Одним из основных руководителей иосифлянского движения на Украине был епископ Павел (в миру Павел Федорович Кратиров). Он не признавал управление митрополита Сергия (Страгородского) еще до опубликования Декларации 1927 г., считая его захватчиком высшей церковной власти, которая с 1926 г., по мнению еп.Павла, должна была принадлежать митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому). Известен епископ Старобельский был, прежде всего, как сильный идейный оппонент митр.Сергия, написавший в 1928 г. целый ряд произведений с резкой критикой курса церковной политики Заместителя Местоблюстителя.
Родился Владыка в 1871 г. в селе Покровское Тотемского уезда Вологодской губернии в семье простого сельского священника (в ряде исторических работ в качестве отца был ошибочно назван епископ Саратовский Иоанн). До 10 лет Павел жил в деревне и после окончания сельской школы с большим успехом сдал вступительные экзамены в Вологодское Духовное училище (старший брат Николай одновременно с ним поступил в Духовную семинарию). Мальчик рано потерял мать, но это не ослабило его тяги к учению, и в 1885 г. он поступил в Вологодскую Духовную семинарию. В конце обучения Павел очень тяжело, почти безнадежно, заболел плевритом, и это способствовало укреплению его веры. Юноша расценил болезнь «как подготовку к вечности», стал раздумывать о смысле жизни и смерти (в результате позднее, в середине 1920-х гг., он написал неопубликованную статью — ответ на то, что ожидает человека после смерти, на основе современных научных знаний, — конфискованную при аресте Владыки в 1931 г.). Павел остался жить вопреки прогнозам врачей и в конце августа 1892 г. на несколько месяцев поселился в Новочеркасске у дяди — священника, окончившего Московскую Духовную Академию.
Отчасти поправив здоровье, П.Кратиров осенью 1892 г. отправился в Казань для поступления в Духовную Академию, где уже учились некоторые из его семинарских товарищей. В то время Павел, по его словам, на религию «смотрел как на ту животворящую силу, которая, проникнувши во все поры государственного организма, одухотворит его и уничтожит все те виды зла социального, от которого страдает человечество и от которого тщетно старались уврачевать его разные великие мыслители и реформаторы». Поступив в Академию в 1892 г., Павел Федорович успешно окончил ее в 1896 г. со степенью кандидата богословия. При переходе с третьего на четвертый курс на него сильное впечатление оказала смерть любимого младшего брата. Окончил Духовную Академию П.Кратиров «с намерением служить Церкви, в силу своих ограниченных сил, в преподавательской деятельности».
Около года Павел Федорович в ожидании назначения Учебного комитета прожил в доме отца, преподавая Закон Божий в сельской школе. В 1897 г. в нескольких номерах журнала «Православный собеседник» был опубликован его труд «Святитель Задонский Тихон, как пастырь и пастыреучитель». В этом же году П.Кратиров был назначен преподавателем в Тульскую Духовную семинарию, в конце 1902 г. — в Курскую, а через 4-5 месяцев — в начале 1903 г. — в Харьковскую семинарию, где преподавал Нравственное Богословие до ее закрытия в 1918 г. В Туле П.Кратиров женился, и в дальнейшем у него родились три дочери: в 1901 г. Валентина, в 1903 г. Нина и в 1904 г. Зоя. Помимо преподавания в семинарии, Павел Федорович служил в Харькове законоучителем в мужской и женской гимназиях, с учащимися которых у него были «самые лучшие отношения».
В годы Первой русской революции, к которой П.Кратиров отнесся резко отрицательно, впервые проявился его талант публициста и проповедника. В это время он неоднократно читал лекции в Харьковском Народном доме, а также выступил с речью о необходимости применения смертной казни к революционерам на собрании духовенства епархии в Покровском монастыре. Эту же позицию Павел Федорович отстаивал в своих статьях, опубликованных в епархиальном журнале «Вера и разум» в 1905,1906,1908 и 1915 гг., в частности, в статье 1908 г. «Вопрос о смертной казни в свете христианского учения». Позднее, на допросах в ГПУ, епископ пояснил, что выступал за смертную казнь лишь революционеров-террористов, которые сами совершали убийства: «Я решал этот вопрос исключительно с христианской точки зрения и принципиально вне всякой зависимости от форм государственного управления, но делал оговорку, что всякое злоупотребление этим правилом будет преступно».
При этом Владыка был глубоко аполитичным человеком и к Февральской революции отнесся «спокойно и равнодушно», приняв ее «как данность», хотя, по его словам, «лично ничего хорошего от происшедшей революции не ожидал». Отношение же к Октябрьскому перевороту было иным, он привел П.Кратирова «в трепет», так как большевики не скрывали отрицательного отношения к религии. Но будущий епископ мужественно решил бороться Словом Божиим с надвигавшимся неверием. На допросе 17 февраля 1931 г. он показал:
Я предвидел, что должна начаться борьба двух противоположных мировоззрений — религиозного и материалистического, и считал своим священным долгом стать на сторону религиозного мировоззрения, и поэтому, еще до принятия священнического сана, а потом и епископского сана, несколько раз выступал на диспутах с безбожниками.
Именно тогда, в 1918 г., уже после начала жестоких гонений на духовенство, П.Кратиров, сознательно и убежденно решив посвятить свою жизнь борьбе за Истину Христову, принял иерейский сан. 19 января 1931 г. он говорил следователю:
Что заставило меня принять священство, а потом и епископство? Я считал своим нравственным долгом сделать это в то тяжелое время, которое переживала Церковь. Я заслуживал бы справедливого презрения со стороны своих учеников, впоследствии священников, если бы не сделал этого, если бы был только сторонним наблюдателем их тяжких переживаний в настоящее время. Будучи их учителем в школе, я рассчитывал сделаться руководителем их и в их пастырском служении. Священником я сделался охотно.
В 1919 г., «в годину тяжелой нужды нашей и голодовки», скончалась жена о.Павла, и две младшие дочери оставили его. Овдовев, священник принял монашеский постриг с сохранением своего прежнего имени, затем был возведен в сан архимандрита и 6/19 февраля 1922 г. хиротонисан в Харькове во епископа Старобельского, викария Харьковской епархии. Владыка Павел совершенно не обладал честолюбием и не проявлял никакого стремления к архиерейству. Позднее, на допросе, он говорил:
Но далеко не с такой охотой [как священником] сделался епископом. Меня смущала и трудность этого служения, и неподготовленность к нему со стороны аскетической... Действительно, в тяжелое для церкви время я сделался [архиереем], не тогда когда епископы блистали своими одеждами и ездили в каретах, а когда временами не имели даже куска насущного хлеба.
Владыка вспоминал, что в 1922 г. он ходил пешком за несколько километров на богослужения в собор и Куряжский монастырь.
Через несколько месяцев после архиерейской хиротонии началась обновленческая смута, и в условиях, когда большинство архиереев Харьковской епархии после ареста Патриарха Тихона перешло в стан раскольников, именно еп.Павел возглавил сопротивление обновленцам в епархии. Служил он первоначально в основном в храмах Покровского монастыря Харькова вместе с также оставшимся верным Патриарху архиепископом Харьковским Нафанаилом (Троицким). В этот период епископ написал разоблачавшую узурпаторов церковной власти статью «Правда о так называемом обновленчестве», изъятую при аресте Владыки. Свою позицию в то время на допросе 19 января 1931 г. епископ пояснил так:
Я сознавал, что многое в церковной нашей жизни нуждается в преобразованиях и изменениях, и на законном церковном соборе я стал бы без сомнения в ряды более прогрессивной части нашей епархии, но захват власти церковной, совершенный инициаторами обновленческого церковного движения, затем предательское и клеветническое отношение обновленческого духовенства к их собратьям, не разделявшим их церковных взглядов и не желавшим идти с ними по одному пути, в моих глазах были нравственно преступны и заслуживали презрения.
Увидев в лице Владык Павла и Нафанаила своих главных противников, Харьковский уполномоченный обновленческого Высшего церковного управления (ВЦУ) 28 августа 1922 г. с санкции Наркомата юстиции Украинской советской республики уволил их за штат с высылкой за пределы епархии. На следующий день местная газета «Коммунист» сообщила:
Вчера в 1:00 час дня харьковский архиепископ Нафанаил, епископ Старобельский Павел (викарный), члены епархиального совещания протоиереи Буткевич и Попов и протоиерей Воскресенской церкви Иван Гаранин были вызваны в Наркомюст, где в присутствии представителя НКЮ тов.Сухоплюева, уполномоченный ВЦУ на Харьковщине, гражданин Захаржевский, объявил им за подпиской постановление ВЦУ об увольнении их за штат с высылкой их из пределов Харьковской епархии. Уволенный архиерей и его приспешники попробовали было возражать против постановления ВЦУ, но затем дали обязательство подчиниться этому решению. Затем, в присутствии НКЮ, милиции, уполномоченного ВЦУ, помещение епархиального совещания было опечатано.
После этого Владыка Нафанаил действительно покинул Харьков, а еп.Павел лишь демонстративно уехал на очень короткий срок и уже в сентябре 1922 г. вернулся в город и продолжил борьбу. В харьковских храмах он несколько месяцев не служил, так как почти все они были захвачены обновленцами, но на Крестопоклонное воскресенье отслужил литургию в Благовещенском соборе. Авторитет Владыки Павла у верующих быстро рос, и в январе-феврале 1923 г. на обновленческом Епархиальном съезде было принято постановление ходатайствовать перед советской властью о высылке епископа за пределы Украины.
Реакции властей, активно помогавших обновленцам, долго ждать не пришлось. 17 марта 1923 г. последовал арест еп.Павла, 13 поддерживавших его священников и двух мирян. Среди арестованных был и священномученик, в будущем активный иосифлянский деятель прот.Николай Загоровский. Его духовная дочь мон.Иерусалима вспоминала:
И вот я помню, как он объявил народу, что я сегодня служу последнюю литургию потому, что должен готовиться к аресту, потому, что мне сказали: «Не поминай Патриарха Тихона!» А я подчиниться этому никак не могу. И как он это сказал, такой был плач, что даже было слышно за километр на улице. Он плакал и рыдал, и все провожали его, а вечером пришли к нему домой и его арестовали. Поместили его в тюрьму. А у него была очень большая паства... и когда узнали, что его арестовали, то наутро начальник тюрьмы испугался: вся площадь вокруг тюрьмы была покрыта крестьянскими повозками и на них продуктами... кормили всех заключенных... И когда начальник видит, что и сегодня, и завтра, и послезавтра повозки не уезжают, чуть ли не ночуют, тогда решили его выслать... в Петербург.
Заключенные содержались в харьковской тюрьме девять недель. Для защиты арестованного епископа в суде верующие собрали два миллиона рублей, чтобы нанять адвоката, но он не понадобился, так как суда не было. 15 мая 1923 г. Особая Комиссия НКВД по административным высылкам постановила: «Выслать из пределов Украины сроком на три года епископа Старобельского Павла Кратирова, Колчицкого Николая Федоровича, протоиерея Благовещенского собора, Загоровского Николая Михайловича, протоиерея, Радченко Павла Митрофановича, священника, мирян Гюбиева Сергея Александровича и Стешенко Петра Петровича». Причиной высылки еп.Павла и ряда священников называлось то, что они не признавали ВЦУ как каноническое учреждение и не желали подчиняться ставленникам «Живой церкви». Некоторым священникам предъявили и другие обвинения, в частности о.Н.Загоровский был признан виновным в том, что «являлся ярым монархистом. В период революционного движения 1905-1907 годов выпустил брошюру "Бога бойтесь — Царя чтите!" С 1921 г. использовал проповеди для антисоветской агитации».
Епископ Павел был освобожден из тюрьмы 21 мая 1923 г. под расписку и выехал в Крым, который в те годы относился к РСФСР. Там Владыка вступил в управление Ялтинским викариатством Таврической епархии, но в том же году под давлением властей был отправлен на покой. Затем еп.Павел некоторое время проживал в Абхазии — в Сухуми и Гаграх, далее в родной Вологде, Владимире и Великом Устюге. В трех последних городах епископ короткое время с благословения Патриарха Тихона занимал кафедры, в частности, в списке каноничных архиереев 1924 г. Первосвятитель в графе «Павел, еп.б.Старобельский» вписал: «Ныне Великоустюжский». Везде Владыка Павел начинал служить в местных «тихоновских» храмах, но вскоре встречал «неодолимые препятствия в служении» со стороны местных советских властей, чинимые по заявлениям обновленцев, с которыми епископ продолжал неустанно бороться. Наконец, еп.Павел, по его выражению, «засел в Москве», где ему особенно помогала бывшая послушница Зачатьевского монастыря Серафима Клементьева. В числе других архиереев, участвовавших в похоронах Патриарха Тихона, Владыка Павел 12 апреля 1925 г. с титулом «епископ Старобельский» (а не Ялтинский) подписал акт о восприятии высшей церковной власти Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским)[11].
В период своих скитаний еп.Павел неоднократно подвергался кратковременным арестам. Об этих гонениях свидетельствуют написанные в Свято-Успенской обители Калифорнии воспоминания игумений Иулиании, которые с небольшими фактическими неточностями живо рисуют одну из малоизвестных страниц жизни Владыки:
Игуменья Инна сообщила оставшимся еще сестрам храма Христа Спасителя, что где-то в переулке около Остоженки находится пришедший из тюрьмы больной, в поношенной одежде, архиерей. Люди, у которых он живет, сами очень бедны и боятся, чтобы о его присутствии у них не узнали. Игуменья Инна, конечно уже изгнанная из своего монастыря, умная и очень добрая женщина, жила в этом же переулке и вскоре узнала адрес.
Сестры пошли проведать Владыку и узнали от него, что он только что вышел из Бутырской тюрьмы, где пробыл около шести месяцев, живет у своих родственников и болен туберкулезом. В сане епископа он состоит уже два года, но как и в первой епархии, куда он был назначен Св.Патриархом викарным, так и в дальнейших его всегда арестовывали самое большее через месяц после приезда. Из последней епархии (кажется, Петрозаводской) его привезли в Бутырскую тюрьму.
Сестрам удалось помочь Владыке. Его показали врачу, делали ему уколы, кормили, немножко приодели. Владыка подбодрился и весной (мы познакомились с ним зимою) уехал на свою родину, в Крым. Осенью этого же года обновленцами был назначен диспут. Главный их враг, Владыка Иларион, уже был на Соловках. Перед самым диспутом все предполагаемые оппоненты, опасные для обновленцев, выступавших на диспуте, были арестованы, и не только протоиереи (в том числе о.Александр Хотовицкий), но даже и миряне.
В день диспута в Москву приехал поправившийся в Крыму епископ Павел. Ему хотелось повидать Святейшего Патриарха и попросить о назначении, как он думал, в последний раз. Идя по Москве, он увидел большие плакаты, возвещавшие о диспуте. Придя к своим родственникам, людям церковным, он узнал о только что бывших арестах и тогда решил пойти на диспут и там говорить во славу Божию. Вид у него был невзрачный, одежда тоже, ничье внимание он привлечь не мог, а поэтому, когда он на диспуте попросил слова, ему с удовольствием дали его. Но когда Владыка заговорил, то не только разбил все доводы обновленцев, но так горел любовью к Господу, что в эту минуту вся аудитория была готова идти с ним вместе на Крест. Диспут кончили моментально, не дав говорить следующим ораторам. Публика бросилась узнавать, кто этот проповедник. Узнав, что это епископ, все стали подходить под благословение и выражать свой восторг, свою готовность идти за Христом на Крест. Но пошел на Крест в этот день только один Владыка Павел. Ни в одной из московских тюрем мы его не нашли.
Несмотря на почти трехлетний период гонений, у Владыки в то время еще оставались иллюзии относительно возможности легально занимать и отстаивать ту церковную позицию, которую он считал правильной. На допросе 17 февраля 1931 г. еп.Павел говорил о своей деятельности в первой половине 1920-х гг.:
Всецело занимался борьбою с материалистическим мировоззрением, безбожием. Я считал свою работу совершенно лояльною, но когда я выслан был из Харькова, а потом должен был прекращать свое служение по требованию гражданской власти и в других городах, я увидел, что ошибался. Впрочем, я объяснял свои неудачи скорее интригами моих церковных противников, обновленцев, чем нетерпимым отношением ко мне Советской власти.
В сентябре 1924 г. в жизни еп.Павла произошла страшная трагедия. Не вынеся гонений, покончила жизнь самоубийством его старшая любимая дочь Валентина. Владыка обратился в Московское ГПУ с просьбой разрешить поездку в Харьков на похороны, ходатайство переслали в Харьковское ГПУ, и вскоре разрешение было получено. Вновь побывав на Украине, еп.Павел написал заявление с просьбой разрешить ему вернуться в Харьков до окончания срока высылки (21 мая 1926 г.). Через два месяца это ходатайство было удовлетворено, и вскоре после похорон Патриарха Тихона, весной 1925 г., епископ окончательно переехал из Москвы в Харьков, вынужденно дав при этом подписку о невыезде.
В городе, который в то время являлся столицей УССР, в середине 1920-х гг. проживало с подпиской о невыезде восемь «тихоновских» архиереев, в основном, высланных из Киевской и других украинских епархий. Все они совершали службы в одной из немногих, не захваченных обновленцами, Новотроицкой церкви, поэтому «старожилы» не вполне доброжелательно встретили вновь прибывшего архиерея. Кроме того, у них почти сразу же возникли разногласия с еп.Павлом по целому ряду вопросов: единоначалия или коллегиального управления в Церкви, проблемы автокефалии Украинской Православной Церкви, отправки поздравительных писем митрополиту Киевскому Михаилу (Ермакову) и митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому). Также и в борьбе между архиеп.Иоанникием (Соколовским), выдвинувшим еп.Варлаама (Лазаренко) на Лебединскую кафедру, и архиереями, окормлявшими Новотроицкую церковь, еп.Павел занимал нейтральную позицию.
Однако более серьезные расхождения начались, когда после ареста митр.Петра в декабре 1925 г. в управление Церковью вступил Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митр.Сергий, к которому еп.Павел относился отрицательно из-за его временного уклонения в обновленчество. Настоящий же разрыв отношений произошел весной 1926 г. Вышедший в это время на свободу митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) пожелал вступить в управление Церковью, как старейший иерарх, указанный Патриархом Тихоном в качестве своего преемника выше митр.Петра (Полянского). Выясняя мнение епископата, митр.Агафангел в конце апреля прислал письмо с выражением своих претензий. Однако все харьковские архиереи, за исключением еп.Павла, поддержали в этом конфликте реально управлявшего тогда Церковью митр.Сергия, не желавшего уступать свои права митр.Агафангелу.
Один из входивших в харьковскую группу архиереев — епископ Онуфрий (Гагалюк) — позднее на допросе в ГПУ так говорил о содержании и цели написания их ответного письма Владыке Агафангелу:
Из гор.Перми почтою было прислано от митр.Агафангела обращение на имя некоторых харьковских епископов (архиепископа Бориса, епископа Константина и на мое имя). М.Агафангел призывал нас и всех православных епископов, и духовенство, и верующих, признать его, м.Агафангела, Патриаршим Местоблюстителем. Из взаимной беседы друг с другом мы, епископы Харьковские, твердо решили признавать Патриаршим Местоблюстителем лишь митроп. Петра; выступление м.Агафангела мы признали весьма вредным для Церкви Православной — расколом, о чем и написали ему в форме братского, дружеского письма, прося его не вносить церковную смуту... Мы также писали м.Агафангелу, что канонической формой управления нашей поместной церкви является патриаршество или вообще единоличное управление, согласно 34 Апостольскому правилу; и коллегиальная форма правления в церкви не может быть признана нами, как неканоническая... Таково и мое мнение: я не могу принять коллегиальной формы высшим управлением в СССР, а лишь патриаршество, так как считаю коллегиальную форму церковного высшего управления неканонической, а патриаршество — канонической...
Епископ Павел занял другую позицию. Для него дальнейшее фактическое пребывание митр.Сергия во главе управления Церковью казалось неприемлемым, епископ активно поддержал митр.Агафангела, обосновав свою позицию в трех статьях, и за это был запрещен в священнослужении Экзархом Украины митр.Михаилом (Ермаковым). После отказа Владыки Агафангела от дальнейшей борьбы за церковную власть еп.Павел вел «деловую переписку церковного характера» с руководителями т.н. григорианского Временного Высшего Церковного Совета (ВВЦС) архиепископами Свердловским Григорием, Можайским Борисом и митрополитом Донским Митрофаном. Их до некоторой степени сближала общность взглядов на конфликт митрополитов Сергия и Агафангела, но на предложение признать ВВЦС еп.Павел ответил отказом, указав, что сделает это, лишь если данный орган согласится возглавить Владыка Агафангел. Подобное, конечно, было невозможно, и в дальнейшем епископ, по его словам, «ни от кого не признавал административной зависимости и вел церковную работу самостоятельно».
При этом еп.Павел вплоть до весны 1928 г. продолжал считать митр.Агафангела законным претендентом на управление Русской Церковью. Так, в феврале 1928 г. в одном из своих обращений к верующим епископ писал:
Мы лично смотрели и в настоящее время смотрим на митрополита Сергия только как на захватчика высшей церковной власти, которая по праву должна принадлежать митрополиту Агафангелу... Допустим, что он [митр.Сергий], во имя долга, принял от митрополита Петра временное заместительство... Но что же скажет он в оправдание своего поведения со времени возвращения законного Местоблюстителя Патриаршего престола митр.Агафангела? Не он ли прилагал все меры к тому, чтобы лишить того возможности стать во главе управления? Не он ли отдал его под суд епископов за одну только попытку осуществить свое право, несмотря на определенно выраженную волю митрополита Петра, чтобы возглавил Русскую Церковь именно митрополит Агафангел? Не он ли одно время готов был судить самого Местоблюстителя митрополита Петра за признание им митрополита Агафангела, а в другое — сам закрепляет свое положение его действительным или измышленным Пермским посланием. Поистине можно сказать, что если бы все православные иерархи знали все то, что было содеяно митрополитом Сергием за это время (за время борьбы его за власть с митрополитом Агафангелом), то ему не пришлось бы теперь нести того тяжелого креста, о котором он пишет в своем послании.
Уверенность еп.Павла в своей правоте поддерживалась его перепиской с Владыкой Агафангелом. Так, в конце 1926 — начале 1927 гг. епископу стало известно, что «м.Агафангел не признает за м.Сергием канонических прав на управление Церковью, и если он сам не вступает в управление, то делает это потому только, что епископат стоит на стороне Сергия. При изменившихся условиях он не откажется возглавить Церковь». В дальнейшем еп.Павел признавал главой Русской Церкви (как и другие иосифляне) митр.Петра (Полянского), и никакое давление властей не смогло заставить его отступить с этой позиции. Следует упомянуть, что в начале 1927 г. на епископа было совершено покушение, неизвестное лицо стреляло в него, но промахнулось.
Появление Декларации Заместителя Местоблюстителя и Временного Священного Синода от 29 июля 1927 г. еп.Павел встретил резко отрицательно. На допросе 3 февраля 1932 г. он говорил:
Я думаю, что много жертв среди противников м.Сергия вызвала его Декларация, в которой он определенно называет контрреволюционерами тех иерархов и священников, которые откажутся принять ее; между тем как честные иерархи и священники отвергают ее, как позорный для церкви документ, в котором м.Сергий и его Синод выдают от лица всей православной церкви ложь за истину. Мы видим в декларации Сергиевского Синода двусмысленные выражения, которые при желании, в зависимости от такого или иного состава слушателей, могут быть истолкованы различно. Так это и делается, когда сторонники м.Сергия указывают на психологию и нравственную невозможность православному иерарху радоваться некоторым, в последнее время весьма значительным успехам церковных противников в борьбе с религией. В таких случаях обыкновенно начинают говорить не о Советском Союзе, а о «родине», детски не понимая [будто бы] различия в этих понятиях.
Сразу же после выхода Декларации еп.Павел начал в беседах с верующими критиковать ее содержание. На этот раз он оказался не одинок среди харьковского епископата. На допросе 24 января 1931 г. К.Т.Бублик, с 1922 г. проповедовавший по селам с благословения о.Николая Загоровского, показал:
Епископы Павел (Кратиров), Аркадий (Остальский), Максим (Руберовский) и другие говорили мне и другим верующим о том, что Декларация Сергия неправильная, т.к. Сергий продался Советской власти и ведет Церковь к гибели, что он подчинил Церковь власти. Церковь же, по их словам, должна быть свободной и не идти ни за какой властью, т.к. власть Советская может перемениться. Они говорили: не бойтесь убивающих вас; тело убьют, душу не убьют, держитесь истины...
Однако и здесь еп.Павел пошел дальше, чем разделявшие в тот момент его взгляды местные архиереи. Они остались «непоминающими» и не отделились от митр.Сергия. Владыка Павел, поддерживаемый рядом священников, поступил иначе. Осенью 1927 г., одним из первых, бывший ученик епископа по семинарии Райгородский благочинный прот.Антоний Попов стал просить его, чтобы Владыка «сделал акт выступления против Сергия, уверяя, что весь его округ последует» за ним. Однако еп.Павел посчитал необходимым сначала заручиться поддержкой митр.Агафангела. В связи с запрещением покидать Харьков епископ в октябре 1927 г. попросил отвезти письмо в Ярославль свою квартирную хозяйку, духовную дочь П.Е.Черниговскую, и остался «вполне удовлетворен» ответом, так как митр.Агафангел в то время «справедливо считал м.Сергия узурпатором церковной власти». Митрополит на словах подтвердил правильность взглядов Владыки Павла на деятельность Заместителя Местоблюстителя.
Увидев поддержку своим действиям, еп.Павел в апреле 1928 г. отослал митр.Сергию официальное заявление об отделении от него. В том же месяце епископ был запрещен в священнослужении постановлением Временного Священного Синода и Заместителя Местоблюстителя. Владыка Павел тут же написал развернутый ответ, почему он не подчинился этому постановлению, а несколько позднее, в июне, обращение к гражданским властям, в котором объяснял причины непризнания как григорианского ВВЦС, так и митр.Сергия. В апреле еп.Павел вновь направил П.Е.Черниговскую к митр.Агафангелу с письмом, где просил митрополита «разрешить возглавиться его именем». Однако Владыка Агафангел отказал и, по свидетельству Черниговской, «предложил признавать митр.Петра Крутицкого». С этого времени еп.Павел вновь стал поминать митрополита Петра в качестве главы Церкви.
Епископ Старобельский выступил прежде всего как сильный идейный оппонент митр.Сергия. Он стал автором трех широко разошедшихся по стране произведений. Первое из них было написано в феврале 1928 г. и называлось «Наши критические замечания по поводу второго послания митрополита Сергия». Владыка Павел указывал, что Нижегородский митрополит открыто боролся за власть в Церкви, получив же ее, самовольно вступил на новый курс и, призывая всех к миру, начал налагать на несогласных с ним церковные прещения.
Если бы митрополит Сергий действительно желал до Собора сохранить «единство Духа в союзе мира», «чтобы не разрывать хитона Христова», как он выражается, то, оказавшись всякими неправдами и правдами во главе церковного управления, он не пугал бы напрасно церковными канонами не признающих его, как это делает он все время с большим усердием; не налагал бы единолично запрещений на десятки несогласных с ним епископов, а с должным смирением, поставивши собственную каноничность под знаком вопроса «в единстве Духа и в союзе мира», ожидал бы будущего Собора, который разобрался бы в том, кто прав и кто виноват в церковных смутах, и каждому воздаст по делам его».
Еп.Павел призвал митр.Сергия раскаяться:
Мы же горячо убеждаем его самого принести, во имя блага Церкви, в жертву свое самолюбие и властолюбие, которыми он до сих пор руководился больше, чем боголюбием, и снова чистосердечно покаяться во всех своих церковных прегрешениях, а управление Церковью предоставить тому, у кого оно было им отнято.
В мае 1928 г. еп.Старобельский написал открытое письмо «О модернизированной Церкви, или о Сергиевском православии» неизвестному «брату о Христе», в котором доказывал, что Декларация затрагивает саму суть православно-церковного вероучения:
Ведь митр.Сергий вводит в церковное богослужение неслыханную в истории Церкви ересь модернизированного богоотступничества, естественным последствием которой явились церковная смута и раскол. Митр.Сергий своей суемудреной и злочестивой Декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол или Сергиевское обновление... Тем, кто поплелся за митр.Сергием, возвращение на путь истины — задача трудная, сопряженная с немалыми скорбями и лишениями. Но я, грешный, вижу все и живу надеждой на Бога, Милующего, Умудряющего и Укрепляющего немощных.
Еще одно послание, «Первое письмо епископа», от 3/16 апреля 1928 г., судя по ряду признаков, несомненно, принадлежало перу Владыки Павла. Оно обращено к безымянному иерарху, поддерживавшему митр.Сергия. Автор говорил о том, что не надо опасаться разделений в церковной среде, и, напротив, приветствовал протест «грязной работе митрополита Сергия». В послании утверждалось, что «Церковь Христова — это не что иное, как Царство Божие, а оно, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это Царство Божие внутри нас нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митрополит Сергий во взаимоотношениях со внешними? Неужели же из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храмы, здания, утварь), канцелярии и ее принадлежности можно продать Христа и Царство Божие? Сергиевская Церковь, подобно обновленческой, теперь свирепствует, господствует, запрещает, высылает и через это являет себя цезаропапистской организацией в самом гнуснейшем смысле слова. А посему я ухожу в пустыню, в той надежде, что в данное время только пустынная, лягальная (от слова "лягать", то есть поносимая) Церковь может указывать тот истинный путь к вечному спасению, по которому должно идти христианину... Легализация Церкви Христовой или Царства Божия в наших условиях равно, что говорить о круглом квадрате или о темном свете, горячем льде и т.п. По всему видно, что из пустыни мне уже не выбраться пока, да и я сам спешу туда, чтобы укрыться там, пока пройдет гнев Божий. Скорблю только о том, что среди архипастырей Русской Церкви нашлось немало последователей практически-смрадного Сергиевского блудословия. Прости и молись за меня и покайся, пока не поздно. Позже тебе уже не удастся выскочить, сам знаешь почему».
Всего еп.Павел написал, по его словам, четыре послания — «рассуждения» на тему, кто должен управлять Русской Церковью, два обращения к советской власти и письмо Старобельским благочинным в ответ на их коллективное обращение с упреком о непризнании митр.Сергия. Со всеми своими сочинениями Владыка знакомил священников и мирян.
От известного харьковского протоиерея иосифлянина Николая Загоровского, проживавшего в тот период в Ленинграде, еп.Павел узнал о еп.Димитрии (Любимове) и в июне 1928 г. отправил ему письмо с сообщением, что еще в 1926 г. вышел из ведения митр.Сергия, и с просьбой принять его в молитвенное общение. Владыка Димитрий запросил соответствующие документы и объяснения и после их получения прислал благожелательный ответ с предложением еп.Павлу окормлять ближайшие истинно-православные общины. С этого времени между архиереями установилась переписка. Например, летом 1928 г. еп.Старобельский в одном из своих писем просил разъяснений и руководящих указаний по поводу следующих вопросов: как относиться к запрещениям, наложенным митр.Сергием, существуют ли планы организовать новое церковное управление и легализовать его перед гражданской властью. В письме также подчеркивалось:
Не поставлены ли мы долгом своего служения пастырского в необходимость препятствовать на каждом шагу существующей власти в ее работе? Разве можем мы одобрять безбожное воспитание в современных школах? Разве допустима классовая борьба и даже угнетение одного класса другим?.. Не более ли достойно нашего великого служения прямо и откровенно засвидетельствовать власти, что пути наши идут в разных направлениях и что мы можем говорить только о своем желании быть лояльными, но делами своими свидетельствовать свою лояльность не можем?
Из Ленинграда к еп.Павлу приезжали с посланиями игум.Клавдий (Савинский), монахиня Раздобаровского монастыря Антония и сын настоятеля собора Воскресения Христова (Спаса на Крови) инженер Илья Верюжский, в 1929-1930 гг. работавший в Харькове.
Старобельский епископ обращался к еп.Димитрию за святым миром, антиминсами, посылал к нему несколько раз представителей своей паствы для совершения хиротоний.
С лета 1928 г. еп.Павел начал вполне легальную деятельность в качестве правящего истинно-православного архиерея. Владыку вызвали в Харьковское ГПУ, спросили об отношении к Декларации митр.Сергия и разрешили делать выезды для служения в храмах, которые к нему присоединятся. Власти до определенных пределов пытались поощрять или не мешать любым формам расколов и разъединений, ослаблявших Русскую Церковь.
К этому моменту в качестве иосифлянского Экзарха Украины уже действовал еп.Алексий (Буй). С 18 марта 1928 г. он окормлял приходы в Харьковском, Полтавском, Купянском, Сумском и Изюмском округах, переданные ему еп.Майкопским Варлаамом (Лазаренко). Еп.Алексий настороженно относился к еп.Павлу из-за того, что тот отошел от митр.Сергия задолго до появления Истинно-Православной Церкви. Отношения между ними попытался урегулировать еп.Димитрий. Характерно, что в сентябре 1928 г. в Ленинграде Гдовский епископ в беседе с представителем «буевцев» священником Н.Степановым категорически опроверг слухи о «неправославности» еп.Павла и заявил, что тот «по-настоящему православный и подлинный» иосифлянин. Еп.Димитрий отправил Владыке Алексию письмо с советом передать окормляемые им приходы в Харьковской епархии новому иосифлянскому архиерею. Еп.Алексий дал свое принципиальное согласие, но с условием учета желаний самих приходов (в результате состоялся переход только одной общины в Красном Лимане). Он отправил еп.Павлу три записки, и, в январе 1929 г., телеграмму с указанием срочно приехать для встречи и урегулирования неотложных вопросов в Елец. Начальственный тон этих посланий не понравился еп.Павлу, лишь позднее узнавшему, что еп.Алексий имел полномочия Экзарха, и он отказался отправиться в Елец, настаивая на приезде представителей управляющего Воронежской епархии в Харьков. Эти настороженные отношения порой влияли и на позицию «буевских» украинских общин, в частности, тех, которые возглавлял в Изюмском окр. благочинный прот.Григорий Попов.
Так, когда настоятель окормляемого еп.Павлом храма в с.Петровском о.Иоанн Лисицкий приехал на праздник в с.Карповку, ему не позволили служить в местной «буевской» церкви. За короткий срок — лето 1928 г. — к еп.Павлу перешло около 20 сергианских общин. Первым был приход церкви в Дергачах, затем храмов в Золочеве, Балаклее, четырех сел Богодуховского района, двух сел Ахтырского района (Сумской епархии) и т.д. Своим Владыкой еп.Павла признали и четыре сельских прихода Екатеринославской (Днепропетровской) епархии. От всех общин он требовал законно принятого постановления о присоединении к нему.
Затем к еп.Павлу обратился Райгородский благочинный, прот.Антоний Попов, с предложением перейти к нему со всеми приходами своего округа. В конце июля — начале августа Владыка Павел служил в храмах Изюмского окр. В частности, в церкви с.Петровское он отслужил всенощную, литургию и произнес проповедь «против безбожников, в защиту бытия Божия и объяснил причины отхода от митрополита Сергия». После жалобы сергианского еп.Константина (Дьякова) еп.Павел был вызван в Изюмское отделение ГПУ. Там ему «поставили на вид, что он заехал в епархию епископа Константина», хотя Владыка и отрицал это. Затем последовал вызов в Харьковское ГПУ с требованием предоставить переписку с Заместителем Местоблюстителя митр.Сергием. В Харьковском ГПУ от епископа потребовали перестать возносить имя Патриаршего Местоблюстителя митр.Петра (Полянского). После его отказа последовал запрет административных органов на дальние поездки и дальнейшее присоединение приходов. Еп.Павел подчинился и ответил при встрече прот.Антонию Попову, что больше общин не принимает. Однако последний все же прислал Владыке постановления своего и соседнего прихода о присоединении к нему. Прот.Антоний Попов оказался в критическом положении, так как к еп.Алексию (Бую) идти не хотел, а митр.Агафангел (Преображенский) на запрос ответил, что вновь вошел в общение с митр.Сергием. Вскоре о.Антоний был арестован и сослан в Бийск. Подобные репрессии были не единичны. Так, прот.Петропавлов из Екатеринославской епархии лишился храма и был арестован после подачи заявления сергианскому епископу Августину (Вербицкому) о переходе к еп.Павлу.
В конце сентября 1928 г. еп.Павла вновь вызвали в ГПУ и позволили дальние поездки, каждый раз с особого разрешения. 14 января 1929 г. епископ совершил в Успенской церкви г.Золочева первую хиротонию — рукоположил бывшего насельника Киево-Печерской Лавры иеродиакона Аполлония (Канонского) во иеромонаха по просьбе киевских иосифлян. Именно о.Аполлоний передал Владыке «Окружное послание председателя Православного Русского Синода за границей митрополита Антония» от 22 июня/5 июля 1928 г. и «Определение Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей об указе митрополита Сергия и послании митрополита Евлогия», ставшие позднее важной уликой для ОГПУ по делу еп.Павла. Сам о.Аполлоний был арестован и осужден вскоре после возвращения в Киев как раз за распространение там подобных документов.
Вскоре после первой хиротонии Владыка рукоположил во диакона псаломщика Золочевской церкви Михаила Лебединца, затем направил к архиеп.Димитрию в Ленинград иеродиаконов Агапита и Савву из с.Гавриловка с письмом и просьбой прислать с ними св.миро и антиминсы (посланцы привезли два антиминса, несколько частиц мощей и св.миро). Иеродиакона Агапита (Жиденко) еп.Павел после возвращения рукоположил во иеромонаха.
Новая угроза для деятельности Владыки возникла в связи с публикацией 7 марта 1929 г. в харьковской газете «Пролетарий» статьи Стрижакова о контрреволюционных взглядах еп.Павла и, прежде всего, о его выступлениях в 1900-х гг. в поддержку смертной казни для революционеров. Епископу пришлось дважды давать объяснения в ГПУ — на второй день после публикации статьи и месяц спустя. Последовал и окончательный запрет совершать поездки из Харькова. Позднее сам еп.Павел говорил:
Мне было объявлено, что Советская власть смотрит на меня как на контрреволюционера исключительно церковного (на почве церковных убеждений), совершенно активного и притом действующего совершенно открыто. Ввиду этого никаких репрессивных мер против меня не было принято; но я совершенно лишен был права выезда для служения.
Действительно, после этого епископ лишь один раз, в виде исключения, с разрешения административного управления служил в первый день Пасхи 1929 г. в Деркачах да два-три раза ездил помолиться в различные приходы Харьковской епархии. В самом Харькове он только два раза служил панихиды с молебнами. При этом травля Владыки в печати продолжалась. В конце августа 1929 г. в той же газете «Пролетарий» было опубликовано «клеймившее» его письмо снявшего сан священника Гольберга, и еп.Павлу снова пришлось объясняться с ОГПУ. Он даже подвергся кратковременному задержанию и 1 сентября был вынужден написать заявление в Харьковское ГПУ с подробным обоснованием «отношения священнослужителя к Советской власти с точки зрения своего религиозного мировоззрения», раскрыв «смысл и цель служения пастырского». Заявление заканчивалось словами: «После всего сказанного мною предоставляю представителям власти судить о том, допустимо ли и в какой именно мере допустимо мое служение Церкви в Советском государстве».
По свидетельству К.Т.Бублика, еп.Павел 12 октября 1929 г. рассказал ему, что при этом аресте ГПУ еще раз спрашивало Владыку о причинах отхода от «сергиевцев», и он ответил, «что должен стоять на своем посту, беречь Православие и т.п.» Не выдержав общественного давления и «спасая свое положение» преподавателя в художественном техникуме, одна из дочерей епископа, Нина, совершила предательство, поместив в харьковской газете свое отречение от отца.
Хотя выезжать на службы в другие города еп.Павел перестал, но принимать под свое окормление общины продолжал, и не только в Харьковской и Сумской епархиях. Так, в 1930 г. к нему перешли иосифлянские приходы Киева, бывшие сергианские общины г.Ананьева Одесской епархии, г.Глухова Черниговской епархии, г.Курска, с.Засосной Острогожского округа, с.Нескучное Липецкого округа, в январе 1931 г. — с.Мелекино Мантушского района Мариупольского округа и др. После ареста архиеп.Димитрия (Любимова) еп.Павел поддерживал отношения с еп.Нарвским Сергием (Дружининым) — писал ему, посылал в Ленинград несколько человек для рукоположения. Так как часть иосифлянских общин относилась к еп.Сергию с недоверием и не признавала в качестве руководителя движения, он был обрадован благожелательной позицией еп.Павла.
Пытался епископ Старобельский связаться и с другими архиереями. Так, в 1929 г. он через ехавшего к архиеп.Димитрию (Любимову) жителя с.Ольшаны Григория Геграчумона передал письмо для «скрывавшегося» в то время под Москвой, хорошо знакомого еп.Павлу по Харькову, митр.Нафанаила (Троицкого). В письме говорилось о взглядах самого епископа на деятельность митр.Сергия и спрашивалось о церковной позиции митрополита. Посланец не застал митрополита в Москве и оставил письмо дочери Владыки с просьбой при первой возможности передать отцу, но ответа не последовало. На допросе 7 февраля 1931 г. еп.Павел говорил, что хотел быть с архиеп.Димитрием и другими оппозиционными митр.Сергию епископами только в молитвенном общении: «Я определенно не желал нового управления, так как оно могло породить новые разделения и смуты».
С 1925 г. в Харькове жили четыре высланных киевских архимандрита; двум из них, признававшим Декларацию, было разрешено вернуться в Киев, а другие — бывший настоятель Киево-Печерской Лавры Климент (Жеретиенко) и ее наместник Макарий (Величко) — остались в Харькове. Вместе с игум.Евстратием (Грумковым) и четырьмя монахами они образовали общину и служили тайно на квартирах. Архимандриты Климент, Макарий и игум.Евстратий написали митр.Сергию о своем отходе от него и были запрещены в священнослужении. С начала 1928 г. они окормлялись у еп.Димитрия (Любимова), а осенью при посредничестве игум.Клавдия (Савинского) перешли к еп.Павлу. Так же поступил и ряд приходов Харьковской епархии.
Далеко не такие хорошие отношения установились у еп.Павла с двумя очень авторитетными на Украине истинно-православными священнослужителями — прот.Григорием Селецким и игум.Варсонофием (Юрченко). Управляющий Елисаветградской (Зиновьевской) епископией прот.Григорий Селецкий, в 1926 г. высланный в Харьков, еще в ноябре 1927 г. открыто выступил против декларации митр.Сергия. В Киеве и Харькове он тогда не нашел прямой поддержки, поэтому поехал в Москву. Попытка повлиять на митр.Сергия при личной встрече оказалась безуспешной. Большое значение имела беседа с М.А.Новоселовым, который резко отзывался о Заместителе Местоблюстителя и говорил о необходимости отхода. Отец Григорий Селецкий встречался также с профессором А.Ф.Лосевым, протоиереями Сергием Мечевым и Владимиром Воробьевым. В результате он окончательно решил отделиться от митр.Сергия и летом 1928 г., вместе с прот.Николаем Виноградовым, отвез письменное ходатайство духовенства Зиновьевской епископии еп.Димитрию (Любимову) о принятии под окормление. Владыка Димитрий согласился, но посоветовал в необходимых случаях окормляться у еп.Павла как ближайшего иосифлянского архиерея.
Отец Николай Виноградов и живший в Харькове игум.Варсонофий (Юрченко) посетили еп.Павла, но в ходе беседы выразили сомнение в его православности, и Владыка даже отказал им в благословении. У группы о.Григория Селецкого и игум.Варсонофия сложились хорошие взаимоотношения с еп.Дамаскиным (Цедриком). Летом 1929 г. о.Григорий посетил Владыку в Стародубе и установил, что у них существует лишь незначительная разница во взглядах. Выяснилось, что расхождения еп.Стародубского Дамаскина с иосифлянами основаны, по словам о.Г.Селецкого, «главным образом на недоразумении», так как Владыка ошибочно думал, что архиеп.Димитрий считает всех, не принадлежащих к иосифлянам, в том числе и не согласных с митр.Сергием, безблагодатными. Во время приезда о.Григория еп.Дамаскин как раз отправил своего посланца в пос.Хэ, к месту ссылки митр.Петра (Полянского). Известно, что Патриарший Местоблюститель не передал с ним письменного ответа, хотя оценил, по словам еп.Дамаскина, церковную ситуацию в том же духе, что и он. В октябре 1929 еп.Стародубский был арестован и отправлен в Соловецкий лагерь. После его ареста игум.Варсонофий организовал оказание материальной помощи Владыке.
После неудачной беседы летом 1928 г. о.Варсонофий лишь один раз был у еп.Павла — в начале декабря 1930 г., когда просил антиминсы для своего знакомого иеромон.Афанасия на Кубани, но Владыка отказал игумену. Летом 1929 г. с еп.Павлом установили молитвенное общение все приходы киевских иосифлян, а в начале 1930 г. (после ареста архиеп.Димитрия) они перешли под его окормление. В это время Владыке пришлось столкнуться с их внутренним конфликтом.
В октябре 1929 г. сильно обострились отношения большинства киевских иосифлян с группой священника Анатолия Жураковского и архимандрита Спиридона (Кислякова). Причина заключалась в том, что архимандрит допускал осужденные Поместным Собором 1917-1918 гг. нововведения литургического характера, служил на русском языке, не могли ему простить и якобы «еретические» сочинения прошлых лет. Прот.Димитрий Иванов возбудил соответствующее дело перед митр.Иосифом (Петровых). И хотя архим.Спиридон уже приносил в 1923 г. покаяние Патриарху Тихону и был прощен, митр.Иосиф потребовал, чтобы он еще раз раскаялся перед истинно-православным архиереем и понес епитимью — временное (в течение года) прекращение служения при открытых Царских вратах. Отец Анатолий Жураковский с этим не согласился и через некоторое время обратился к еп.Павлу. Однако тот посчитал невозможным пересмотреть это дело, как уже решенное митрополитом, и порекомендовал выполнить требование Владыки Иосифа. Архим.Спиридон решил ехать для объяснений к месту ссылки митрополита, но неожиданно умер от сердечного приступа 11 сентября 1930 г. Об этом о.Анатолий сообщил незадолго до своего ареста (4 октября 1930 г.) во втором письме еп.Павлу.
Значительное распространение в Харьковской и Сумской епархиях имело так называемое стефановское, или «подгорновское», движение. Все его участники были убежденными противниками митр.Сергия и окормлялись иосифлянскими архиереями — последовательно еп.Варлаамом (Лазаренко), еп.Алексием (Буем) и еп.Павлом (Кратировым). Возникло движение еще в 1912 г. среди духовных детей монаха Спасо-Евфимиевского Суздальского монастыря Стефана (Подгорного).
Стефановцы практически ничем не отличались от остальных православных, кроме почитания старца и исполнения его заветов: не пить, не курить, святить питьевую воду и т.п. Движение получило наибольшее распространение на юге Курской губернии — родине старца, где жили его родственники, в том числе сын и внук.
Как раз его внук Василий Подгорный и стал в 1920-е гг. руководителем стефановцев. Он служил в деникинской, затем в Красной армии, 19 марта 1922 г. был рукоположен еп.Корнилием в Сумах во диакона, а 20 сентября 1922 г. тем же епископом, уже перешедшим в обновленчество, во священника. После освобождения Патриарха Тихона о.Василий ездил к нему, принес покаяние и был принят в сущем сане. Движение оформилось к 1924 г. По инициативе бывшего иеромонаха Суздальского монастыря Исайи (Кушнарева) в декабре в с.Дроновка Курской губернии состоялось собрание последователей старца Стефана. Проходило оно без разрешения властей. Вопрос о епископе был не решен, но благочинным или духовником всех стефановцев избрали о.Василия, а уполномоченным — иеромон.Исайю. Толчком для организационного объединения стала резолюция митр.Назария, в которой участники движения назывались сектантами. В начале 1925 г. делегация стефановцев ездила к управляющему Харьковской епархией еп.Константину (Дьякову), но он не принял ее. А вот его помощник еп.Лебединский Варлаам (Лазаренко) отнесся очень благожелательно и даже рукоположил одного стефановца во священника. После назначения еп.Варлаама в Майкоп о.Василий Подгорный ездил к митр.Сергию (Страгородскому) в Нижний Новгород с жалобой на еп.Константина и просьбой дать им другого архиерея. Заместитель Местоблюстителя отдельного епископа стефановцам не назначил, но подчинил их общины в Курской губ. еп.Рыльскому Павлину (Крошечкину), а в Харьковской губ. — еп.Константину (Дьякову), написав последнему, чтобы он изменил свое отношение к последователям старца Стефана.
После опубликования Декларации о.Василий Подгорный сразу же поехал к еп.Варлааму (Лазаренко), жившему в горах под Майкопом. Владыка также отрицательно отнесся к Декларации, решил не подчиняться митр.Сергию и отправиться по просьбе стефановцев на Украину, чтобы рукоположить для них несколько священников. В конце августа епископ поселился в с.Угроеды Сумского округа, а затем переехал в с.Русская Березовка Белгородского округа. Осенью 1927 г. еп.Варлаам написал еп.Павлу (Кратирову), с которым познакомился в 1924 г. в московском Донском монастыре и с тех пор имел хорошие отношения. В этом письме епископ Майкопский спрашивал, находит ли Владыка Павел каноничным выход из подчинения митр.Сергию. Судя по всему, ответ был положительным.
С разрешения Грайворонского райадмотдела еп.Варлаам служил в церкви Русской Березовки до 10 декабря 1927г. Затем его вызвали в ГПУ, но епископ скрылся и, перейдя на нелегальное положение, поселился в с.Дроновка. В феврале — начале марта 1928 г. еп.Варлаам встретился в Ленинграде с Владыкой Димитрием и получил, по свидетельству о.Василия Подгорного, указание передать стефановские общины ближайшему иосифлянскому архиерею — еп.Алексию (Бую). 18 марта такая передача состоялась, и еп.Варлаам уехал в Майкоп, но отношения с «подгорновцами» продолжал поддерживать вплоть до своего ареста в сентябре 1929 г.
Первоначально еп.Алексий назначил о.Василия Подгорного благочинным Всея Украины и Кавказа, но уже вскоре — лишь благочинным Сумского церковного округа (включавшего Сумской, Харьковский, Артемовский, Белгородский и Владимирский округа, где также существовали стефановские общины). Кроме того, он в марте 1928 г. перевел его из Ильинской церкви с.Угроеды в Андреевскую г.Сумы. В 1928 г. стефановцы провели второе собрание, на котором избрали благочиннический совет в составе священника Василия Подгорного, иеромон.Иоасафа (Черченко) и двух мирян. Движение постепенно получало все большее распространение, охватив Донбасс; даже в Таганроге появился стефановский молитвенный дом со священником. Только в Сумской области существовало около 20 приходов: в Сумах, Ахтырке, с.Большая Писаревка, на ст.Краснополье, в селах Вольное, Яблочное, Радомля, Вязомля, Тростянец, Криничное и др.
После ареста еп.Алексия (Буя) в апреле 1929 г. стефановские общины обратились с просьбой к еп.Павлу (Кратирову) принять их. Владыка соглашался принять их не в качестве единой «подгорновской» общины, а как отдельные приходы. Поэтому присоединение не состоялось, хотя еп.Павел фактически окормлял их: давал архиерейские советы, улаживал различные конфликты в общинах, направлял несколько раз их кандидатов для рукоположения к архиеп.Димитрию (Любимову) в Ленинград и даже посылал священнослужителей, переходящих из других течений, к о.Василию Подгорному как благочинному Сумского округа. Еп.Павел вообще очень благожелательно относился к стефановцам и защищал перед Владыкой Димитрием, которому далеко не все нравилось в них (некоторые ленинградские иосифляне считали последователей старца Стефана чуть ли не сектантами).
«Подгорновские» общины состояли в основном из зажиточного крестьянства и отрицательно относились ко многим мероприятиям государственных органов. Их вдохновляло пророчество старца, что советская власть падет в 1933 г. Обстановка особенно накалилась в 1930 г. в связи с проведением массовой коллективизации; в селах, где были стефановцы, она осуществлялась с большим трудом. Так, по данным следствия, председатель церковного совета Тростянецкого прихода И.Кондратенко публично заявлял:
Грабят и грабят крестьян без конца, а крестьяне-дурни еще и хлеб добровольно сдают. Не надо сдавать хлеб антихристу, ибо наш хлеб — это наша кровь, которую антихрист пьет вместо вина, как написано в наших святых книгах.
Летом 1930 г. волна антиколхозных выступлений прокатилась по селам Больше-Писаревского, Богодуховского и Ахтырского районов, почти исключительно там, где существовали стефановские общины. На допросе в ГПУ о.Василий Подгорный показал:
Мне известна попытка Кушнарева Исайи, иеромонаха хут.Высокого Ахтырского района, поднять народ на «крестовый поход» против советской власти в с.Никитовке Тростянецкого района. Летом 1930 г... с этой целью он выступил в церкви с проповедью против советской власти и предложил верующим двинуться против нее «крестовым походом»... У него был план двинуться вместе с народом на Тростянец. Но эта попытка потерпела неудачу.
В обвинительном заключении стефановцев значатся два вооруженных восстания под руководством Ф.Трохова и П.Змиевского: 8 июля в с.Корбины Иваны и 10 августа в с.Вольном. Именно эти выступления послужили единственным аргументом ОГПУ для того, чтобы все иосифлянское движение охарактеризовать как «повстанческую, террористическую организацию». На самом деле указанные восстания были подняты даже без одобрения благочиннического совета стефановцев. Ф.Трохов пытался получить благословение о.Василия Подгорного, говорил, что его выбор — «зеленая армия», но поддержки не нашел.
По словам священника из с.Бакировка Стефана Ильиченко, когда он рассказал еп.Павлу о вспыхнувших крестьянских волнениях, Владыка заметил:
Они правы, да иначе и не могло быть; крестьянство никогда не сможет привыкнуть к смешной, гибельной для него новой форме землепользования. Социализм — глупость, а не выдумка большого разума, как и сама Советская власть.
Известно, что когда к Владыке приезжали крестьяне спросить его — вступать ли им в колхоз, епископ советовал поступать каждому, как велит его совесть. Вскоре после подавления волнений в селах Сумского и Харьковского округов— 16 октября 1930 г.— были арестованы 13 стефановцев, в том числе о.Василий Подгорный и еще два члена благочиннического совета. Аресты остальных стефановских священников проводились позднее, в декабре 1930 — январе 1931 гг.
Известно о существовании других, помимо стефановских, иосифлянских общин в Донбассе. В Кадиевском округе (с 1929 г.) было три прихода: в с.Соколове Первомайского района (настоятель храма о.Сергий Петров), в с.Анненское Кадиевского района (о.Никифор Полоус) и в с.Троицкое Папаснянского района (о.Аркадий Соловьев). Они окормлялись у еп.Павла и были арестованы в январе 1931 г.
Большая группа иосифлянских общин существовала в Сталинском (Донецком) округе во главе со священниками Серафимом Кирилловым и Николаем Толмачевым. В нее входили приходы в селах: Елизаветовке, Григорьевке-1, Григорьевке-2, Ясиноватой, Старо-Бешево, Рутченково, Андреевке, Ольговском и др. Отцы Серафим и Николай поддерживали отношения с еп.Павлом с конца 1927 г., хотя официально присоединились к нему позднее и в разное время. Прот.С.Кириллов сделал это осенью 1928 г. вместе с пятью приходами своего благочиния. Тогда же он обратился с воззванием к другим приходам епархии, за что еп.Павел даже получил выговор от ГПУ. Известно, что Владыка вскоре приехал служить к о.Серафиму в с.Григорьевка, там он встречался также с о.Даниилом Васильковским из с.Григорьевка-2 и о.Николаем Бизюковым из с.Ясиноватое. Прот.Н.Толмачев перешел к еп.Павлу только в начале 1930 г., обратившись с соответствующей просьбой от своего прихода в с.Елизаветовка. Однако на допросе в 1931 г. о.Николай дал желательные для следствия и явно ложные показания:
В 1927 г. я получил от еп.Павла Кратирова в Харькове на его квартире предложение организовать подпольные «хатнические» группы, которым уделялось исключительное внимание, и на которые возлагались большие надежды. Эти подпольные группы, организованные по возможности в каждом селе, в каждой фабрично-заводской местности, по словам Павла Кратирова, должны были быть базой контрреволюции, активом самой жесточайшей непримиримой борьбы против советской власти.
С еп.Павлом (Кратировым) и о.Серафимом Кирилловым была связана и часть отделившихся от митр.Сергия священнослужителей Мариупольского округа. Антисергианские настроения в округе появились после того, как высланный в Сибирь епископ Мариупольский Антоний (Панкеев) был смещен в 1928 г. со своей кафедры Заместителем Местоблюстителя. Недовольство выражали прежде всего члены братств и сестричеств, организованных еп.Антонием. В самом Мариуполе «непоминающим» некоторое время принадлежал греческий соборный храм, но с 1929 г. миряне, отделившиеся от митр.Сергия, собирались только в доме М.Е.Кузнецова, где жил истинно-православный монах Тихон (Даниленко). Кроме того, в округе было несколько сельских не сергианских храмов: в с.Кирпичево (настоятель о.Иоанн), с.Петриковка (мон. Андрей), с.Мелекино (о.Симеон Романенко), на ст.Майорск (иеромон.Ананий (Березовский)). Некоторые из них в 1930 г. — январе 1931 гг. перешли под окормление еп.Павла. Всего же Владыка к 1931 г. окормлял около 40 приходов в Харьковском, Сумском и Днепропетровском округах.
Часть иосифлянских приходов Донбасса окормлял еще один украинский истинно-православный архиерей — епископ Бахмутский и Донецкий Иоасаф (Попов). С 1925 г. он проживал в г.Новомосковске Днепропетровского округа и в ноябре 1928 г. после поездки в Ленинград и встречи с еп.Димитрием (Любимовым) присоединился к иосифлянам. Еп.Павел лично познакомился с этим Владыкой летом 1929 г., когда тот, приехав в Харьков по вызову ГПУ, зашел к епископу Старобельскому на квартиру. В дальнейшем они обменивались письмами, летом 1930 г. еп.Павел впервые направил в Новомосковск для иерейской хиротонии иеродиакона Иова из Балаклейского прихода, а затем еще двух иеродиаконов.
Служение Владыки Павла было прервано в начале 1931 г. 16-17 января этого года ГПУ провело в Харькове аресты 13 наиболее активных иосифлян (и несколько десятков в Харьковской епархии) в рамках масштабного дела Истинно-Православной Церкви на Украине. Обыск в квартире епископа по адресу: Мануильская ул., 41 был начат еще вечером 15 января. При этом агенты ГПУ изъяли шесть антиминсов, четыре флакона св.мира, шесть частиц мощей для антиминсов, три панагии, различные статьи, письма и пять записных книжек Владыки. Обыск шел всю ночь, и утром 16 января еп.Павла под стражей доставили в корпус № 3 Харьковского ДОПРа №1. В течение следующего дня туда же поместили еще 12 проживавших в Харькове иосифлян: архим.Макария (Величко), игум.Варсонофия (Юрченко), игум.Евстратия (Грумкова), прот.Григория Селецкого, свящ. Антона Краснокутского, монаха Андрея (Козака) и мирян К.Т.Бублика, И.К.Чубцова, А.А.Демидову, М.И.Колосову, О.И.Когтеву-Соколову и П.Е.Черниговскую. Престарелый архим.Климент (Жеретиенко) избежал ареста в связи с тяжелой болезнью. Лишь 12 февраля 1931 г. было принято постановление о начале следствия об участии арестованных лиц «в контрреволюционной организации, ставившей себе целью свержение Советской власти».
В заполненной в день ареста анкете еп.Павел в числе родственников указал брата Николая, служившего священником во Всехсвятской церкви Харькова, и двух дочерей: проживавших в Луганске Зою и в Харькове Нину, но в своих показаниях на допросах их почти не упоминал. Допросы Владыки начались 18 января и продолжались практически без перерывов до 26 марта 1931 г., всего их состоялось 24! Невероятно трудно было выдержать их старому больному человеку, но епископ Павел это смог. Он очень подробно рассказал свою биографию, особенно дореволюционный период, детально разъяснил церковную позицию, но постоянно категорически отвергал обвинения в какой-либо контрреволюционной деятельности, например, 13 февраля заявил: «Ни в какой контрреволюционной организации не участвовал никогда и не принимаю участие в настоящее время».
При этом Владыка не скрывал своего критического отношения к многим действиям советской власти. На допросе 16 марта он говорил: «Основные устои социалистического строительства, отрицание религии и классовая борьба неприемлемы не только для православного епископа, но и для искренне верующего христианина, и, не отказавшись предварительно от веры, они не могут принимать участие в социалистическом, государственном строительстве, поскольку оно враждебно религии». А на допросе 1 февраля епископ заявил: «Так называемое раскулачивание кулака с религиозной точки зрения — явление безусловно греховное. Так оно и расценивается, без сомнения, всеми верующими людьми». Владыка отметил, что, не изменив Церкви и своему долгу, священник не может приветствовать классовую борьбу, совершенно не укладывающуюся в христианскую мораль, и также не может сочувствовать нынешней педагогической работе, в ходе которой учителей обязывают вести антирелигиозную пропаганду.
В то время еп.Павел уже не видел для себя и подобных себе места в «социалистической действительности»: «Если я буду честно исполнять свои пастырские обязанности, я буду рассматриваться как лицо нежелательное и даже вредное с точки зрения существующей власти; если я буду благословлять и одобрять все начинания существующей власти, противные религии и даже направленные против нее, я буду бесчестным и никуда негодным служителем церкви». И поступиться своей пастырской совестью Владыка не мог и не хотел.
Епископ хорошо понимал, что репрессии против него и его единомышленников не имеют реальных оснований и вызваны чисто политическими причинами, в частности, желанием местных органов ГПУ переложить на иосифлян ответственность за вызванные насильственной коллективизацией и раскулачиванием крестьянские выступления. На допросе 13 марта он так и сказал следователю: «Государственное Политическое Управление наложило свою тяжелую руку на меня и находящихся в моем ведении священников, отыскивая моральных виновников тех волнений, которые происходят по местам в пределах губернии Харьковской».
Не сломили еп.Павла и зачитанные ему показания менее стойких священнослужителей и мирян, подписавших угодные следователю протоколы допросов. Так, бывший ученик Владыки в Духовной семинарии священник Василий Артюховский заявил о его антисоветских, монархических взглядах. Проповедник К.Т.Бублик 20 февраля показал о словах Владыки, что нынешняя власть «дана нам в наказание за наши грехи, что власть Советская — бич гнева Божия», а 10 марта дополнил:
Беседовал я с ним о том, как православный христианин должен относиться к Советской власти. Кратиров мне на это дал такие разъяснения: «Христианин не должен подчиняться советской власти по совести, а может терпеть ее, как необходимое зло и наказание, и молиться Богу о том, чтобы Господь сократил дни этой власти».
В том же духе выразилась на допросе 16 марта бывшая квартирная хозяйка еп.Павла швея П.Е.Черниговская, у которой на Мариинской ул., 16 он жил до 1930 г.: «Монархическая власть, по разъяснениям Кратирова, наказанием не являлась, а являлась благословением Божиим».
Самые же «убийственные» показания против Владыки дал харьковский заштатный священник Антоний Краснокутский, который, являясь осведомителем ГПУ, более двух с половиной лет доносил о деятельности Владыки. Перейдя под его окормление в мае 1928 г., он почти каждую неделю посещал квартиру епископа. Первые месяцы еп.Павел относился к о.Антонию недоверчиво и старался «лишнего» не говорить, но затем стал более откровенным и передал священнику для перепечатки все свои антисергианские послания и письма, в частности, несохранившуюся статью «Кто должен возглавить в настоящее время Православную Русскую Церковь». При этом о.Антоний, видимо, тяготясь своим доносительством, далеко не все сообщал в ГПУ и, в частности, скрыл, что у него имеются послания Владыки и документы Зарубежной Русской Церкви. Не информировал он и о том, что дал почитать страннику Даниилу Лукашу из г.Валки книгу С.Нилуса (которую Лукаш ему так и не вернул). На допросе о.Антоний показал, что после прочтения послания митр.Антония (Храповицкого) от 5 июля 1928 г., еп.Павел заметил: «Да, хорошо им там, за границей, говорить, попробовали бы они здесь». В конце концов, о.А.Краснокутский был обвинен в том, что, «состоя секретным сотрудником ГПУ УССР», ничего не сообщил о документах Зарубежной Русской Церкви.
В отношении пяти арестованных в Харькове иосифлян: мон.Андрея (Козака), А.А.Демидовой, М.И.Колосовой, О.И.Когтевой-Соколовой и П.Е.Черниговской — следственные органы не смогли собрать «достаточно документов для предания суду», и постановлением от 21 июля 1931 г. следствие в отношении них было прекращено. Остальные восемь арестованных прошли по делу Истинно-Православной Церкви на Украине.
Это дело было сфабриковано ГПУ УССР в январе-июне 1931 г. В качестве обвиняемых было привлечено 140 иосифлян: два епископа, 52 священника, 19 монашествующих, семь диаконов и псаломщиков, 60 мирян. В обвинительном заключении утверждалось, что «контрреволюционная организация церковников "Истинно-Православная церковь" была широко разветвлена и охватывала своими филиалами весь Советский Союз», в том числе Украину. В республике якобы существовала жестко организованная сеть групп и ячеек ИПЦ, непосредственно управляемая Ленинградским и Московским центрами. Эта сеть, по версии ГПУ, состояла из трех филиалов: Харьковского во главе с еп.Павлом (Кратировым), Днепропетровского, руководимого еп.Иоасафом (Поповым), и Одесского, возглавляемого о.Григорием Селецким и игум.Варсонофием (Юрченко). В первый филиал входило 11 групп: Харьковская, Сумская, Сталинская, Киевская, Дебальцевская, Кадиевская, Мариупольская, Попаснянская, Бердянская, Славянская, Краснолучинская; во второй филиал — три: Новомосковская, Криворожская, Ладыжинская; в третий филиал — пять: Полтавская, Зиновьевская, Александрийская, Николаевская и Херсонская. Они, в свою очередь, состояли из ячеек. «Каждая группа и ячейка имели своих непосредственных руководителей из особо доверенных и надежных лиц, связанных с руководителями филиалов... Благодаря постоянным связям центров с филиалами, было обеспечено систематическое руководство контрреволюционной деятельностью периферийных ответвлений контрреволюционной организации». Как видно из сказанного выше, иосифляне в разных населенных пунктах Украины зачастую не только не поддерживали «постоянную связь», но и находились в напряженных отношениях.
Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ (от 14 декабря 1931 г.) 53 человека были приговорены к 3 годам концлагеря, 58 — к высылке в Северный край на 3 года, пять — к лишению права проживания в 12 населенных пунктах с прикреплением к определенному месту жительства на 3 года, и десять были освобождены из-под стражи. Постановлением Коллегии ОГПУ (от 2 января 1932 г.) еп.Павел (Кратиров), о.Василий Подгорный и о.Григорий Селецкий были приговорены к 10 годам концлагеря, а еп.Иоасаф (Попов), игум.Варсонофий (Юрченко), игум.Евстратий (Грумков), архим.Макарий (Величко), А.И.Краснокутский, о.Николай Толмачев, о.Феодор Павлов, о.Димитрий Иванов, о.Борис Квасницкий, С.П.Лабинский и о.Иоанн Скадовский — к 5 годам концлагеря.
После вынесения приговора епископ Павел прожил всего лишь три дня. Мученик умер 5 января 1932 г. в тюремной больнице г. Харькова, согласно медицинской справке, в 23 часа 15 минут при нарастающей сердечной слабости от саркомы лимфатических желез и двухстороннего плеврита[47]. Место захоронения Владыки неизвестно. Лишь 30 декабря 1992 г. он был реабилитирован Прокуратурой Харьковской области по делу 1923 г., а по делу Истинно-Православной Церкви — в 1994 г. Но память о епископе Павле уничтожить не удалось, о чем свидетельствуют труды П.Н.Иванова, священника Михаила Матвеенко и других авторов.
