В мае 1927 г. митрополит Сергий подал властям заявление об учреждении при нем Временного Патриаршего Священного Синода. Предложение не вызвало у властей возражений, и митрополит Сергий издал соответствующий указ. Спустя три месяца, 29 июля, вышла известная декларация, подписанная митрополитом Сергием и членами новосозданного Временного Патриаршего Священного Синода. В ней говорилось:
Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т.д.
От лица всей Церкви митрополит Сергий и члены Синода подписались под выражением «благодарности Советскому Правительству за <...> внимание к духовным нуждам православного населения»... употребив сакраментальную фразу: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой наши радости и успехи, а неудачи наши неудачи»[1], что многими было истолковано как тот факт, что Церковь признаёт «радости» безбожной власти своими «радостями» (хотя встречается и другое толкование, при котором выражение «наши радости» может включать, например, хороший урожай, уменьшение заболеваний, отсутствие войн и пр.). Опубликована декларация была в газете «Известия ВЦИК» 19 августа 1927 г.
17 ноября 1927 г. последовала аналогичная декларация Экзарха Украинской Церкви митрополита Михаила (Ермакова). Текст этой декларации, напечатанный на листовке, изданной очень небольшим тиражом, был обнаружен в архивно-следственном деле Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, хранящемся в УФСБ Тюменской области[2]. В этой декларации, в частности, говорилось:
От лица нашей Украинской Православной Староцерковной иерархии и паствы, настоящим заявляем нашу покорность Социалистической Республике в делах, не касающихся нашей религиозной совести; вменяем себе в обязанность гражданского долга засвидетельствовать перед Соввластью нашу искреннюю готовность быть вполне законопослушными гражданами Советского Союза и не принимать решительно никакого участия в каких-либо организациях, кружках и предприятиях, действующих во вред Союзу; не допускать бесед и проповедей, которые бы заключали в себе политический элемент, твердо обещаем не дать вовлечь Церковь в какую-нибудь политическую авантюру и никому не позволим прикрывать именем Церкви свои политические вожделения. Признаем, наконец, за правило, что всякое духовное лицо, которое не пожелает признать своих гражданских обязанностей пред Советским Союзом, как мы признали, тем заявит, что оно не желает работать вместе с нами на пользу Всеукраинской Православной Старославянской Церкви.
Осуждая и запрещая вмешательство духовенства в дела политические, Церковь Украинская не имеет и не имела никакого решительно общения с духовенством, находящимся в эмиграции, и в своей деятельности совершенно от него не зависима[3].
Далее закономерно следовало осуждение заграничных иерархов. Митрополит Михаил пишет:
В 1922 г. Святейший Патриарх Тихон прислал нам в Киев письмо, осуждающее Митрополита Антония Храповицкого за известный Карловацкий Собор[4]. В письме этом Святейший Патриарх выразил решение, что Митрополиту Антонию «не следует возвращаться в Киев». Собор Епископов Украины под нашим председательством в том же году постановил освободить Митрополита Антония от должности Митрополита Киевского и Галицкого и назначить выборы нового Митрополита. А в дальнейшее время компетентные органы должны озаботиться строжайшим расследованием обстоятельств, предшествовавших и сопутствовавших осиротелости епархий, брошенных бежавшими пастырями и архипастырями, продолжающими до сих пор использовать свое церковное положение в целях не церковных, для справедливого их осуждения[5].
Конечно, не совсем понятно, даже в логике подобных документов, почему компетентные органы должны печалиться об осиротевших епархиях, однако ясно, что этот документ, как и декларация митрополита Сергия, написан под сильнейшим нажимом властей.
25 января 1928 г. в Киеве состоялся съезд епископов Украины, продолжавшийся три дня. На нем были заслушаны доклад Экзарха Украинской Церкви митрополита Михаила (Ермакова) об открытии Патриаршего Управления и Временного при нем Священного Синода, первое и второе послания митрополита Сергия и Временного при нем Патриаршего Священного Синода, а также послание митрополита Михаила об организации Высшего церковного управления и епархиальных управлений на Украине. На съезде присутствовали кроме митрополита Михаила архиепископ Полтавский Дамиан (Воскресенский), архиепископ Харьковский Константин (Дьяков), архиепископ Белоцерковский Димитрий (Вербицкий), епископ Богуславский Георгий (Делиев), епископ Кременчугский Николай[6], епископы Волынские Леонтий и Максим (Руберовский), епископ Подольский Варлаам (Козуля), епископ Пирятинский Димитрий (Галицкий). Эти сведения содержатся в письме «некоего киевлянина», вошедшем в машинописный сборник «Дело митрополита Сергия»[7].
В очерке «Краткая годичная история Русской Православной Церкви, 1927-1928 гг.» об этом событии сообщается следующее:
В январе [1928 г.] митрополит Михаил в Киеве в частной квартире собрал человек 12 украинских епископов. И одно из постановлений сего собрания было представление Митрополиту Михаилу единоличных полномочий на все дела».
Собор также принял решение об увольнении с кафедр всех ссыльных украинских епископов[8].
Однако это решение было принято позже. Священник Анатолий Жураковский на следствии сообщил:
В августе 1928 г. м[итрополит] Михаил совместно с образовавшимся при нем малым собором епископов издал постановление об увольнении ряда епископов, находящихся в ссылке. Этот акт я считал явно антиканонической уступкой принципам мирской, советской юстиции[9].
Крайне тяжелое впечатление, которое произвели на верующих вышедшие документы, можно проиллюстрировать письмом протоиерея Григория Синицкого, которое он послал митрополиту Михаилу в мае 1928 г. В нем были следующие строки:
Мне известно, Вл[адыко], что воззвания-декларации не читались в г.Киеве. Разрешите не объявлять их и у нас. Кому не известно, сколько скорби и разочарования доставило православным душам появление этих документов (декларации м[итрополита] С[ергия], а затем и В[ашего] В[ысокопреосвященст]ва). Только время да наше общее молчание по этому вопросу успокоило настроение православных людей. Те, кто читал эти воззвания, рады забыть об их существовании; кто не читал, — рады не верить, что они были. Прочитать воззвания с церк[овного] амвона это значит с новой силой вызвать пережитые огорчения и нарушить мир церковный[10].
Вести о переменах, произошедших в церковной жизни, достигли поселка Полой. Е.Н.Лопушанская пишет:
В Полое же застала епископа Дамаскина декларация митрополита Сергия. Насколько велико было произведенное ею на него впечатление, видно из того, что епископ написал по этому поводу 150 писем. Отправить такое большое количество писем по почте было невозможно — они дошли бы не туда, куда предназначались. Поэтому епископ Дамаскин решил расстаться со своим единственным келейником (иподьякон уехал уже давно) и послать его с этими письмами в Москву, некоторые крупные города и на Украину, чтобы часть писем доставить лично, а большую часть опустить в ящики в разных городах. Епископ Дамаскин остается в своей заполярной келий один[11].
Представляется, что число писем, указанное Лопушанской, преувеличено. Скорее всего, в некоторые конверты вкладывался один и тот же текст или письма копировались знакомыми владыки.
|
По мере получения новых известий о церковной жизни уверенность владыки в апокалипсическом характере событий усиливается: «Вот я теперь получил ворох газет, разбираюсь... Слыхано ли раньше в истории такое настойчивое повторение тяжелых мировых катастроф, как это мы видим на протяжении нескольких последних лет! Удивительно ли, что народное сознание свяжет все это с новоявленной кометой (я наблюдал ее в первый раз на Николая — яркая голова с длинным прямым занесенным кверху мечом-хвостом). Для чего Ты, Господи, попустил нам совратиться с путей Твоих, ожесточиться сердцу нашему, чтобы не бояться Тебя? Обратись ради рабов Твоих, — часто взываю я вместе с пророком Исайей», — пишет он[12].
Направленные в ссылку в селение близ Дудинки в Туруханском крае протоиереи Илья Пироженко и Петр Новосельцев, проезжая через станок Полой, встретились с архиепископом Николаем (Добронравовым) и двумя архиереями, проживавшими с ним в одном поселке. Конечно, одним из них был епископ Дамаскин. «Большое они оставили у нас впечатление. Да, большие люди, великие христиане»[13], — записали ссыльные протоиереи.
Из полученных писем святитель Дамаскин узнаёт о новых фактах гонений. Православным города Нежина от пишет по поводу закрытия храмов:
Нежинцы, проснитесь же, встряхнитесь! Если лишат вас последней святыя святых души вашей, какая жизнь будет ваша! Вы, бодрствующие, будите спящих! Сильные, поддержите слабых! Мудрые, открывайте глаза невидящим зияющей у ног их великой пропасти — пустоты! Где вы, ревнители Церкви и веры?[14]
В конце января он пишет несколько писем на Украину. Благодаря Е.Н.Лопушанской стали известны большие фрагменты из этих писем, хранившихся в ее архиве. Они говорят об особенном, бодром настроении ссыльного святителя, стяжавшего мир своей души среди скорбей и тягот. В письме от 28 января 1928 г. он пишет:
Необходимо понять и то, что состояние этого Царствия Божия на земле совершенно независимо от внешних условий и форм общественной жизни, как и то, что плоды обладания этим Царством ощущаются каждым верующим также совершенно независимо от его материального и общественного положения и дают ему возможность жить в мире и радости среди лишений, унижений, испытаний. Этим объясняется тот мир и свет, коими претворяется горечь заключений и злоключений в радость у наших исповедников и та готовность на большие скорби, которая является результатом их скорбей»[15].
И дальше:
Для сына Царствия Божия, который уже «здесь» живет ощущением вечности, всяческие невзгоды человеческой жизни теряют свою остроту; не ранят его окружающие его терния, хотя он может (и должен) жить с постоянною скорбию о греховности мира. Однако благодатный внутренний мир не покидает его никогда: благодатный свет в нем разгоняет окружающий его мрак и позволяет ему видеть (и показать другим) крупинки добра там, где другие никак не усматривают, и за эти крупинки любить иногда тяжкого грешника[16].
И как истинный православный монах, епископ Дамаскин исполнен смирения и чувства собственного недостоинства.
Еще раз прошу вас Христом Богом не преувеличивать подвигов «исповедников», не возводить ненужных пьедесталов. Да не ослепляет никакой современный авторитет вашего духовного ока... Пастыри — это прежде всего окормители благодатию Христовой и проповедники Божьего Слова. Не своего, а Божия. Блаженны пастыри, кои сами, преисполненные благодатию, могут своей жизнью явить пример жизни во Христе. Но такая жизнь их есть та же проповедь. Каждый же должен ко Христу приходить свободно, и один Христос является нашим Учителем, истинным пастырем, Совершителем нашего спасения. Не ждите от меня, грешного и убогого, ни новых слов, ни каких-то особых призывов. Не собираюсь я давать никаких вызовов, ни обязательных для кого-либо решений... Я одинаково и здесь и там буду скорбеть об общем неустройстве, разрухе, теплохладности всяких приспособленцев, об отсутствии людей духа и подвига, больше же всего — о своем грешном убожестве и недостоинстве...[17]
Тем временем «харьковский центр» постарался установить связь с находившимися в ссылках архиереями с целью выяснения их мнений относительно новой тактики Заместителя и выработки единой точки зрения. К епископу Дамаскину в туруханскую ссылку с копиями новых документов приехал его бывший келейник Михаил Золотарев.
На Пасху 1928 г. святитель пишет:
Христос Воскресе, Друзья мои. Вместе с пасхальным приветом шлю Вам молитвенное благословение — хочу еще раз поделиться своей постоянной скорбию — получил я много личных документов, уяснивших мне положение нов[ой] цер[ковной] организации. Для меня стало ясно, что перешагнули через черту допустимого. А ныне, м[ожет] б[ыть], сами зарвались и, забывши свою «временность», предвосхитили себе право Собора[18].
Святитель подразумевает организацию Временного Патриаршего Синода при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя, июльскую декларацию и последующие акты митрополита Сергия. Верный тихоновец, прошедший школу борьбы с раскольничьими течениями, несгибаемый по характеру, епископ Дамаскин знал, как важно отстаивать соборные установления. А принятое 7 декабря 1917 г. определение Священного Синода Православной Российской Церкви о Священном Синоде и Высшем церковном совете гласило:
§ 1. Управление церковными делами принадлежит Всероссийскому Патриарху совместно с Священным Синодом и Высшим Церковным Советом.
§ 2. Патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет ответственны перед Поместным Собором и представляют ему отчет о своей деятельности за междусоборный период[19].
В декларации митрополита Сергия от 29 июля 1927 г. говорилось о задаче созыва «Второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное церковное управление...»[20]. Епископ Дамаскин, как уже говорилось, обращает внимание на то, что в декларации замалчивается вопрос о Патриархе на будущем Соборе. Выбор Патриарха был, конечно, вопросом крайне сложным в условиях курса властей на уничтожение Церкви. Но владыка не хотел соглашаться с возможным поворотом к синодальному управлению, тем более в его худшем варианте — под руководством ОГПУ.
Он возражает против указа Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного при нем Патриаршего Священного Синода о поминовении за богослужениями от 21 октября 1927 г., где вводилась такая формула:
Здесь уместно напомнить, что 6 апреля 1918 г. на заседании Отдела о богослужении, проповедничестве и храме Священного Собора 1917-1918 гг. формула поминовения звучала так: «О страждущей стране нашей и о спасении ея Господу помолимся», на сугубой ектении и на литии: «Еще молимся о страждущей Державе Российской и о спасении ея»[22]. Текст прошения был передан Высшему церковному управлению.
В 1923 г. по требованию ОГПУ Святейшим Патриархом Тихоном был издан указ о поминовении за богослужениями «предержащих властей страны нашей»[23]. Формула звучала так: «о стране Российской и о властех ее». Постепенно поминовение властей почти совсем прекратилось[24], поэтому моление о богоборческих властях епископу Дамаскину представлялось оскорбительным приспособленчеством к большевистским властям[25].
Указом митрополита Сергия также вводилось поминовение Заместителя Патриаршего Местоблюстителя:
Ввиду существующего ныне разнообразия поименного поминовения правящих иерархов и для избежания недоразумений, возникающих иногда из того обстоятельства, что Местоблюстителя поминают и последователи ВВЦС, не признающие нынешнего его Заместителя, которому, между тем, в его ответственном служении особенно необходимы молитвы церкви, предложить Епархиальным Преосвященным указать подведомому им духовенству, что впредь до нового распоряжения по сему предмету Высшей Церковной Власти или будущего Поместного Собора, на все ныне длящееся время междупатриаршества, во всех подлежащих случаях за Богослужением следует, — придерживаясь текста Служебника и других богослужебных книг, — возглашать: «О Святейших Патриарсех православных, о Патриаршем Местоблюстителе нашем Преосвященном Митрополите Петре, о Преосвященном Митрополите Сергии и о Преосвященном Митрополите (Архиепископе или Епископе) нашем (имярек), (чья епархия или кто ею управляет в данное время), а в уездах — и о Преосвященном Епископе нашем (викарном, коему церкви уезда подчинены)»...[26]
С этого времени поминовение имени митрополита Сергия после имени Местоблюстителя митрополита Петра стало символом, означающим примирение с политикой заместителя, а отсутствие поминовения — знаком протеста. Не могло согласиться церковное сознание и с отменой поминовения ссыльных архиереев.
Епископ Дамаскин перечисляет удручающие известия: «Назначение иерархов на занятые кафедры, самонаграждения, перетасовка иерархов... требование “уйти” тем, кто не с ними... Да сами [они?]-то с кем?» — задает он бесконечные скорбные вопросы, не сулящие утешительных ответов. И делает вывод: «Нет, дорогие мои, не по пути нам с ними. А если так, то готовься, убогий Д[амаскин], к новым скорбям и странствиям»[27]. Говоря о назначении иерархов на занятые кафедры, епископ в первую очередь имеет в виду состоявшийся в 1928 г. по требованию ОГПУ так называемый «малый собор» украинских епископов, по которому все ссыльные украинские архиереи, в том числе и он, были смещены со своих кафедр.
Святитель все еще верит в то, что возможно совместное выступление верующих против нарушений церковной правды. Он пишет:
Оставить надо все эти легализации и организоваться в... союзы ревнителей веры и правды Христовой. (Не могло бы быть таким союзом «Иноческое братство»? — O.K.). О, если бы возымели все мы одно сердце и один путь страха Божия! О, если бы мы все воздохнули одним великим вздохом ко Господу Сил, покаянным воплем единого сердца вознеслись бы к престолу Всевышнего — рассеялся бы нависший над миром [мр]ак, расточились бы, растаяли, аки воск, все враги Христовы и наши, и «Сын погибели» удержан был бы в сковывающем его еще до времени мраке бездны. А в сердце невольно возникает вопрос — не являются уже этим вздохом единого сокрушенного сердца те выразительные и скорбные письма, что несутся к нам из Петрограда, Кубани, Владивостока, Киева, Крыма и Соловков?[28]
Этот список характеризует географию переписки владыки.
В 1928 г. святителя посетил специально приехавший в Полой агент ГПУ. Первым его вопросом был: «Как Вы относитесь к декларации митр[ополита] Сергия?» Этот вопрос с предельной ясностью обнажил ту горькую правду, что между политикой властей и действиями митрополита Сергия существовала тесная связь.
Обнаружено несколько пасхальных посланий владыки из туруханской ссылки. В одном из них он рассуждает о понятии «христианской свободы», которая отличает «христианское учреждение от нехристианского»:
В одном глубоко ошибаются враги Христовы, это в том, что эту свободу Христову можно уничтожить. Никак и никому это сделать не удастся. Пусть они дезорганизуют внешний аппарат Ц[ерк]ви, пусть разрушают и оскверняют наши святыни, пусть лишают куска хлеба и общечеловеческих прав милли[оны] верующих, пусть отнимают тысячи жиз[ней?] в своих тюрьмах и ссылках — все это лишь больше и больше уясняет верующим, сколь драгоценна эта свобода во Христе <...>[29].
Другое пасхальное послание — воодушевляющий архиерейский призыв не падать духом, не смущаться и не страшиться врагов Церкви.
Теперь всем нам необходимо сознательно готовить себя к смерти, чтобы иметь мужество жить. Если бы все верующие при готовности умереть за Истину еще противостали бы беззаконным требованиям и насилиям героическое смирение и мужественное отметание всего того, что противно христианской совести; если бы не шли многие из среды нашей на постыдные компромиссы, не насиловали души своей ради куска хлеба и призрачного внешнего благополучия, отказались бы служить слепым орудием торжествующего зла, — то и остались бы свободными сынами Царствия, а не теми жалкими трусливыми рабами, коих даже враги презирают и не желают вовсе [?] считаться с ними.
Но и к врагам своим мы не имеем права относиться иначе, как с сожалением, ибо «умножение беззакония» всецело произошло вследствие изъятия любви и духа веры в Христианах, — пишет своим чадам святитель, укрепляя их на борьбу со злом[30].
Мысль о единодушном сопротивлении наступлению зла — излюбленная тема владыки. Но в действительности этого не было и, к сожалению, не могло быть, так как исповедничество — это избранничество, не все способны понести этот крест.
Воззвания Владыки, подписанные «Ссыльный Епископ...», распространялись в Киеве и других городах страны.
Наконец приходит время освобождения из ссылки. 28 ноября 1928 г. святитель пишет из Красноярска:
Был у меня план остаться в сибирской тайге еще на 3 года, определенные мне после окончания туруханской ссылки. На Украину закрыт мне путь, как и в 99 других мест, выбирать приходится из немногого: или Сибирь, или центральные губернии. Сибирь показалась мне наиболее надежным убежищем в моем положении. Однако письма и телеграммы близких побудили меня изменить план, и я сегодня выезжаю в г.Стародуб Брянской губернии, куда «единодушно» приглашает меня духовенство. Ранее Стародуб входил в Черниговскую епархию. Склонило меня к поселению в России еще желание ближе познакомиться с положением, повидаться кое с кем. Хотя в Москву доступ также закрыт мне, но, может быть, проездом и там увижусь с нужными людьми. Много горечи впитал я за это недолгое время, когда лично наблюдал местную церковную жизнь Енисейска и Красноярска. Что же встречу в Москве и дальше? Господи, дай силы, дай разумение, чтобы не растеряться. Я уже начинаю чувствовать, что вряд ли я сумею остаться пассивным свидетелем развертывающихся событий церковной жизни... Но также и не сомневаюсь в последствии сего... Сильно рвусь я к свободной службе. Верю, что этим путем обрету устойчивость и мир. Милостию Божией здоров, бодр, но чувствую некоторое смятение. Простите![31
[1] Акты... С.510.
[2] См.: УФСБ по Тюменской обл. Д.1740. Л.68; Обращение митрополита Киевского Михаила (Ермакова), Экзарха всея Украины к архипастырям, пастырям и пасомым Украинской Православной Церкви / Публ., вступл. и примеч. А.Мазырина и О.Косик // Богословский сборник. 2002. Вып.9. С.304-312.
[3] Богословский сборник. 2002. Вып.9. С.310-311.
[4] Русский Всезаграничный Церковный Собор состоялся 21 ноября — 2 декабря 1921 г. в г.Сремские Карловцы. На Соборе присутствовало 163 члена, среди них 11 епископов. Собор образовал Высшее церковное управление за границей под председательством митрополита Антония (Храповицкого).
[5] Богословский сборник. 2002. Вып.9. С.311.
[6] По-видимому, епископ Николай (Пирский).
[7] ГА РФ. Ф.5919. Oп.1. Л.50-51.
[8] См.: Церковные ведомости (Сремские Карловцы). 1929. № 1/2.
[9] ЦА ФСБ РФ. Д.7377. Т.11. Л.196.
[10] ЦГАООУ. Ф.263. Oп.1. Д.65744. Т.5.
[11] Е.Л. [Лопушанская Е.Н.] Епископы-исповедники. С.56-57.
[12] Цит. по: Там же. С.53.
[13] ЦА ФСБ РФ. Д.Н-7377. Т.3. Л.360-360 об.
[14] Цит. по: Е.Л. [Лопушанская E.H.] Епископы-исповедники. С.53-54.
[15] Цит. по: Там же. С.50.
[16] Цит. по: Там же. С.50.
[17] Цит. по: Там же. С.50-51.
[18] ЦА ФСБ РФ. Д.Р-31265. Л.55.
[19] Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Вып.1. С.7.
[20] Акты... С.312.
[21] См.: Богословский сборник. 2002. Вып.9. С.300-303.
[22] ГА РФ. Ф.3431. Oп.1. Д.625. Л.2.
[23] Акты... С.295.
[24] См.: Виноградов В., протопр. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и деятельности Святейшего Патриарха Тихона (1923-1925 гг.)
[25] Находящиеся в зырянской ссылке митрополит Кирилл и другие священнослужители в 1923 г. поминали власти по такой формуле:
...3. а) на Великой ектений: «о всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о Церкви Святей, Господу помолимся»;
б) на сугубой ектений: «Еще молимся о всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о Церкви Твоей Святей»;
в) на проскомидии: «Помяни, Господи, всех, иже во власти суть, возглаголи в сердца их благая и мирная о Церкви Твоей Святей и о людях Твоих»;
г) в евхаристической молитве златоустовской литургии: «О еже в чистоте и в честном жительстве пребывающих, о всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о Церкви Твоей Святей, да и мы тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте»;
д) в Васильевской литургии: «Помяни, Господи, всех, иже во власти суть, возглаголи в сердца их благая о Церкви Твоей Святей и о всех людях Твоих да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте; благая во благости соблюди, лукавы благи сотвори благостию Твоею. Помяни, Господи, предстоящие люди...» и т.д.
По этой формуле митрополит Кирилл и поминал предержащие власти, считая, что «и доныне она вполне соответствует помяннику, помещенному в Псалтири и Учебном Часослове и отражает искреннее церковное отношение и к Божьему и к Кесареву» (Акты... С.640-641). Архиепископ Николай (Добронравов) уточнял, что эту формулу составил архиепископ (будущий митрополит) Никандр (Феноменов) в 1922 г. во Владимирской тюрьме в камере, где находился и архиепископ Николай (Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1. Л.151 об.).
[26] Богословский сборник. 2002. Вып.9. С.311.
[27] Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1. Л.315.
[28] Там же. Л. 315 об.
[29] Там же. Л.314-314 об.
[30] Там же. Л.176-177.
[31] Цит. по: Е.Л. [Лопушанская E.H.]. Епископы-исповедники. С.58.
