССР, граница между ИПХ и ИПЦ была ещё четкой, и участники экспедиций без колебаний считали их отдельными движениями, в то же время подчеркивая идеологическую связь. Они полагали, что группы ИПХ появились впервые только в годы Великой Отечественной войны, сначала в Рязанской, Воронежской, Липецкой, а с 1947 и в Тамбовской областях в среде крестьян-единоличников. А.И.Клибанов писал, что «на позднем этапе существования ИПЦ из неё выделилось течение ИПХ, и оно в религиозном наследии ликвидированного класса кулачества почерпнуло больше, нежели в идеологии тихоновщины-буевщины».[57] То есть отмечалось, что у истоков будто бы возникшего нового движения стоят, помимо ИПЦ, и катакомбные группы 1930-х. Отмечалось также параллельное существование ИПХ и ИПЦ в 1940-1960-е.[58]
А.Клибанов, З.Никольская и Л.Митрохин сделали свои выводы на материале только одного своеобразного региона, поэтому в них содержатся ошибки. Действительно, в Центральном Черноземье в конце 1920-х — 1930-х среди истинно-православных полностью доминировали иосифляне-буевцы, группы же ИПХ в тот период были немногочисленны и имели ограниченное число священнослужителей. Когда же в 1940-е начался рост этих групп, в том числе и за счёт бывших «буевцев», то у ряда советских исследователей сложилось представление, что возникло новое движение. В других регионах, например, на Урале и в Башкирии, где влияние иосифлян почти не ощущалось, а большая часть катакомбного духовенства ещё в 1930-е принадлежала к ИПХ, такая версия остаётся правомерной. На материале большинства республик и областей СССР не представляется возможным сделать вывод о появлении в период войны внецерковного православного движения.*
* Рассуждения автора об отличии ИПХ от ИПЦ оставляются, хотя они и не верны (ред.)
Иосифлянские общины, после войны окончательно влившиеся в Катакомбную Церковь, существовавшую уже более двух десятилетий, постепенно всё больше теряли свою обособленность. Все былые разногласия со временем сглаживались. Ещё в 1937 был расстрелян в Магнитогорской тюрьме Патриарший Местоблюститель митр.Пётр, и вопрос о признании его главой Церкви потерял актуальность. Легальная деятельность стала полностью невозможной, и, соответственно, ужесточилась позиция последователей ИПЦ по отношению к выполнению государственных законов и к Московской Патриархии, храмы которой стали называться «капищами антихриста». Правда, бывшие иосифляне никогда не доходили до таких высоких подвигов, как значительная часть ИПХ: молчальничество, принятие обета безбрачия, употребление в пищу продуктов, изготовленных собственноручно или дикорастущих, и т.п.
Таким образом, хронологическими рамками иосифлянства являются 1927 — середина 1940-х, в то время как Катакомбная Церковь смогла просуществовать до наших дней и получила возможность легализовать свою деятельность. Иосифлянство потерпело поражение прежде всего вследствие резко антирелигиозной, бескомпромиссной политики советского режима в конце 1920-х — 1930-е. В этих обстоятельствах оно теряло все шансы на успех. Его тактика привлечения на свою сторону духовенства, назначения священников и епископов для других епархий была обречена на поражение в условиях советской действительности тех лет. Трагедия иосифлян наглядно показала невозможность третьего пути для Православной Церкви в СССР: легального (а не катакомбного) существования мощной оппозиционной Московской Патриархии и государственной власти религиозной организации. Однако борьба иосифлян показала силу нравственного сопротивления русского народа утверждавшемуся тоталитарному режиму, породила целый сонм великих новомучеников и исповедников.
Разгром Русской Церкви в 1920-1930-е, в том числе уничтожение оппозиционной части духовенства, среди которой заметное место занимали иосифляне, её внутренний кризис в результате включения в систему тоталитарного общества стали трагедией не только для неё, но и для всего народа России.