Никогда мы не переживали таких дней, как дни, связанные с моментом смерти дорогого нам Батюшки. Наше сознание все время занято только одною мыслью о том, кого схоронили, наше сердце каждую секунду покрывает его самыми нежными ласками. Батюшка слишком жил в наших душах, чтобы смерть его могла быть концом его жизни в нас. Мы плачем, мы опустили его тело в могилку, потеря его для нас невосполнима; но печаль по Батюшке нас не убивает, великая и сокровенная тайна единения продолжает свое существование; следовательно, Батюшка продолжает в нас жить, и пока мы батюшкины, до тех пор нет конца его жизни в нас.
Любовь и ревность благая не знают безысходных положений; они способны оживить камень, а вера в бессмертие души сбрасывает могильную плиту как с самого покойника, так и с наших сердец. И прежде чем Батюшка воскреснет при Втором пришествии Иисуса Христа, он уже воскрес в наших сердцах.
Любовь и ревность сильнее смерти; они пересиливают природу и заставляют простое воспоминание о покойном Батюшке ожить в возлюбленном, милом и дорогом образе. Здесь действует тонкая душевная организация женщины с ее нежной и проникновенной печалью, недоуменным удивлением пред фактом неожиданного исчезновения дорогого лица и с непреодолимым конкретным желанием еще раз увидеть Батюшку, взять у него благословение и поцеловать его руку. Здесь женщина с быстрым и верным внутренним чувством правды в полном единении с исповедуемой религией воскрешает покойного в своем сердце и силою своей женской уверенности зажигает подобное чувство и в нас — холодных аналитиках. В этом чудо любви и ревности, в этом мировая роль женщины, этим она выявляет по преимуществу религиозный характер своей природы.
Кто теряет такого дорогого человека, как Батюшка, у того естественно есть искреннейшее желание собрать и сохранить все то, что может напомнить о нем, иметь его портреты, жизнеописание, а в особенности сохранить между нами молитвенную близость.
Весьма вероятно, что с момента смерти дорогого Батюшки многих его духовных детей охватило чувство растерянности, способное сильно рассеять батюшкину духовную семью. Но если Батюшки с нами нет, остались его заветы. Эти заветы нужно собрать и объединить, в них необходимо вникнуть умом и сердцем, усвоить их и жить по ним. Идя таким путем, мы исполнимся радости и надежды; наши души охватит необъятное ожидание встречи, и мы действительно встретимся с Батюшкой. Последует то же самое, что было с посмертным явлением преподобного отца Серафима, с которым Батюшку многое роднит. Вот что мы читаем в жизнеописании преподобного:
Невозможно не удивляться тому, что человек, находящийся уже в могиле, ходит по всему пространству России, является в разных местах и именно для разнообразной помощи ближним. Таков-то преподобный отец Серафим! Он входит во дворец богача и в лачугу бедняков, в городские дома и в крестьянские избы; всюду приносит благословение и утешение, избавление от горя и бед. То является он в сновидениях, то наяву, все по-прежнему тихий, кроткий, благожелательный. То видят во сне, как этот старец молится у изголовья больных или, стоя у их постели, предлагает им какое-то лекарство; то он воочию является страждущим со словом привета и утешения, то охраняет призывающих его имя от разных напастей и бед.
Чувства к любимому человеку, который умер, приобретают еще большую любовь, чем те, которые были при его жизни и непосредственно после его кончины. Смерть Батюшки служит началом его истинной жизни в наших сердцах. Он теперь весь становится внутренним, он всюду с нами, он неотлучающийся от нас спутник нашей жизни, он с нами в дороге, он с нами и дома, он с нами на людях, он с нами и в одиночестве, а особенно он с нами на молитве и именно в этом храме. Образ Батюшки, утрачивая свою телесность, становится душой нашей жизни, принципом нашего поведения, духовным источником радости и утешения, спасающих нас от уныния. А наша жизнь с Батюшкой приобретает характер чего-то священного по преимуществу; в ней поэзия, чарующая проникновенность и вернейший залог прочности нашего духовного будущего. Больше того, наша жизнь с Батюшкой представляет собою то благодатное переживание праведника, от которого наше воображение исходит, чтобы представить себе, чем же тогда может быть восприятие Самого Господа, Неоскудевающего Источника всякой благостыни небесной и земной.
Эта вторая жизнь Батюшки в его бестелесном состоянии является гимном в честь первой его жизни во плоти; теперь очарование утончается и благоухание одухотворяется. В Батюшке отразилась небесная правда, красота и добро. И любовь к нему теперь, когда дух его, более не отягощаясь томящею плотью, получает силу потушить возможное в прошлом разъединяющее соперничество и неудовольствие между членами его духовной семьи, завязать взаимную горячую дружбу. Ведь любить того, кого любил Батюшка, означает любовь к самому Батюшке. Кроме того, сами дорогие и милые воспоминания о Батюшке составляют наше общее сокровище: вместе вспоминать то счастливое время, которое было и миновало, означает иметь среди нас того, о ком вспоминаем, т.е. Батюшку. Теперь, наконец, Батюшка больше, чем при жизни, стал нашим общим посредником между Богом и нами.
Совместная жизнь в одних и тех же воспоминаниях, в одной и той же любви к Батюшке и к тем, кого он любил, в одном и том же переживании Батюшки как общего посредника, и в одном и том же ожидании встречи нашей с ним в загробном существовании должна создать привычки и правила общежития одной из тех обителей, которых у Бога много, а именно — батюшкиной обители.
И когда наступит грозный и вместе с тем сладостный час Второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа, то пожелаем, чтобы все мы, батюшкины, собрались около него и с успокаивающей нашу трепещущую душу радостью услышали бы дерзновенный голос самого Батюшки, обращенный ко Христу: «Вот я, а вот мои дети». Аминь.
