Над каждым человеком бдит Промысл Божий, вся жизнь человека находится под непосредственным, хотя и незримым водительством промышляющей и руководящей десницы Вышнего. Обыкновенно же, когда человек живет в житейской суете изо дня в день, то не замечает и не вдумывается, почему и отчего именно так течет и складывается его жизнь, а не иначе. Но вот время проходит, человек оглядывается назад и видит, как все совершившееся над ним было чудесно, промыслительно, и в особенности он это чувствует, находясь среди важных и чрезвычайных перемен и моментов своей жизни, часто в конец изменяющих его внутренний и внешний жизненный строй. Тогда ему кажется, что все, что случилось и было с ним раньше, оно-то и вело и подготовляло его именно для этого последнего, решающего момента, и он готов бывает воскликнуть, что воистину «от Господа стопы человеку исправляются...» (Пс.36:23).
Так и теперь со мной. В жизни моей наступил важный момент — возведение меня в сан епископа. И вот, когда оглядываешься на прошедшее, вспоминаешь прожитое, то невольно замечаешь, что многое в моей жизни, обычно казавшееся вполне естественным, промыслительно подготовляло настоящее мое положение, было как бы некиим предуказанием свыше.
Десятилетним отроком родители отдали меня в Харьковское духовное училище. Среди своих товарищей я оказался самым малым по росту. Приехал, вспоминаю, к нам однажды в училище приснопамятный Амвросий, архиепископ Харьковский. Нас — учеников — в актовом зале выстроили в ряды. Владыка-архиепископ, проходя по рядам, обратил внимание на меня как на самого между всеми другими маленького ученика, вывел меня на средину зала и, обратившись к сопровождавшим его лицам, сказал: «Смотрите, вот теперь самый маленький ученик, а будет архиереем». Конечно, на эти слова, как это всегда бывает в нашей жизни, никто тогда не обратил никакого внимания. А вот теперь приходится вспоминать их и приводить их как слова, сказанные устами знаменитого церковного витии-святителя пророчески.
Благополучно окончив курс в Духовной Семинарии, я поступил на должность надзирателя-репетитора в духовное училище. Но служба эта оказалась непродолжительной. В скорости отец мой, старец-протоиерей, безнадежно заболел воспалением легких. Доктора предрекли ему неминуемую смерть. Уже домашние все собрались у одра умиравшего моего отца и составили такой совет: просить нашего Владыку Амвросия об определении меня священником на место отца. Родной кров, родные места, наш приходский уютный храм, наш дом и благоустроенное хозяйство, друзья детства и юности, любовь прихожан — все это манило меня, приковывало к себе, и я думал уже, что лучшего и более счастливого положения, как именно остаться на родине пастырем, не может и быть.
Но Господь судил иначе. В самые тяжелые минуты болезни моего отца посылаю я письмо Кронштадтскому о.Иоанну, в котором прошу молитвенника России помолиться за болящего протоиерея Иоанна и вместе с этим, указывая на предлежащее мне служение, испрашиваю и совета его о том, какой мне лучше избрать жизненный путь. Велик был мой духовный восторг, когда я в скором времени получил ответ от о.Иоанна, в котором он выражал пожелания скорейшего выздоровления моему отцу, а мне советовал избрать путь жизни евангельский, монашеский, созерцательный. Результаты этого письма поистине были чудесны! Отец мой от болезни поправился и еще шесть лет продолжал быть служителем св.престола и приходским пастырем, а я, не колеблясь, подал прошение о пострижении в монашество. И удивительно, как скоро двинулось мое дело и затем пошло легко и свободно!
Тот же приснопамятный архиепископ Амвросий тогда же разрешил мне принять пострижение в Святогорской пустыни Харьковской губернии, с условием поступления моего в Московскую Духовную Академию. Проезжая через Москву, помню, посетил я священный Московский Кремль и, между прочим, зашел в Чудов монастырь. Подходя к раке святителя Алексия, я почувствовал необыкновенную отраду и утешение, и показалось мне тогда, что самую раку окружает как бы некий лучезарный свет, — то, очевидно, любовь святителя Алексия уже тогда приняла и меня, грешного, в свое попечение. И вот этою любовию я пользуюсь 11 лет. Сердце мое сроднилось со святителем, который часто тайно обвеселяет меня. Сроднилось мое сердце и с братией Чудова монастыря, братией смиренной, кроткой, трудолюбивой и не по заслугам любящей меня. Сроднилось мое сердце и со всеми теми московскими обитателями, которые окормляются у раки святителя Алексия. Любя святителя, они и меня окружают тою же любовию, и их любовь так бывает сильна, что умиляет меня, нередко исторгает слезы и заставляет невольно стремиться к Господу. Неудивительно поэтому, когда ходили слухи о моем возможном уходе из Чудова монастыря, то жутко делалось мне, и я в душе молился святителю Алексию. И Господь по его молитвам посылал мне утешение. Еще так недавно был у нас в монастыре святой жизни старец игумен Герасим, который не раз предрекал мне, что если возведут меня в сан епископа, то непременно оставят жить в Чудовом монастыре. Вот и это предуказание чтимого народом и братией старца сбылось. Определением Святейшего Правительствующего Синода, утвержденным Его Императорским Величеством, я возвожусь в епископский сан и остаюсь жительствовать в том же родном для меня монастыре.
Я стою на пороге епископства. Душу мою в настоящее время охватывает, с одной стороны, смущение, робость, а с другой — умиление и радость. Подобно тому, как хозяйка дома при внезапном и неожиданном приходе высокого гостя смущается, теряется и, стараясь уже при госте все привести в порядок, извиняется, что она не ожидала такого высокого посещения и потому не успела убрать жилища своего, и в то же время от сознания того, что ее посетил такой высокий гость, радуется, ликует, приходит в восторг, так точно и моя бедная, немощетвующая, многогрешная душа смущается. Она смущается от принятия епископского сана, она трепещет от сознания своего недостоинства, скверны и нечистоты.
«Куда Ты войдешь, Господи, как я Тебя приму? ...Вем, яко неемь достоин, ниже доволен, да под кров внидеши храма души моея, занеже весь пуст и пался есть, и не имаши во мне места достойна еже главу подклонити... (2-я молитва ко Св.Причащению)», — взывает голос души моей. Я должен бы сказать так же, как некогда сказал пораженный чудесным уловом рыб апостол Петр Христу Спасителю: «...Выйди от меня. Господи! потому что я человек грешный» (Лк.5:8).
Но, с другой стороны, какое-то духовное утешение, радость и умиление охватывают теперь и наполняют мою душу. И в самом деле, как не радоваться, как не умиляться, когда Сам Господь призирает на меня Своею благодатию. Ведь все, что исходит от Господа, что сближает нас с Ним, — все это должно быть приятно, любезно, даже больше — бесценно нашему сердцу. Так на горе Преображения, когда светлый благодатный облик осенил свв.апостолов, им сделалось так легко и отрадно, что апостол Петр не мог удержаться и засвидетельствовал Преобразившемуся: «...Господи, добро есть нам зде быти...» (Мф.17:4). И меня ожидает снисшествие благодати епископского сана. И ко мне, грешному, грядет витати сам Великий Архиерей, прошедый небеса. Он мне дарует высшую благодать священства, на меня приникает Своим милостивым взором. Как же мне не восторгаться духом и не радоваться о Господе! Дай только, Боже, мне эту благодать сохранять и не нерадеть о ней, как некогда поучал св.апостол Павел своего ученика Тимофея. «Не неради, — писал он ему, — о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства» (1 Тим.4:14).
И предносится моему сознанию, когда именно и при каких условиях даруемую мне благодать я мог бы сохранять, о ней ревновать и ее возгревать. Это, во-первых, при беззаветной преданности Святой Православной Церкви. Относительно Святой Церкви в отношении ее к переживаемому нами времени должно сказать следующее. С одной стороны, она, Церковь, в православно-христианском сознании представляется как явление не земное и потому учреждение твердое, незыблемое, несокрушимое, которое не могут одолеть никакие силы. Но с другой — в наше слабое время есть люди, не воспитавшие и не усвоившие в себе духа Церкви Вселенской, которые стараются найти в ней недочеты, думают ее преобразовать, усовершенствовать, исправить, не говоря уже о том, что явные враги Церкви стремятся даже ее сокрушить. Что же будет делать пастырь Церкви? Ведь в угоду людям, в угоду собственному благополучию пастырю легко не постоять за Церковь, изменить ей. Вот тут-то и нужна твердость и непоколебимая преданность Церкви. Воспитываясь в лоне ее, под ее постоянным попечением, храня ее заветы и предания, вслушиваясь в ее голос, пастырь может вырабатывать в себе так называемую пастырскую совесть, которая и не допустит его уклоняться от устоев и основ церковных. Эту пастырскую совесть дай и мне, Господи, иметь всегда, чтобы при свете ее твердо стать на защиту Церкви и ее интересов.
Далее, необходима любовь к пастырству, такая любовь, при которой не должна погибнуть ни одна вверенная тебе словесная овца. Как там — Св.Церковь и современный ей мир, так и здесь опять будут выступать два начала: с одной стороны — ты сам, твое настроение, твой характер, с другой — паства как весьма разнообразный и сложный материал. В пастырском деле ты будешь один, а твоих пасомых множество, с множеством различных характеров, настроений и требований. Как здесь быть пастырю? Пасомые ли к тебе должны приспособляться, или ты к ним? Следуя примеру апостола Павла, который «всем бых вся, да всяко некия спасу» (1 Кор.9:22), пастырь Церкви должен забыть себя, свое себялюбие, свое благополучие, свой покой и посвятить себя всецело служению ближним. Он должен одних спасать молитвой, других призывать к Господу терпением, третьих смирять кротостию, иных обличать, а иным и совсем запретить. Смотри на вверенных тебе словесных овец с одной истинно пастырской точки зрения, которая часто будет ведома только тебе одному и никому иному. Люди со стороны будут не понимать твоего образа действий и говорить, зачем он ест с мытарями и грешниками, как некогда говорили иудеи Спасителю, будут осуждать тот или другой твой поступок, зачем он допускает это, почему он не обратит внимания на то, — недоумевать, зачем он позволяет к себе так относиться, будут недовольствовать, — почему он не поступит с такими-то строго, а иных не отстранит от себя совсем и т.д., и т.д. Все это, однако, будут суждения людей, не понимающих пастырского долга и дела. Ты же, пастырь, одно имей пред собою — спасение вверенных тебе душ. Молись Пастыреначальнику Христу, чтобы он давал тебе познание истины, озарял и просвещал твой ум, воспитывал в тебе пастырский долг и благоразумие, одушевлял тебя силою любви Своей.
Наконец, для епископа нужна чистота жизни, бесстрастие... Правда, и всем христианам для спасения нужна чистота, но я хочу в данном случае поставить в связь это требование с благодатию священства, хочу сказать о том, что только на почве бесстрастия могут возгреваться те дары, какие даются епископу Пастыреначальником Господом. Вот почему для епископа по церковным правилам и требуется 40-летний возраст, когда человек нравственно и физически начинает устанавливаться. Епископ в Церкви Христовой должен и может быть только светильником. А так как дело светильника — гореть и светить, то и епископу надлежит и самому постоянно гореть и другим непрестанно светить, для чего, как елей для светильника, епископу нужна чистота жизни и помыслов или бесстрастие и огонь любви, благодатной любви к людям.
Я позволил себе, богомудрые и святые отцы, кратко начертать, что требуется от приемлющего святительский сан, и этим как бы наметил программу, которой я должен следовать при своем служении. Но кто мне поможет, не скажу выполнить, а хотя бы, при моей худости, отчасти ей следовать? Молюсь прежде всего Пастыреначальнику Христу Спасителю, Которому всецело себя вверяю, Ему Одному отдаю всего себя и посвящаю все свои силы, какие у меня есть: «Твой есмь аз, спаси мя...» (Пс.118:94).
Усердно прошу и вас, богомудрые святители, когда будете возлагать на меня ваши святительские руки, помолитесь, дабы Господь помог мне невозбранно носить святительский сан.
Прошу и вас, братие мои родные, о том же. Епископ поставляется для народа (Евр.5:1). Для вас, братие, готовит меня Господь. Молитесь же о мне, дабы я был ваш, вам принадлежал, вам служил и вас к Господу приводил.