Владыка Дамаскин возвращался из Сибири, имея в душе, по его выражению, «постоянную скорбь» о судьбе Церкви, возвращался с надеждой найти разрешение мучительным вопросам и сомнениям. Многое было неясным, особенно волновал вопрос, какие полномочия даны были митрополиту Сергию Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром для принятия столь ответственных решений, как организация Синода, выпуск июльской декларации, новая формула поминовения за богослужением и пр.
И вот со всеми этими вопросами и недоумениями в декабре 1928 г. владыка Дамаскин оказывается в Москве. Конечно, власти не разрешили бы ему задерживаться в столице, но он заболел воспалением легких и получил отсрочку, благодаря которой ему удалось повидаться с митрополитом Сергием и задать ему интересующие святителя вопросы.
Митр.Сергий (Страгородский) |
О том, как протекала беседа, мы узнаём из письма, отправленного владыкой Дамаскином митрополиту Сергию в апреле 1929 г.[1] На вопросы епископа митрополит отвечает, что издание декларации было делом сознательным, добровольным. Но с какой же целью она была издана? Ответ был неожиданным. Митрополит объяснял, что ему удалось то, чего не смогли сделать ни Патриарх, ни митрополит Петр: только те делали шаг вперед, а два назад, митрополит Сергий «разрубил узел». И преемники вынуждены будут считаться с уже свершившимся фактом легализации церкви. Легализация представляла собой серьезную проблему всех лет существования Церкви после октября 1917 г. К ней стремились и ее получали в первую очередь обновленцы. Об условиях ее принятия шли разговоры в Даниловом монастыре в 1925 г. В 1926 г. митрополит Сергий составил проект декларации, где предлагалось решение вопроса без ущемления свободы и достоинства Церкви. Проект не был принят, вместо этого через год была опубликована известная июльская декларация, противоположная по духу первоначальному проекту.
Епископ Дамаскин не хуже других понимал значение легализации, так как не раз он и другие архиереи сталкивались с ситуацией, когда власти отказывали епископу в регистрации и одновременно привлекали его к суду за ее отсутствие. И тем не менее святитель считал грехом приносить в жертву этой легализации независимость Церкви.
В беседе он выразил удивление тем, что митрополит Сергий решился на столь кардинальные перемены в Высшем церковном управлении единолично, без совещания с другими авторитетными иерархами, многие из которых не поддерживали позицию Заместителя. Это были недоумения, возникшие еще в Туруханском крае и не дававшие владыке покоя. Ответа не последовало.
Нарушение установленного церковного строя, недопустимые уступки властям оправдывались... «полезностью» акта выпуска декларации и последующих документов. Преувеличивая положительное значение совершившегося, Заместитель утверждал: «Мы теперь получили возможность свободно молиться, мы легализованы, мы управляем»[2].
Слова митрополита Сергия можно воспринимать как нежелание пускаться в рассуждения на столь болезненную тему. Но, с другой стороны, они наводят на размышления о том, каковы же были представления митрополита Сергия о возможности церковного устроения в условиях богоборческой власти. Образ сломленного возглавителя, распространенный среди некоторой части верующих в России и за рубежом, кажется не вполне убедительным. Еще менее убедительно представление о митрополите, одержимом манией властолюбия. Предыдущие письменные выступления митрополита Сергия, в частности его записка «Православная Церковь и Советская власть (к созыву Поместного Собора Православной Российской Церкви)»[3] позволяют предполагать, что, поставив своей целью добиться легализации, митрополит Сергий сознательно шел на превышение полномочий, на унизительный компромисс с властями. Иного пути для существования церковной организации в Советской России митрополит Сергий не видел. Епископ Дамаскин видел — это были нищета, мучения, смерть. Его послания этих лет полны подобных размышлений и призывов к пастве.
Он писал:
Если издали я еще предполагал возможность данных, коими бы оправдывалось поведение его, то теперь и эти предположения рушились — теперь никаких оправданий у меня для митр[ополита] Сергия нет[4].
Он убедился, что новая церковная политика была вполне сознательным решением митрополита Сергия, выражающего его видение ситуации и путей выхода из нее с наименьшими, с его точки зрения, потерями для Церкви.
[1] «Совершается суд Божий над Церковью» // Богословский сборник. 2002. Вып.9. С.349-368. В публикации ошибочно указан год написания послания — 1928-й вместо 1929-го.
[2] ГА РФ. Д.6343. Д.263. Л.103.
[3] См.: Следственное дело Патриарха Тихона. С.784-804.
[4] См.: Е.Л. [Лопушанская Е.Н.] Епископы-исповедники. С.59.