Василий Ильич Экземплярский

Закон

Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить[1].

В Евангелии очень много такого, что представляется на первый взгляд противоположным до несоединимости. Так, например, если вы остановитесь на заповеди Господа о любви, то вы не можете не поразиться сопоставлением таких слов Господа: «Если любите Меня, то соблюдайте заповеди Мои... И это есть заповедь Моя, чтоб вы любили друг друга»[2]. И Господь же сказал: Если кто приходит ко Мне и не возненавидит прежде отца своего, и матери, и жены, и детей, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником[3]. Или еще: Христос предвещает своим апостолам скорби в жизни, обиды от людей, изгнание, самую смерть. И слова Свои заканчивает таким утверждением: И волос с головы вашей не упадет напрасно[4]. Еще слова Господа первосвященнику: Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных[5]. А через несколько часов эти судьи неправедные видели Господа висящим на кресте, как и Сам Он предсказал своим ученикам.

Безбрежно широк евангельский кругозор и бездонно глубоко знание тайн души и истории человека. Потому и вмещается в этом кругозоре то, что кажется нашему близорукому глазу несоединимым и несродным. Таковы же слова Господа об Его отношении к Закону Моисееву и Ветхому Завету вообще. Нельзя сильнее и определеннее выразить мысль о единстве обоих Заветов, чем как это сказано в словах Господа о йоте, или о черте единой[6].

Но здесь же рядом мы видим яркое и сильное утверждение мысли о совершенной новизне того, чему учил Господь, — Вы слышали, что сказано древним... А Я говорю вам...[7] — и воистину, возвестил нечто не только прекраснейшее ветхого, но и вовсе новое по существу, как и Сам Он сказал: Заповедь новую даю вам[8] и Новый Завет в Моей Крови[9]. Богословие очень всегда затрудняется в понимании и истолковании этих двух сторон евангельского взгляда на Ветхий Завет.

Одно богословское направление останавливало свое внимание на идее единства двух Заветов и на единой йоте, или черте. Логика такая у них: один Законодатель обоих Заветов и один закон добра. Поэтому в Евангелии мы имеем только новую ступень восхождения к нравственному идеалу, а основание двух законов, естественно, одно — воля Божия, всегда в себе неизменная. Сказано: Не убий, а Евангелие запрещает и гнев напрасный[10]. Сказано: «Не разводись по-пустому», а Евангелие разрешает развод по одному лишь поводу[11]. С клятвою труднее дело, так как она вовсе отменяется Евангелием[12]. Трудно и око за око сохранить при заповеди непротивления злу[13]. И любовь ко врагам, особенно неверным иноплеменникам, никак не вытекала из Ветхого Завета, как и Господь сказал[14]. Создавалось трудное и безысходное положение уже при одном понимании пятой главы Евангелия от Матфея[15]. Не только нельзя было говорить об йоте или черте одной, но поколебались самые основания древнего закона. А если при этом вспомнить, что этот закон далеко не ограничивался заповеданием основ личного нравственного поведения, но обнимал всю область теократии и основы гражданского строя; что этот закон до деталей определял обрядовую сторону отношений человека к Богу, то понимание слов об йоте и черте становится еще сложнее. Вся история Церкви показывает, что обрядовые постановления закона и законы, определяющие гражданский строй жизни, безусловно, потеряли значение в Церкви. Но ведь эти законы составляют весьма большой отдел всего, заповеданного Моисеем[16] и разъясненного пророками.

Мы, конечно, привыкли в школе говорить о трех законах Моисея: нравственном, обрядовом и гражданском. Но это школьная терминология. А ведь в действительности был един закон как выражение единой Божией воли, и все постановления закона имели равно значение нравственного долга для верующего. Как же после этого можно думать и говорить об йоте или черте единой? Остаются, правда, теоретические соображения об единстве закона и Законодателя. Но дело в том, что Законодатель один, но законоисполнители различны, и нравственное сознание человечества определяет форму выражения Божией воли. Это все та же свобода человеческая, которая не допускает в истории прямолинейного выявления и обнаружения воли Божией. Моисей по жестокосердию вашему заповедал, а сначала не было так[17]. Жестокосердие, нравственная неразвитость, глубочайшая порча души — все это была почва, которая до своей поры и времени не могла воспринять семени дерева совершенной жизни, как и доныне мы еще многого не можем вместить и выяснить.

Если бы все-таки приведенные соображения показались недостаточными, то откройте и почитайте Послание к Евреям. Тема его: «Прейде сень законная благодати пришедши»[18]. Без колебания, уверенно и решительно апостол утверждает, что Христос даровал людям Новый Завет в Своей Крови, а все древнее, в том числе и древний закон и служение Богу, ушли безвозвратно.

Приводя слова пророка о Новом Завете апостол делает решающее заключение: Говоря «новый», пророк показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению[19].

Так, несомненно, утверждается совершенная самостоятельность и самобытность евангельского откровения по сравнению с ветхозаветным. Это имеет не только громадное значение для богословских теорий, но и самое великое жизненное значение при оценке множества явлений общественной и личной жизни. Но, хотя это и несомненно, остается невыясненным подлинный смысл этих великих таинственных слов об йоте и черте единой.

«Истинно всякое слово Владыки»[20] — вообще лично я принадлежу к сторонникам буквального понимания евангельского учения. Такое понимание, однако, нисколько не исключает, но, наоборот, предполагает ту истину во взгляде на Ветхий Завет, какую раскрыл апостол в Послании к Евреям и которая яркою нитью проходит через все Евангелие. Это та несомненная истина, что Ветхий Закон ничего не довел до совершенства, но был только образом будущих благ[21]. Отношение между ветхозаветным и новозаветным откровением определяется наиболее точно и всем доступно этим уподоблением апостола — тень и образ. И тень, и образ не имеют самостоятельного значения, но всецело определяются своим первообразом, или подлинной сущностью. Такое прообразовательное значение и имеет ветхозаветный закон. Он был, по слову апостола, детоводителем ко Христу[22], в образах и символах подготовлял душу человеческую к познанию и принятию откровения совершенной истины и любви. Отсюда естественно вытекают два одинаково важных для нас вывода. Первый — тот, что после совершеннейшего завета человека с Богом во Христе первый, или Ветхий, Завет с его законом потерял значение для христиан пути к подлинному богообщению. Об этом и уже сказал.

Второй, не менее важный вывод тот, что все ветхозаветное откровение, его закон и пророки исполнились во всей полноте в Иисусе Христе и в жизни Его Церкви. Понятие правильного образа или тени необходимо предполагает то, что в них нет ни одной точки, ни одной такой черты, которых бы не было в истинном предмете. Когда вы смотрите на отражение солнца в зеркале или в чистой, невозмущенной воде, то вы имеете там образ, каждая деталь которого отвечает подлиннику, хотя образ и далеко не полно выражает бытие подлинника. Поэтому каждая черта или йота правильного отображения всегда находит выражение, исполняется в предмете. Но последний всегда и неизбежно полнее и совершеннее образа. Так, в образе солнца в зеркале и воде мы имеем его светлость и отчасти игру лучей, но не воспринимаем в полноте его животворящего тепла, то есть самого главного и жизненно-творческого.

Подобное мы должны мыслить и в отражении Солнца правды в истории человечества вообще, ветхозаветного Израиля по преимуществу. Все в Ветхом Завете имело силу и подлинное религиозное значение только ввиду будущего, сущности вещей. Кровь козлов и тельцов только отражала один из лучей Божией любви во Христе. Эта кровь, по слову апостола, не могла сама по себе очищать грехи, и потому после Голгофской Жертвы погас огонь на иерусалимском жертвеннике. Закон око за око и зуб за зуб[23] бедно отражал в человеческом понимании права лучезарный свет откровения совершенной любви во Христе с ее началом прощения и дарения без числа и меры. Жестокосердие человека не открывало всего жизненного тепла солнца Божией любви, пока не пришел в мир Христос и явил миру полноту этой любви.

Это пока богословская теория. Но теперь можно перейти и к жизни. Для этого необходимо обратить внимание на ту сторону соотношения образа и предмета, по которой мы оцениваем образ с точки зрения правильности и полноты отображения в нем предмета. Лучи Божественного света и любви, прошедшие сквозь призму человеческого жестокосердия, естественно не получили полноту своего выражения в Ветхом Завете. Но только глядя на Солнце правды[24], воссиявшее во Христе, мы можем понять и угадать, что в Ветхом Завете нашло более или менее полное и правильное отображение, что выражено односторонне и неполно, и что, наконец, вовсе не нашло в этом Завете своего отображения. Ибо, понятно, образ даже не выражает всей полноты предмета. И здесь единственный ключ к решению одной из важнейших жизненных задач в христианстве. Раскройте любую нравоучительную книгу, начиная от катехизиса и кончая проповедническими листками, и вы увидите самое опасное и преступное в истории богословской мысли явление. Каждое утверждение рядом и совершенно одинаково утверждается текстами из Нового и Ветхого Заветов так, как будто Вы это одинаково авторитетно для христианского Сознания.

И этого мало. Сплошь и рядом прямые заповеди Христа объявляются совершенно недостижимыми, почтительно сдаются в архив совести, и все учение утверждается на постановлениях Ветхого Завета. Особенно старается в этом случае так называемый Миссионерский путеводитель по Библии, предназначенный для того, чтобы являть лицо православия сектантам[25].

Вообще, как я не раз говорил, не только наше христианское богословие стремилось ветхозаветным материалом оправдать всякие неправды жизни, но и из Ветхого Завета почему-то таинственно избиралось исключительно то, что проистекало из человеческого жестокосердия, и вовсе игнорировались лучи подлинного Божественного Света, пронизывавшие тьму жизни дохристианского человечества. О том, например, что людей можно истреблять, и убивать, и обездоливать, об этом на основании ветхозаветных книг написаны горы страниц, а о духовном поклонении Богу, о превосходстве правды над обрядом и милости над судом, что так ярко и прекрасно раскрыто у пророков (особенно у Исайи[26]), об этом читать не приходилось почти вовсе. Можно сказать, что у нас не Ветхий Завет с его постановлениями проверяется Новым, как надо бы, но обратно, так что заповеди Христа признавались нежизненными и недостижимыми, а учение и факты Ветхого Завета предлагались в качестве пути жизни.

Но крайность часто вызывает противоположную крайность. Открывали люди, нередко вовсе неподготовленные к серьезным суждениям, Библию, читали на ее страницах разные странные и соблазнительные вещи, искренно ужасались и начинали говорить всякий вздор о том, что Ветхий Завет чуть ли не исповедует другого Бога и ничем внутреннее не связан с Евангелием Иисуса Христа. Такие суждения, нужно сказать, являются порождением не богословского, но интеллигентского сознания. Люди не хотели додуматься до того, что дело построения Царствия Божия на земле есть процесс Богочеловеческий, что нравственное и религиозное сознание людей развивалось, как и теперь развивается, постепенно, что история имеет этот именно смысл и что никто и Ветхом Завете не видел Бога[27] лицом к лицу, но что Бог открывался пророкам, начиная от дней древних, в том числе и Моисею, в голосе их совести и в мере их разумения. Только Христос сказал людям то, что слышал от Отца[28], а прежде были сень и образ в душе человека. Но сень есть образ истины, и в этом непреходящее значение Ветхого Завета, о чем говорил Сам Господь.

Вопрос о соотношении Нового и Ветхого Заветов, конечно, очень большой и сложный. Но этот вопрос принадлежит теперь наиболее к числу тех, которые требуют совершенно прямого и ясного ответа, без тени ухищрений и колебаний. И то, что я сказал, позволяет сформулировать следующие три определения-суждения. Первое — относится к тем людям, которые смущаются определенными постановлениями Ветхого Завета и некоторыми повелениями от имени Бога. Здесь надо со всею определенностью указать, что во всем этом несправедливо искать увидеть Бога лицом к лицу. Только во Христе Бог дал непосредственное откровение Своей любви. В Ветхом Завете откровение было через многих посредников, которые сами не могли видеть лицо Божие, а слово Его и волю Его читали сквозь тусклую призму своего разума и своей совести. Так было потому, что, по воле Бога, долгим путем исторического процесса и духовного развития все человечество должно было подготовиться к подлинному Богоявлению.

Второе суждение мое относится к тем моим соработникам на богословской ниве, которые не хотят знать «какого мы духа»[29] и оправдывают разные ужасы жизни текстами и примерами из Ветхого Завета, хотя бы они находились в ясном противоречии с Евангелием. Этим людям следовало бы открыто перейти в иудейство, которое и доныне хранит ветхозаветный закон как совершенное выражение Божией воли.

Третье мое замечание обращено к тем, кто согласно со всецерковным преданием, видят н Ветхом Завете благословенную сень Завета Нового. Здесь открывается возможность радостного изучения путей Божиего промысла о спасении мира И отклика человеческого сердца на Божественный призыв к спасению. Здесь же открывается, как в зеркале, то вечное и непреходящее, что было в Ветхом Завете, и все внешнее, временное и несовершенное рассыпается, как тень, в лучах откровения совершенной любви Божией в Господе Иисусе.

6 мая 1927 г.

Примечания

[1] Мф.5:17.

[2] См.: Ин.14:15; 15:12; синод.пер.: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди... Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга.

[3] Лк.14:26; см. также: Мф.10:37.

[4] См.: Лк.21:18; синод, пер.: ...и волос с головы вашей не пропадет; см. также: 1 Цар.14:45; 3 Цар.1:52; Деян.27:34.

[5] Мф.26:64; см. также Мк.14:62.

[6] См.: Мф.5:18.

[7] Мф.5:21-22.

[8] Ин.13:34.

[9] Лк.22:20.

[10] См.:Исх.20:13; Мф.5:21-22.

[11] См.: Втор.24:1; Мф.19:9.

[12] См.: Мф.5:34.

[13] См.: Лев.24:20; Мф.5:38-39.

[14] См.: Мф.5:44; Лк.6:27.

[15] Имеется в виду Нагорная проповедь; см.: Мф.5:1-7:27.

[16] Моисей (евр. Моше — взятый из воды), (XIII в. до Р.Х.), пророк, призванный Богом с целью освобождения еврейского народа из египетского плена и введения его в обетованную землю. Моисей дал евреям законодательство, которое легло в основу жизни еврейского народа. Согласно традиции, Моисей написал Пятикнижие.

[17] Мф.19:8; синод, пер.: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться...

[18] Рус.пер.: Прошла тень закона, когда явилась благодать (Октоих воскресный, догматик 2-го гласа); ср.: Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей... (Евр.10:1); ...явилась благодать Божия, спасительная для всех человеков (Тит.2:11; также Тит.3:4).

[19] Евр.8:13.

[20] Ср.: 1 Тим.1:15;3:1;4:9; 2 Тим.2:11; Тит.3:8.

[21] Евр.7:19; 10:1.

[22] Гал.3:24.

[23] Лев.24:20.

[24] Мал.4:2.

[25] Известны по меньшей мере две книги с таким названием: 1) Алексий (Дородинцев), архим. Миссионерский путеводитель по Библии. СПб., 1904; 2) Смолин И.В., диак. Миссионерский путеводитель по Библии, СПб., 1905.

[26] Исайя (765-701? до Р.Х.), (евр. спасение Господне), пророк, который ревновал о поднятии религиозно-нравственного сознания еврейского народа. Церковная память 9/22 мая.

[27] См.: Ин.1:18.

[28] Ин.15:15.

[29] См.: Лк.9:55.