Вид г.Туруханска (пос.Полой, на 250 км севернее)
Епископ Дамаскин, архиепископ Николай (Добронравов) и епископ Иоасаф (Удалов) были направлены в Нарым, но, когда они добрались до Новосибирска, их отправили в Туруханский край[1], поскольку документы запоздали к месту пересылки. Посланный в Секретный отдел ОГПУ из Сибири документ, датированный 17 (7?) июля 1926 г., гласил:
Прибывшие в наше распоряжение согласно постановления Особого Совещания при Коллегии ОГПУ административно высланные в Сибирь церковники: 1) Добронравов Н.П., 2) Цедрик Д.Д., 3) Удалов И.И., 4) Токаревский В.П., 5) Матвеев К.А. ввиду опоздания Вашего отношения, в котором означенных лиц Вы предлагаете отправить в Нарым, нами отправлены в Туруханскую ссылку[2].
По словам Е.Н.Лопушанской, епископ задержался в Красноярске. Поселился он в семье одного местного священника, затем переехал на другую квартиру, предоставленную двумя верующими женщинами. Он служил в храмах города. Духовенство Красноярска, как писала Е.Н.Лопушанская, «с чрезвычайной предупредительностью отнеслось к ссыльному епископу, ожидавшему отправки за Полярный круг. Монахи и монахини многочисленных монастырей этого города и его окрестностей, на которые советская власть еще не наложила свои руки, очевидно, за дальностью расстояния, сочли своим долгом побывать у епископа Дамаскина и получить его благословение. Как рассказывал келейник, епископ Дамаскин снискал такое расположение красноярских верующих, что и его, подростка, все приняли с распростертыми объятиями, когда он по дороге в Полой остановился в Красноярске»[3]. В этом городе у владыки установились дружеские отношения с епископом Красноярским и Енисейским священномучеником Амфилохием (Скворцовым).
Вид г.Туруханска (пос.Полой, на 250 км севернее)
Приблизительно в августе 1926 г. епископ Дамаскин добрался до Полоя. Е.Н.Лопушанская пишет, что владыка в сопровождении конвоя отправился к месту ссылки, как только замерз Енисей, на собаках. Таким образом епископ добрался до Туруханска, а оттуда уже без конвоя был отправлен в станок (поселок) Полой, где он жил с лета 1926 по ноябрь 1928 г.
Поселок находился за Северным Полярным кругом на пологом берегу Енисея. Местность отличалась особой величественной красотой и чрезвычайно суровыми климатическими условиями. До революции завезенные сюда переселенцы, снабженные орудиями труда, хлебом и скотом, разбегались или умирали с голоду. Енисей в этом месте достигал ширины 4-5 километров. Полярная ночь длилась несколько месяцев.
Весь станок состоял из двух изб, где жили пожилой охотник, два его сына и семья одного из сыновей. В этих избах поселились архиереи, приехавшие с епископом Дамаскином. Владыка избрал для жилья нежилую, разрушенную хибарку, которую с помощью приехавшего с ним иеродиакона сам починил.
Одним из архиереев, оказавшихся в станке Полой вместе с епископом Дамаскином, был архиепископ Николай (Добронравов) — «суровый и неприветливый» (Е.Н.Лопушанская), другой, судя по всему епископ Иоасаф (Удалов), — «нежный и красивый», как охарактеризовал его келейник епископа Дамаскина[4]. Владыка писал:
Никто из Архиереев не попал в столь дикие условия ссылки, как мы здесь. Первые 5 месяцев полного разобщения с миром были для меня весьма и весьма тяжелы в материальном отношении, но не в духовном.
В начале декабря пришла почта. Друзья прислали владыке муку и вино для совершения литургии, сахар, масло, керосин, деньги, из Москвы были получены необходимые инструменты. «Сразу же испек просфоры (прекрасные удались!), напекли хлеба, калачей, пирогов, купили молока, наварили кутьи, взвару, — все пошло по-другому. Сегодня и завтра служу литургию, а все вы, близкие сердцу моему, окружаете меня вокруг престола (специальный сделал я для службы)»[5], — писал епископ. Владыка из чистого платка с начертанным на нем крестом сделал антиминс, воспользовавшись частицей мощей из своего наперсного креста.
4 декабря (вероятно, по старому стилю, т.е. на свои именины) владыка отслужил первую литургию. Он писал, что «после нее вышел обновленным, поздоровевшим, успокоенным настолько, что все скорби показались совершенно ничтожными»[6].
Владыка много читал, работал; имея опыт в области медицины, лечил местных жителей. Благодаря посылкам у изгнанников появились продукты, топливо, они расплатились с долгами. Святитель даже взял к себе в дом еще более нуждавшегося и беспомощного ссыльного.
В письмах он просил прислать иерейский молитвослов, Минею праздничную, восковых свечей, ладану, крестиков, иконку Святой Троицы. Его настроение уже в те годы проникнуто предчувствием последних времен. Он постоянно зовет к бодрствованию: «Не замыкайтесь в деревянном покое, не засыпайте, будем носителями мировой скорби. Момент великий, страшный, но приводящий к славе»[7]. Понятие «мировой скорби», пришедшее от западной философии, сплетается в его письмах с чисто русскими апокалипсическими идеями.
В рождественском письме к черниговской пастве он более подробно выражает свои взгляды. Епископ уверен, что испытания, ниспосланные Богом, необходимы.
Без них было бы полное угасание духа живой веры, полное принижение Церкви и смерть духовная многих и многих, может быть, всего мира. В скорбях же мы вновь обрели веру живую, полнее уяснили себе истину спасения во Христе и человека в Церкви, осознали сущность пастырства и церковного единства. Горизонты нашего сознания расширились до мирового, всемирного. А вкушение духовных радостей в скорбях, соприкосновение с вечностью, ощущение бессмертия, а дивные дела силы Божией и близость Его к нам, а невыразимая радость в страданиях и духовный восторг в смерти! Каким иным путем стало бы это для нас доступно?[8]
Владыке помогали друзья и знакомые из Киева, Чернигова, Москвы, других городов. Проживавший на Черниговщине писатель С.А.Нилус отправлял епископу собранные деньги[9]. Из города Стародуба посылал посылки протоиерей Константин Горский.
 Домик на берегу Енисея |
Наконец кончилась полярная зима. «Мы здесь сейчас “наслаждаемся” летом, — писал владыка, — в полдень “на припеке” 8°, в прочее же время до 2°; это все не избавляет нас от 3-й египетской казни — комаров и мошек, не дающих покоя нигде и никогда, весьма понижающих настроение наше, не дающих даже покойно помолиться; лишь в густом дыму на время избавляемся от этих милых созданий. Ждем с нетерпением, когда с концом 3-месячного дня наступят морозы. Тогда мы вновь сможем возобновить успокоительные, иногда полные духовного настроения прогулки. Я же живу твердой верой в близкое возвращение к нашей общей и святой работе на ниве Христовой. Мир всем»[10].
В Туруханском крае происходит свидание епископа Дамаскина с митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым). Когда состоялась эта первая встреча? Е.Лопушанская пишет, что она произошла зимой, во время следования митрополита Кирилла к новому месту ссылки, в станок Хантайка, но до июльской декларации митрополита Сергия. Она утверждает, что приурочивание свидания епископа Дамаскина с митрополитом Кириллом к периоду после декларации и «уверение, что во время этого свидания были заложены основы катакомбной церкви, — совершенно не отвечают действительности»[11].
Однако митрополит Кирилл был сослан в Туруханский край в апреле 1927 г. Экстренным поездом он был отправлен в сопровождении уполномоченного и конвоира в Новосибирск, откуда доставлен в Красноярск и с первым пароходом отправлен в Туруханск, где узнал о своем месте ссылки — станке Хантайка, в котором проживал до вызова в Туруханск в июне 1929 г.[12] Из этих фактов, сообщенных им на допросе, следует, что встреча могла состояться летом 1927 г., до выхода июльской декларации.
Это подтверждают показания на допросе епископа Иоасафа (Удалова) от 1 декабря 1930 г., где он говорил:
Во время моего заключения и первого года моей ссылки, совпавшего с его [митрополита Кирилла] заключением, наша переписка прекратилась и возобновилась только с приездом его в августе 1927 г. в Туруханский край, по соседству со мной[13].
Это уточнение имеет важное значение, так как указывает на то, что митрополит Кирилл и епископ Дамаскин в 1927 г. еще не имели возможности обсудить декларацию митрополита Сергия и последовавшие за ней документы. Епископ Дамаскин вырабатывал отношение к ним самостоятельно и пришел к единомыслию с митрополитом Кириллом.
Очевидно то, что митрополит Кирилл и епископ Дамаскин почувствовали духовную близость, и с момента их встречи между ними завязались теплые, дружеские отношения.
В ссылку к владыке Дамаскину приезжал Михаил Золотарев, его бывший послушник. Он переписывался с владыкой, помогая ему осуществить связь с украинским епископатом. Вдоль по Енисею располагались другие поселки, принимавшие изгнанников. Общение с ними, по-видимому, было возможным, так как есть сведения о связи и позднейшей переписке с Леонидом Ивановичем Шипуновым, сосланным в станок Карасино за организацию комитета взаимопомощи безработному и сосланному духовенству, бывшим профессором богословия Томского университета протоиереем Иаковом Галаховым, отправленным в станок Потаповский по тому же делу, и другими.
[1] Правильное название местности — Туруханский район Красноярского края.
[2] ЦА ФСБ РФ. Д.Н-3677. Т.3. Л.465.
[3] Е.Л. [Лопушанская E.H.] Епископы-исповедники. С.44.
[4] Там же. С.45. Пребывание епископа Иоасафа в Полое подтверждают и другие факты: например, в своем письме епископу Дамаскину он вспоминает «наш Полонский Енисей» (Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1. Л.58 об.).
[5] Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1. Л.165.
[6] Там же.
[7] ГА РФ. Ф.6343. Oп.1. Д.263. Л.185-187.
[8] Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1.Л.164-166 об.
[9] См.: http://catacomb.org.ua/
[10] Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1. Л.161-162 об.
[11] Е.Л. [Лопушанская Е.Н.]. Светлой памяти епископа Дамаскина и Киевского духовенства // Церковная жизнь (Мюнхен). 1950. № 9-10 (сент. — окт.). С.50.
[12] Архив УФСБ РФ по Красноярскому краю. Д.П-17429. Л.42-42 об.
[13] Журавский А.В. Во имя правды и достоинства Церкви: Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений XX века. М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. С.672.
