Город Чита (из книги "Азиатская Россия", т.I, М., 1914 г.)
Город Чита (из книги "Азиатская Россия", т.I, М., 1914 г.) |
К концу XIX в. миссионерским служением в Забайкалье занимались всего 26 священнослужителей, среди которых был один протоиерей и два иеромонаха. Забайкальская духовная миссия имела 20 миссионерских станов, 18 миссионеров, 29 миссионерских школ, в которых обучалось 683 человека. Конечно, это было очень мало для огромной епархии[1].
Председателем совета Читинского центрального миссионерского училища в июле 1903 г. был назначен священник Епифаний Кузнецов, будущий епископ Ефрем, ставший впоследствии одним из первых епископов-мучеников. 20 августа 1905 г. Святейший Синод издал указ об учреждении должности начальника Забайкальской православной миссии с непременным условием назначения на нее священника Епифания Кузнецова. Миссионерский отчет о.Епифания за 1904 г. дает ценные сведения об особенностях миссионерского служения в этом крае[2].
Деятельность миссии охватывала все Забайкалье, что составляло около 540 тысяч квадратных километров. Разъезды миссионеров простирались на несколько сотен километров. В миссионерских поездках приходилось перебираться через бурные горные реки. Летним днем миссионер изнемогал от сорокаградусной жары, ночью нельзя было обойтись без меховой одежды. Зимой же температура достигала -40°С.
Кроме малочисленности духовенства служение в Забайкалье имело свои специфические трудности. Местное население состояло в основном из бурятов и тунгусов, религией которых с древних времен был шаманизм. Вместе с тем это был край особенного влияния буддийских священников, лам, насаждавших среди местного населения буддизм. Власти пытались ограничивать их влияние, но без особого успеха. Появлялись все новые дацаны (монастыри) со школами, типографиями, мастерскими для изготовления идолов. Реформы 1904 г. (административно-судебная и поземельно-устроительная), проводимые чиновниками, не знающими особенностей местной жизни и психологии забайкальского населения, были использованы буддистами для притеснения крещеных бурят, ламаиты оставляли таких крестьян без земельных наделов, не причисляя их ни к какому административному пункту. Со всеми этими проблемами пришлось столкнуться и иеромонаху Дамаскину.
Задачей миссионерского училища было приобщение детей коренного происхождения к православной вере. За недолгое время своего служения в Читинском миссионерском училище о.Дамаскин организовал обучение воспитанников церковному пению. Некоторые песнопения исполнялись на бурятском языке.
Преосвященный Мефодий наложил на молодого иеромонаха множество послушаний — образованных, деятельных миссионеров катастрофически не хватало. 15 ноября 1903 г. о.Дамаскин был назначен миссионером в Агинский Николаевский и Иргенский Знаменский станы с возложением обязанностей учителя в местной миссионерской школе. Расстояние между станами исчислялось сотнями километров.
Агинский стан находился совсем недалеко от монгольской границы, открытой для русских в эти годы. Миссионер, желающий глубоко изучить верования и быт народностей монгольской группы, каким был иеромонах Дамаскин, конечно, стремился ближе познакомиться и с населением соседней Монголии. Агинские степи были населены казаками, породнившимися с местным населением — бурятами, тунгусами. Эти места, где, по преданию, родился Чингисхан, почитались бурятским населением как священные. Недаром здесь был построен буддийский дацан, который, располагая миллионными средствами, посылал к тунгусам своих миссионеров.
В «Забайкальских епархиальных ведомостях» за 1903 г. протоиерей И.Петелин описал историю постройки и освящения агинского миссионерского храма во имя Свт.Николая Чудотворца. Храм, построенный по желанию императора Николая II, был вторым по значимости в Читинской области. Инициатива постройки исходила от близкого царской семье крещеного бурята Петра Бадмаева, ученого, врача и политика, уроженца села Аги. От имени царской семьи великая княжна Татьяна вручила на строительство храма 10 тысяч рублей золотом.
Освящение Агинского храма епархиальным начальством назначено было на 1 августа текущего года. При этом оповещены были окрестные селения и инородцы. 30 июля ночью в Агу прибыл Его Преосвященство, Преосвященнейший Мефодий. С владыкой приехали о.ключарь протоиерей Николай Карелин, заведующий миссионерским училищем иеромонах Дамаскин, о.протодиакон Попов и часть хора[3].
Отец Епифаний Кузнецов в своем отчете о поездке по епархии отмечал, что только в Агинском стане была совершена литургия. Он писал: «Пели ученики местного миссионерского училища, хорошо обученные иеромонахом Дамаскином». В агинской школе было восемь мальчиков. «Во время богослужения в храме были буряты-ламаиты, которые потом говорили о понятности перевода и содержанием некоторых песнопений были вызваны на религиозный разговор», — отмечал о.Епифаний. Это было успехом: буряты всегда категорически отказывались вести с миссионерами беседу, отсылая их к ламам, которые обычно старались убедить собеседников в том, что ни одна религия не имеет преимуществ перед другой.
Кроме трудностей работы с местным населением, на которое воздействовали буддийские монахи и искусной проповедью, и экономическими притеснениями, была и другая: окружающая среда, состоящая из русских людей, по существу, отталкивала от себя язычников. «Инородцы, всюду наблюдая безрелигиозную жизнь забайкальского православного населения, далеко превосходящую их своею порочностью, приписывают это самой христианской вере, а потому не только отказываются принять это учение, но и слушать таковое отказываются»[4], — с горечью писал о.Епифаний об условиях миссионерской работы в Забайкалье. Стать христианином для бурята было настоящим подвигом веры.
 Церковь в Иргенском стане |
Другой стан, где подвизался о.Дамаскин — Иргенский, — был одним из наиболее знаменитых миссионерских станов. Он находился в районе озера Иргень в Верхнеудинском уезде. Основание его относится к середине XVII в. В 1653 г. Петр Бекетов поставил в «даурской земле» на Иргень-озере острог. Именно сюда позднее был сослан протопоп Аввакум со своим семейством. В Иргене находилась чтимая икона святой мученицы Параскевы. Предание говорит, что икона была перенесена сюда первыми завоевателями края. В каждую девятую пятницу по Пасхе в Иргень съезжались русские и буряты на ярмарку. Отчет о.Епифания свидетельствует о том, что в этом стане некий крещеный местный житель целый год добивался приписки к Иргенскому «будуку» (административная единица), но, несмотря на обращение к губернатору, остался неприписанным. В таких условиях служил о.Дамаскин. Он старался сделать все, что было в его силах: учил местных детей пению церковных молитв, стремился наладить богослужебную жизнь, переводил молитвы на бурятский язык.
Миссионер поражался безжизненности и механичности обрядов местных жителей-ламаитов. Он наблюдал, как верчение хурдэ — металлического цилиндра, внутри которого помещались священные для буддистов тексты, — заменяло молитву. Это было для него признаком деградации народа и залогом того, что наиболее чуткие его представители откликнутся на христианскую проповедь, не довольствуясь подменой живой веры, хотя бы и языческой.
Он никогда не мог примириться с равнодушием, холодностью в вопросах веры и, когда встречал такие проявления среди православных христиан, считал это признаком скорого конца света. Но такие мысли отразились в его посланиях позже, а в 1900-е гг. он был полон энтузиазма и веры в успех миссии среди монгольских народов.
По-видимому, в это время о.Дамаскин составляет записку «К вопросу о возможности православной миссионерской деятельности в Монголии», адресованную епископу Мефодию (Герасимову). Копия записки о.Дамаскиным позднее, в 1909 г., была послана епископу Иоанну Смирнову и протоиерею Иоанну Восторгову и найдена в архивном деле последнего[5].
В этой записке, как и в других трудах, о.Дамаскин проявляет себя государственно мыслящим деятелем, патриотом, заботящимся не только о просвещении язычников, но и об интересах православного государства.
В записке освещены условия и обстоятельства миссионерской деятельности в Монголии, которую о.Дамаскин прекрасно изучил во время служения в Читинской и Владивостокской епархиях. Усиление влияния Китая в Монголии о.Дамаскин считал тревожным фактором. По его словам, «тонкая струйка дыма китайской колонизации, никогда не прерываясь, прорезывает пустынную Гоби и расширяется в черную тучу сплошного в недалеком будущем китайского населения вдоль русской границы. Ширь нетронутых плодородных степей пограничной с нами полосы Монголии служит большой приманкой для задыхающихся от тесноты у себя китайцев, и правительство Китая всячески поощряет эту колонизацию»[6].
Государство проявляет, считал миссионер, полное невнимание к Монголии, российские консульства, в отличие от консульств других государств, не включают в программы своей деятельности заботу о просвещении степных монгольских племен. Главное препятствие для миссионерской деятельности, по его мнению, общее невежество монголов, включая даже лам. «Самая религия монголов, которых обыкновенно статистика по недоразумению относит к буддистам, составляет странную смесь первобытных шаманских верований с извращенными буддийскими понятиями, причем на долю первых приходится не меньше 7 долей из 10, а вторые сохранили почти только внешнюю форму. Подобные верования только и могут питаться невежеством, а какие трудности предстоят в борьбе с невежеством, известно хорошо каждому»[7], — пишет миссионер.
Отец Дамаскин предлагает создать центральные миссионерские пункты, где служили бы деятели, «способные примениться к обстоятельствам жизни монголов». Эти пункты должны иметь просветительское значение. Для работы в них надо воспитать миссионеров из среды самого монгольского народа. «Воспитать из среды монголов отряд воинов Христовых, осветить пред ними посредством христианского воспитания широкие горизонты истинной жизни, представить им тяжкое иго невежества, в котором томится родной им народ, распалить в них огонь любви к своему народу и стремление прийти к нему на помощь, предоставить им всю высоту такого подвига — вот какая главная и трудная задача должна быть поставлена себе учредителями миссии в Монголии. Решена эта задача — сделано все, если же нет, то — какими бы громкими отчетами ни прикрывалась официальная миссия, какие бы усилия она ни употребляла на увеличение штатов, на переводы книг, — миссии в собственном смысле не может быть и не будет», — пишет о.Дамаскин.
Препятствие для просветительской работы — невежество монголов, вековые их предрассудки, утрата былой энергии, свободы мысли, живости характера, атрофировавшиеся под влиянием привитого, как считает миссионер, китайцами ламаизма с его «гнетущим формализмом крайне извращенного учения буддизма».
Далее о.Дамаскин очень живо и красочно рисует картины из жизни монгольских селений, в которых «большая часть лам живет жизнью обыкновенных мирян вне монастырей, имеет семьи, хозяйства, отбывает все повинности, даже воинскую. Красные одежды продолжают отличать их от мирян, но обо всех данных ими когда-то обетах у них часто не сохраняется и воспоминания»[8].
Начало христианской проповеди должно начаться, считает миссионер, в среде лам, которых не удовлетворяет механическое выполнение обрядов. Первое место в деле миссии о.Дамаскин отводит школам, которые в Монголии почти отсутствовали (обучение грамоте вели ламы). Поэтому школы с общеобразовательными предметами не имели бы недостатка в учениках. В этих школах и прививалось бы христианское мировоззрение. Иеромонах Дамаскин разрабатывает ступени образования, возлагая надежды на «молодых убежденных проповедников» из самого монгольского народа при руководстве небольшим числом русских миссионерских деятелей.
Он обдумывает и вопросы содержания проповедников, и планы устроения типографии, и выбор места для будущей школы. Школа должна «воспитать их в духе христианском, внедрить в них стремление к идеалу христианскому, распалить в них желание нести свет Истины Христовой своим братьям до готовности себя самих повести на крест»[9]. Этот идеальный образ миссионера можно приложить к самому автору записки.
По глубине поставленных вопросов, продуманности всех деталей записки ясно, что мысли, выраженные в ней, вынашивались не один год и были итогом глубокого изучения жизни монгольских народностей и на территории Российской империи, и за ее восточными границами.
1 января 1904 г. иеромонаху Дамаскину было поручено служение еще и в Курумкано-Гагаринском стане (ныне на территории Бурятии).
В формулярном списке значится, что 15 июня 1904 г. ему объявлена благодарность с выдачей грамоты и архипастырского благословения за пожертвование двух икон: Спасителя и Божией Матери. 22 января 1905 г. за миссионерские труды преосвященным Мефодием иеромонах Дамаскин был награжден набедренником[10].
[1] См.: История православия Забайкалья в документах Госархива Читинской области.
[2] См.: Отчет о состоянии Забайкальской духовной миссии за 1904 г. Чита, 1905.
[3] Забайкальские епархиальные ведомости. 1903. № 17-18. С.301.
[4] Отчет о состоянии Забайкальской духовной миссии за 1904 г. Чита, 1905. С.55.
[5] См.: ГА РФ. Ф.9452. Oп.1. Д.41. Л.350-380.
[6] Там же. Л.352.
[7] Там же. Л.358.
[8] Там же. Л.366.
[9] ГА РФ. Ф.9452. Оп.1. Д.41.
[10] См.: Забайкальские епархиальные ведомости. 1904. № 13. Л.68.
