Епископ Дамаскин поселяется в Нежине. Он переписывается с несколькими близкими ему по духу архиереями, получившими в 1934 г., многие в последний раз, возможность более или менее свободного общения. Кроме митрополита Кирилла адресатами владыки были епископ Макарий (Кармазин), епископ Парфений (Брянских), архиепископ Серафим (Самойлович). В «пламенном» архиепископе Серафиме епископ Дамаскин нашел полного единомышленника.
При аресте митрополита Кирилла у него была обнаружена копия письма епископа Дамаскина, начинающаяся со слов: «Совершается Суд Божий над Церковью и народом Русским...» На вопрос следователя об этом документе митрополит ответил:
Автором этого письма является епископ Дамаскин, мой единомышленник. Письмо это было написано архиепископу Серафиму Самойловичу, а в копии мне, т.к. выражает его воззрения на современное церковное положение. Смысл этих воззрений, как я их понимаю, состоит в том, что русским народом (верующим) совершен общий грех перед Церковью, в смысле глубокого охлаждения к религиозной жизни и церковным интересам, и вина в этом лежит главным образом на духовенстве, не воспитывающем в этом направлении народ. Задача заключается в необходимости более глубокого воспитания — со стороны духовенства — народа, чтобы членами Церкви были истинные христиане, через проповеди, беседы, церковные службы и т.п., что и означает противостояние проявляющемуся в жизни «царству злобы». Эти взгляды я высказывал епископу Дамаскину и Афанасию. Со мной они были по этому поводу солидарны[1].
Письмо, копию которого епископ Дамаскин переслал митрополиту Кириллу, названо условно «Из переписки двух епископов. Вопрос о благодатности сергианства». Это главное произведение владыки — итог размышлений последних месяцев. Письмо дает полную картину мировоззрения епископа к моменту его пребывания на Украине, подводит итог размышлений о судьбе Русской Православной Церкви и о тех духовных задачах, которые стоят перед верными ее чадами.
Архиепископ Серафим (Самойлович) |
Оно написано 15 апреля 1934 г. в ответ на не дошедшее до нас письмо архиепископа Серафима. Начинается письмо епископа Дамаскина утверждением о полном его единомыслии с архиепископом Серафимом. Далее владыка Дамаскин разбирает вопрос о благодатности «сергиевской» церкви. Вопрос стоял весьма остро. Митрополит Кирилл, как говорилось выше, считал Таинства, совершенные «сергианами», несомненно спасительными для тех, кто приемлют их в простоте душевной. Епископ Дамаскин пришел к мысли о постепенном оскудении силы благодати архиерейства у митрополита Сергия и его сознательных последователей. Святитель считает, что переживаемое время — эпоха апостасии, всеобщего отступничества от Христа, что проявляется, по его мнению, в первую очередь в действиях митрополита Сергия и его последователей. Поэтому он считает обязанностью всех осознавших это членов Церкви идти путем «увещания и обличения соблазнителей», а затем «показать свое противление совершающейся неправде и соблазну, порывая литургическое общение с сергианами, не посещая храмов их, делая все возможное для приближения момента соборного суда над беззаконниками»[2].
Епископ Дамаскин сообщает архиепископу Серафиму о письме митрополита Петра, постепенно подводя к этому факту. «Нередко мне приходилось слышать, даже от самих сергиан, недоумение по поводу молчания Патриаршего Местоблюстителя в такой критический момент церковного недоумения».
А что, если м[итрополит] Петр такое слово свое уже сказал, но его приказчик, присвоивший себе права большие, чем были у самого хозяина, не слушает его? Что, если будет с очевидностью доказано, что со стороны м[итрополита] Петра дважды было послано м[итрополиту] С[ерги]ю распоряжение (хотя бы и без исходящего №) прекратить его узурпацию власти «исправить допущенную ошибку... устранить и прочие мероприятия, превысившие его полномочия»[3]? Как к сему отнесутся все «малодушные», все неискренние сергиане, вся масса обманутых верующих?[4]
Судя по письмам, архиепископ Серафим еще не был вооружен столь несомненными доказательствами правоты тех, кто поднял свой голос протеста. Епископ Дамаскин касается некоего важного сообщения архиепископа Серафима митрополиту Кириллу. «То, чем вы угостили ДЕДКА, предполагалось быть сделано нами еще в 29 г., если бы вовремя была получена великолепная и столь питательная начинка с севера. Предполагалось состряпать пирог значительного размера и достойной формы вкупе с знаменитейшими кондитерами», — пишет епископ Дамаскин.
«Дедок» — зашифрованное наименование митрополита Кирилла. «Дедушкой» называл его и епископ Иоасаф (Удалов), и другие. Вероятно, что «угощением», посланным архиепископом Серафимом, и был проект воззвания об отъятии высшей церковной власти у митрополита Сергия или какой-либо подобный акт, каковой уже в 1929 г. предполагал совершить епископ Дамаскин вместе с другими архиереями, ожидавшими лишь согласия митрополита Петра.
Епископ Дамаскин прикровенно сообщает о том, что его идея, скорее всего заключающаяся в попытке совместными действиями архиереев удалить митрополита Сергия с поста Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, была одобрена митрополитом Петром, о чем епископ Дамаскин узнал по выходе из Соловецкого лагеря. «И в 1934 г. я получил одобрение... на то же и была намечена форма», — писал святитель Дамаскин.
Однако многое с 1929 г. изменилось. Он пишет:
Теперь я пришел к совершенно иным выводам, когда после «падения с луны»[5] присмотрелся к вашей земной жизни и проразумевая во всем совершившемся и совершающемся благую волю Божию, ведущую нас к великой апостасии Ц[ерк]ви православной.
Все меньше епископ находит тех, кто согласен следовать за ним, заметно поредели ряды способных на столь решительные действия. Пастыри отъяты, поражены, овцы рассеялись или уловлены.
И главное — какой смысл продолжать борьбу за исправление церковной политики митрополита Сергия, если грядет последний суд. Здесь важнее всего подготовить свою душу. Владыка воспевает стихи 45-го псалма: «Бог нам Прибежище и Сила, Помощник в скорбех, обретших ны зело. Сего ради не убоимся, внегда смущается земля, и прелагаются горы в сердца морская».
Добиваться удаления митрополита Сергия, считает епископ Дамаскин, поздно и бесполезно, так как остается «сергианство», то есть «сознательное попрание идеала св.Церкви ради сохранения внешнего декорума и личного благополучия, которое необходимо является в результате т[а]к наз[ываемой] легализации»[6].
Переживаемый период — время апостасии, отступничества, время, которое предшествует суду, считает епископ. Кто же подлежит суду? В первую очередь сама Российская Церковь: «Ныне совершается суд Церкви Российской и каждый свободной волей избирает путь свой»[7]. Вывод многозначителен и проливает свет на общее миросозерцание епископа Дамаскина. То, что церковные люди обнаружили охлаждение, неготовность сообща встать на защиту Церкви от искажений ее строя в угоду миру сему, — «печальное наследие синодального периода Церкви, это показатель угасания духа в Церкви. Все мы — пастыри, много повинные в сем тяжком грехе перед Церковью, крепко должны в сем каяться»[8]. Владыка пишет, что еще до появления «сергианства» он говорил о необходимости установления прочных духовно-благодатных связей между пастырями и пасомыми. Тогда Церковь устояла бы во время бури.
Внешние формы отношений, субординации, церковные учреждения, торжественные храмовые служения становятся ненужными в переживаемую эпоху, и больше — могут стать средством соблазна.
Теперь мы свидетели того, что храмы служат не к единению, а к разделению верующих, ибо без храмов не было бы ни сергианства, ни самосвятства, ни григорианства, ни обновленчества. Идейных служителей сих совне навязанных учений почти нет, и если бы им не даны были наши храмы, как трибуны для сеяния соблазна и разложения, то и не было бы у нас и поводов для настоящих разговоров[9].
Перед судом должен предстать и митрополит Сергий. Строгий церковный суд над ним отчасти уже был выражен десятками протестов архипастырей, пресвитеров и мирян, «массовым отходом от сергиан верующих, прекративших посещать их храмы и общаться с ними».
Суд этот сказывается и в совести самих «сергиан», в большинстве своем сознающих неправду сергианства и терзающихся от такого противоречия, ибо только малодушие и боязливость удерживают их в рядах сергиан, участь же такой «боязливости» предчувствуется ими (Апок.21:8)[10].
Призваны на суд архиереи. Епископ Дамаскин считает, что ни он, ни его собратья не могут и не должны распоряжаться или приказывать кому-либо. Он пишет:
Мы можем лишь быть «правилом веры и образом кротости», яко да стяжем «смирением высокая, нищетою богатая». В силу такого моего убеждения все мое старание сейчас направлено к тому, чтобы обрести место, где бы я мог, удалившись в тишину кельи души своей, по возможности изолировав себя от суеты, должным образом приуготовлять себя на суд Божий[11].
Суду подлежат и сами овцы, «ибо могли они в свое время и убежать от “чуждого гласа”. Теперь никто ни за кого не ответственен и ответит каждый за себя».
Владыка считает и себя самого подлежащим нелицеприятному суду.
Каково же мое собственное место при таком сознании моем? Неключимый и ленивый раб, повинный в столь страшном грехе пред Церковью, напоминающий все зло, содеянное при его участии и необходимые последствия сего греха, — что другое должен делать, как не горько плакаться в содеянном грехе, умолять милосердного Судию дать время покаяться и по возможности исправить совершенный грех путем противостания злу, до готовности кровию омыть грех свой[12].
Только работа над очищением души будет «накоплением благодатной духовной силы, а это и будет то единственное, что только и может быть противоставлено духу злобы, силящемуся утвердить свое царство на место Церкви Христовой».
Внешнее наше противостание царству зла может выразиться разве в том, что мы имеющимися еще в нашем распоряжении средствами будем утверждать, подкреплять вместе с нами предстоящих суду меньших братьев наших единых с нами по духу, уясняя им путь наш, как правильный и со стороны канонической, как благословенный предстоятелем Росс[ийской] Правосл[авной] церкви, который из своего заточения поручил передать одному из собратий наших: «Скажите Вл[ады]ке X, что если он с м[итрополи]том С[ерги]ем, то у меня нет с ним ничего общего»[13].
Это послание пронизано пессимистическими нотами, неверием в возможность улучшения ситуации ни в настоящее время, ни в последующие времена. Размышления святителя о благодатности Таинств в «Сергиевской Церкви» подводят его к выводу о возможности постепенного «отщетения», т.е. отнятия, удаления благодати.
[1] Архив УФСБ РФ по Московской обл. Д.Р-37479.
[2] ЦА ФСБ РФ. Д.Р-31265. Т.1. Л.75.
[3] Цитируются фрагменты из письма митрополита Петра Крутицкого к митрополиту Сергию (Страгородскому) (декабрь 1929 г.) (см.: Акты... С.621). Данное письмо епископа Дамаскина свидетельствует, что письма митрополита Петра к митрополиту Сергию стали известны ряду святителей.
[4] ЦА ФСБ РФ. Д.Р-31265. Т.1. Л.75.
[5] Имеется в виду пребывание в Соловецком лагере. Ср. фрагмент из письма А.Розанова епископу Дамаскину в 1929 г.:
В настоящее время неудивительно было бы то обстоятельство, если бы кто из нас в одно прекрасное время очутился прямо на луне.
(Архив УФСБ по Брянской обл. Д.П-8979. Т.1. Л.136).
[6] ЦА ФСБ РФ. Д.Р-31265. Т.1. Л.75.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] «Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере» (Откр.21:8).
[11] ЦА ФСБ РФ. Д.Р-31265. Т.1. Л.75.
[12] Там же.
[13] Там же.