Ещё в ноябре 1944 среди ИПХ стало широко распространяться «Письмо верным о теперешних гонениях от антихриста»,[2] которое следует считать началом подготовки тайного Собора ИПЦ. Более конкретные активные связи между архиереями начались летом 1945,[3] а к зиме 1947-1948 они установились более-менее прочно. Важнейшей причиной интенсивной подготовки проведения Собора явилась разлагающая деятельность епископов Афанасия (САХАРОВА) и Гавриила (АБАЛЫМОВА), ранее не подписавших каноны Кочующего Собора, а в 1945 перешедших в Московскую Патриархию и начавших среди ИПХ активную агитацию за их возвращение в лоно официальной РПЦ.[4]
Следует учитывать, что в результате репрессий 1944-1948 некоторые катакомбные общины потеряли связь с епископами ИПЦ, кроме того, ослабился территориальный принцип епархий. В сложившихся условиях главную роль играли прямые связи, которыми и удерживались епархии. В разных регионах страны положение архиереев ИПЦ не было одинаковым: в одних местах архиереи ИПЦ могли, как и ранее, съезжаться для решения вопросов;[5] в других — их встречи были затруднены; в иных — просто невозможны. Акефальные общины[6] обменивались по разным поводам Посланиями,[7] однако неизвестно, чтобы одна община собиралась на Собор совместно с другой. Очевидно, в этом сыграла свою роль необходимость строгой конспирации.
Тайный Собор ИПЦ[8] прошёл 10-20 ноября 1948, и следует заметить, ещё более конспиративно, чем Кочующий Собор, что вполне объяснимо: ведь и само время теперь было суровее и опаснее. Собор 1948 принято было называть Ташкентским, хотя по этому поводу еп.Евагрий сделал следующую запись: Сказано, что Собор проходил в Ташкенте осенью 1948 г., но скорее всего всё же не в самом Ташкенте, а под Ташкентом, в г.Чирчике, как видно из др.бумаг.
«Связники» привозили его участников в какой-то дом на окраине Ташкента,[9] где первоначально предполагалось проводить заседания Собора. На прибытие участников Собора к месту его проведения ушло около двух месяцев, поскольку по пути им приходилось переезжать с места на место, останавливаясь в известных «связникам» местах. Исключение, может быть, представляли только те участники Собора, которые находились в то время в Средней Азии. Однако по приезде в Ташкент здесь было замечено подозрительное скопление милиции и чекистов, что явно свидетельствовало о грядущих облавах. Именно поэтому и решено было перевести всех собравшихся в запасное место — в город Чирчик, который представлял в то время бурно развивающийся город-завод, где сосредоточилась масса беженцев из европейской части страны. Появление здесь новых лиц не вызвало бы особых подозрений. Из документов Собора[10] не совсем ясно, кто именно был его инициатором и организатором и существовала ли какая-либо рабочая группа. Можно только предположить, что подготавливали Собор протоирей Пётр ПЕРВУШИН из Москвы и андреевцы. Деятельность же рабочей группы Собора заменила предварительная переписка между его участниками. Процедура Собора 1948 была такой же, как и на Кочующем — по приезде участники целовали Св.Крест и Евангелие, давая клятву, что никому из «внешних» не расскажут о Соборе.
При обсуждении вопросов каждый участник мог внести по любому принимаемому решению своё особое мнение, которое записывалось.[11] Дебаты, беседы и мнения стенографировались.[12] Почти все обсуждения проходили весьма бурно, похоже, обстановка на этом Соборе была неспокойной. За десять дней работы Собор принял одиннадцать канонов, причём единогласно — первые пять, а также восьмой и одиннадцатый каноны, по остальным — были сомневающиеся.
В Соборе участвовало пятнадцать человек: восемь епископов, пять представителей епископов, не присутствовавших лично по различным причинам на заседаниях, прот.Пётр ПЕРВУШИН, как секретарь Собора, и священник Власий, стенографировавший прения. Отметим, что на Соборе были представлены не все архиереи ИПЦ, — многие находились в заключении, часть скрывалась или утратила ранее связь с другими епископами.
Текст единогласно принятого первого канона весьма показателен:
— и перекликался с текстами канонов Кочующего и Усть-Кутского Соборов.[15]
Принятие второго канона было вызвано утверждением еп.Афанасия (САХАРОВА), что митр.Сергий (СТРАГОРОДСКИЙ) был, действительно, незаконным, а избранный в 1945 Собором Московской Патриархии Алексий (СИМАНСКИЙ) является законным Патриарxом,[16] что смутило часть клириков и верующих ИПЦ. Поэтому для архиереев ИПЦ был принципиально важен принятый текст этого канона:[17]
Участники Собора в принятом единогласно тексте третьего канона чётко определили и место так называемого «Церковного Совещания Глав и Представителей Православных Автокефальных Церквей», прошедшего в Москве ранее, в том же 1948, которое советская пресса и издания МП называли «Всеправославным» Собором.[18] Его размах говорил о претензии стать Вселенским Собором, причём подчеркивалось исключительное место среди Поместных Церквей Московской Патриархии с попыткой понизить статус Константинопольского Патриарха, чтобы передать титул Вселенского Патриарха Московскому. Москва вновь объявлялась как бы Третьим Римом с явно мессианской окраской.
Отметим, что и позже архиереи ИПЦ не признавали ни одного избранного Патриарха. Но особенное отвращение вызывало патриаршество митр.Сергия, которого сделали Патриархом[20] «большевистскими темпами», даже без всякой видимой канонической процедуры.
РПЦЗ откликнулась на избрание митр.Сергия Патриархом на Совещании епископов в Вене: Избрание митр.Сергия на Престол Патриарха Московского и всея Руси является актом не только неканоничным, но и нецерковным, политическим, вызванным интересами советской партийной коммунистической власти и её возглавителя, диктатора Сталина, переживающих тяжёлый кризис во время войны.[21]
Действительно, проведение «Всеправославного» Собора с таким размахом было инициировано Сталиным. С 1941 Московской Патриархией стала распространяться концепция, что Сталин является как бы некоронованным православным царём, которому следует служить, как православному царю; что Сталин — это Богом данный Верховный Вождь,[22] мудрый Богопоставленный вождь народов нашего великого Союза;[23] что, по словам патриарха Алексия I, всем православным русским христианам надо превыше всего благодарить Бога за то, что Он возглавил советскую страну избранным Им Гениальным Вождём.[24]
Дошло до того, что священнослужители в проповедях, по рассказам современников, стали называть Сталина Новым Константином — покровителем Церкви, завершая их словами Слава Великому Сталину вместо обычных Слава Отцу, Сыну и Св.Духу. Поэтому понятно, почему на Соборе, после заслушивания докладов о.Петра ПЕРВУШИНА «Идолопоклонство в Московской Патриархии» и мон.Адриана «Культ Сталина, как возрождение языческого культа цезарей», был единогласно принят текст пятого канона:
Почитание РПЦЗ в среде ИПХ было и до войны, но после неё явно усилилось. Причиной этого является, во-первых, общение с эмигрантами в лагерях и на спецпоселениях; во-вторых, в силу личного опыта контактов с «зарубежниками» тех ИПХ, кто побывал во время войны на Западе и вернулся в страну в качестве «беженцев». Поэтому в принятом Собором шестом каноне было утверждено поминовение на богослужениях митр.Анастасия (ГРИБАНОВСКОГО), как старейшего по хиротонии русского архиерея, оставшегося верным Истинному Православию. Канон был принят практически единогласно, сомневался лишь иерей Василий. Возможно, сомнение этого священника говорит о его близком знакомстве с церковной жизнью РПЦЗ, а потому — и скептическом отношении к ней. Не исключено, что он мог быть зарубежным клириком, каким-то образом попавшим в СССР.
Седьмой канон посвящён викарному епископу Брянской епархии Антонию (Галынскому-Михайловскому), о котором имелись сведения, что он побывал и у григориан. Также его обвиняли в отречении от монашества и снятии сана. Обвинения в предательствах были ещё более сильными, — почти все из его собственной паствы в 1946, когда он вышел из лагеря, не только не приняли его, но объявили его предателем. В 1946-1948 он рассылал свои письма, известные теперь под названием «Письма катакомбного епископа А. к Ф.М.», показывая чистоту своего исповедания, но подозрения оставались. В 1947 он попытался вступить в общение с еп. Зарайским Иоанном, который к нему относился очень благосклонно и ходатайствовал за него перед Собором. Еп.Роман лично проводил расследование по поводу обвинений на еп.Антония и оправдывал его, однако апелляция его силы не возымела.
Часто «добровольные помощники» чекистов, чтобы внедриться в общины ИПХ, начинали упрекать их в сектантстве и замкнутости. Но если ИПХ таких «обличителей» слушались и расширяли свои контакты, то провал общины становился неизбежным, — зачастую арестовывалась даже целая цепочка общин. Учитывая подобные случаи, участниками Собора был принят восьмой канон:
Среди провокаторов, проваливших ряд общин ИПХ, оказалось много бывших священников-сергиан, поэтому на Соборе был принят девятый канон, которым запрещался приём их в общение с ИПХ. Отметим, что каноны Кочующего Собора в этом отношении были гораздо мягче, но и они не исполнялись в 1930-х годах, что отчасти привело к массовому разгрому общин Катакомбной Церкви.
В десятом каноне предавались анафеме все виды соглашательств с советской властью: служба в Красной Армии, вступление в партию, комсомол, профсоюзы, колхозы, получение паспорта. Известно, что ещё до Собора по этому поводу среди ИПХ возникла острая полемика, вызвавшая конфликты в общинах: что есть подобное соглашательство — ересь, грех или не грех? В конце концов восторжествовало мнение, что это есть не ересь, но очень серьёзный грех.
Одиннадцатый канон, осуждающий тех иерархов, которые уклонялись от взаимного общения, ссылаясь на опасение провокаторства, на Соборе был принят единогласно, причём еп.Евагрий сделал замечание: Очень много самовольников было и тогда, и потом.
«Дополнительные решения», принятые после подписания канонов участниками Собора, касались юрисдикции правящих архиереев и статуса каждого епископа. Правящим архиереем безоговорочно был утвержден еп.Владимир (ШТРОМБЕРГ), относительную самостоятельность сохранили схиархиеп.Пётр (ЛАДЫГИН), еп.Вениамин (ФРОЛОВ) и еп.Иоанн Зарайский.
Каноны Собора ИПЦ подписали лично: схиархиеп.Пётр (ЛАДЫГИН), епископы Амфилохий (ШИБАНОВ), Владимир (ШТРОМБЕРГ), Доментиан (ЛОКОТКОВ?), Модест (ВАСИЛЬКОВ), Меркурий (КОТЛОВ), Никита Кзыл-Ординский(?) и Роман (РУПЕРТ). Через своих представителей каноны Собора подписали епископы: Варсонофий(?), Вениамин (ФРОЛОВ), Иоанн Зарайский, Иона(?), Герман (ТЕНЕШЕВ).
По мнению современных архиереев ИПЦ, каноны Собора 1948, в отличие от канонов Кочующего Собора, были приняты к исполнению наиболее серьёзно. Именно это послужило причиной оздоровления ИПЦ и стабилизации её положения на десятилетия. По своей сути каноны Собора лишь конкретизировали и разъяснили отдельные моменты, уже изложенные ранее в канонах Кочующего Собора. Знание канонов тайного Собора 1948 среди ИПХ было более распространено, чем канонов Кочующего Собора.