Подворье Георгиевского мон-ря в г.Краснодаре (Екатеринодаре).
Фото Дмитрия Иванова (22 августа 2008 года).
Подворье Георгиевского мон-ря в г.Краснодаре (Екатеринодаре). Фото Дмитрия Иванова (22 августа 2008 года). |
Основным местом пребывания архимандрита Дамаскина в эти годы стало подворье Георгиевского монастыря в Екатеринодаре (с 1920 г.Краснодар), куда он был командирован владыкой Никодимом[1]. В это время на подворье служил иеромонах Софроний (Несмеянов), бывший полковой священник армии генерала Деникина. Впоследствии, будучи арестован, на одном из допросов он упомянул о том, что в период его пребывания на подворье там находился настоятель Георгиевского монастыря архимандрит Дамаскин (Цедрик). Можно предположить, что во время пребывания на подворье архимандрит Дамаскин, как помощник правящего архиерея, занимался рассмотрением дел не только Георгиевского монастыря и его подворья, но и Таврической епархии, поскольку он сыграл заметную роль в борьбе за церковные святыни Симферополя и в противостоянии «Живой Церкви» в Крыму и на Кубани.
Екатеринодар был захвачен большевиками 17 марта 1920 г. В декабре того же года чекист Георгий Атарбеков лично расстреливал мирных жителей, взятых в заложники. В книге С.Мельгунова приводятся такие цифры (по словам местного жителя: с августа 1920 по февраль 1921 г. только в одной Екатеринодарской тюрьме было расстреляно около 3000 человек. Священники, как и военные, купцы, жандармы, входили в самую преследуемую группу населения.
В городе организовалась группа духовенства, присоединившаяся к «Живой Церкви». Десять человек, образовавшие епархиальный комитет, взяли власть в епархии в свои руки. Епископ Кубанский и Краснодарский Иоанн (Левицкий)[2] вошел на равных правах со всеми остальными в состав управления[3].
Епископ Ейский, викарий Кубанский Евсевий (Рождественский) не признал этой организации и после троекратного увещания объявил епископа Иоанна впавшим в раскол, перестал упоминать его имя за богослужением, возносил молитвы о Святейшем Патриархе Тихоне.
Он взял на себя управление Кубанской епархией, создал епископский совет. Архимандрит Дамаскин сразу же включился в борьбу с обновленчеством на Кубани. Протопресвитер Михаил Польский цитирует известное в городе послание архимандрита Дамаскина к обновленческому «епископу» Иоанну:
Вникните только, что из себя представляет «Живая Церковь». В основе ее — ложь, орудие ее — насилие, цель ее — разложение Православной Церкви <...>. Мне пришлось недавно проездом остановиться в одном городе, где один умирающий епископ, уже почти на смертном одре, покаялся в своем уклонении в раскол, и благо ему, что он вскоре скончался, вернувшись в лоно Православной Церкви. Владыко, я знаю, что Вас может заботить мысль о завтрашнем дне. Я смею Вам предложить у себя приют и все необходимое. Владыко, вернитесь. Вас ждет скорбящая Православная Церковь[4].
Архимандрит Дамаскин, по сведениям из того же источника, написал также разъяснение верующим по поводу церковного раскола, озаглавленное «Правда о Живой Церкви».
К ужасам большевистского террора в Крыму прибавился и голод, вызванный неурожаем 1921 г. Крым, так же как и Украина, Кубань, Поволжье и некоторые другие губернии, стал зоной бедствия. В августе 1921 г. Святейший Патриарх Тихон в своем воззвании «К народам мира и к православному человеку» призвал православную Русь, «на подвиг братской самоотверженной любви» и благословил создать Всероссийский церковный комитет помощи голодающим. Во всех храмах начались сборы денег. Эти дела милосердия и любви не соответствовали планам властей, которые стремились использовать народное бедствие для ограбления, унижения и ослабления влияния Церкви, а ситуации, возникавшие в связи с защитой церковных ценностей, — удобным поводом для развертывания широких репрессий против верующих. 26 февраля 1922 г. ВЦИК постановил изъять из храмов якобы для помощи голодающим все церковные ценности, в том числе священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы.
28 февраля 1922 г. Патриарх издал послание по поводу изъятия церковных ценностей, в котором писал:
Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, неосвященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается Ею, как святотатство...[5]
Архиепископ Никодим призывал верующих Крыма к пожертвованиям, по его благословению приходские советы, сестричества и другие организации мирян принимали на себя труды по сбору денег и продуктов для голодающих. Им же было предписано читать в храмах послание Патриарха Тихона об изъятии церковных ценностей.
Происходящие события выявили разногласия среди духовенства и верующих; эти разногласия были на руку властям и наиболее ярко проявились в ходе развития обновленческого раскола. За передачу церковных ценностей особенно ратовал протоиерей Скорбященской церкви Симферополя Евгений Эндека, призывы которого довольно холодно выслушивала основная часть городского духовенства, видимо, не веря тому, что изъятые ценности действительно пойдут для спасения голодающих. Протоиереем Евгением, скорее всего, двигали человеколюбие и милосердие, однако духовная слепота и излишнее доверие к властям привели его вскоре в лагерь обновленцев. Архиепископ Никодим 13 мая 1922 г. созвал пастырское собрание для разговора с протоиереем Евгением, но Крымское политическое управление узнало о «незаконном мероприятии», и все его участники были преданы суду за нарушение положения об устроении сборищ. Вместе с тем власти подозревали архиепископа (возможно, не без оснований) в попытках спасти часть церковного имущества от реквизиции. В начале августа 1922 г. в Крыму прошла волна «ограблений» храмов, причем исчезали предметы в основном из драгоценных металлов. У следственных органов возникло подозрение, что эти ограбления — лишь инсценировка, что церковная утварь спрятана по указанию архиепископа Никодима. В начале августа 1922 г. он был арестован. Ревтрибунал Крыма постановил выслать архиепископа Никодима до суда в Инкерманский монастырь. Владыка предусмотрительно позаботился о том, чтобы в случае его ареста епархия не оставалась без архиерея. 28 августа 1922 г. был тайно пострижен в монашество с именем Сергий протоиерей Александр Зверев и хиротонисан во епископа Мелитопольского и Севастопольского.
В аналитической записке ГПУ, составленной 10 января 1923 г., относительно архиепископа Никодима говорилось:
Рассчитанный саботаж епископа, его тайные директивы на этот счет духовенству делали свое дело. Хроника дней до и после вышеуказанного декрета пестрит постоянными ограблениями церквей, часть коих была инспирирована (как это впоследствии выяснилось) духовными отцами. В результате изъятие ценностей из церквей по Крыму дало только половину того, что оно могло бы дать при ином поведении церковной администрации[6].
Протоиерей Евгений Эндека первым поддержал обновленцев в газете «Красный Крым»[7]. В октябре 1922 г. в Симферополь приехал обновленческий «епископ» Петр Рождественский, хиротонисанный во «епископа» 24 сентября 1922 г. и командированный в Симферополь для устроения церковных дел. С 30 января 1923 г. он числится правящим архиереем обновленческой Таврической епархии.
В Крым выехал для организации обновленческих органов управления известный обновленческий деятель, один из организаторов «Живой Церкви» священник Калиновский. С ним прибыл уезжавший в Москву для получения инструкций протоиерей Евгений Эндека, перешедший в группу Общин древлеапостольской церкви.
Записка ОГПУ констатировала полное поражение обновленцев.
С осуждением Никодима и официальным удалением его с архиерейской кафедры постановлением ВЦУ церковная власть перешла к обновленцам. Но этот юридический переход власти еще не означал и фактического овладевания церквями. Фанатики и кликуши не давали обновленцам служить, по церквям был целый ряд эксцессов, особенно острую форму они приняли в симферопольском соборе, где толпа избила священников-обновленцев, велась во всех возможных формах антисоветская агитация, пока Нарком дел Крыма не закрыл собор[8].
 Александро-Невский собор в Симферополе (в 1929 году были сняты колокола, храм взорван 27 сентября 1930 г.) |
О борьбе за симферопольский Александро-Невский собор следует сказать подробнее. В 1922 г. проходила кампания по заключению договоров о передаче верующим православных храмов города Симферополя. 5 августа в НКВД Крыма поступило заявление от 20 православных с просьбой передать верующим Александро-Невский собор.
Этот храм, построенный по замыслу императрицы Екатерины II, отличался особой, монументальной красотой. Симферопольцы называли его «Исаакиевским» по сходству с известным санкт-петербургским собором. В нем хранилось Евангелие, пожертвованное Екатериной II, и множество других реликвий.
12 сентября 1922 г. от упоминавшегося ранее представителя ВЦУ в Крыму протоиерея Евгения Эндеки также поступает заявление о передаче кафедрального собора «Живой Церкви». Заявление долго не рассматривалось из-за отсутствия нужного количества подписей. После того как подписи с трудом были собраны, специальная комиссия произвела опись имущества, которая выявила нехватку нескольких предметов, исчезнувших незадолго до этого.
 Александро-Невский собор, г.Симферополь |
После завершения работы комиссии 2 декабря 1922 г. НКВД Крыма разрешил обновленческому протоиерею Калиновскому провести в храме службу для верующих города вместо осужденного трибуналом духовенства кафедрального собора. Однако служба не состоялась из-за волнений прихожан, вызванных решением властей.
В декабре 1922 г. вернулся в Симферополь (по-видимому, из Краснодара) архимандрит Дамаскин и сразу включился в защиту собора от обновленцев[9]. А 12 декабря 1922 г. НКВД принял решение передать Александро-Невский собор обновленческому Таврическому епархиальному управлению (ТЕУ). 18 декабря ключи и имущество храма были переданы обновленцам. Однако, поскольку часть храмового имущества власти не успели передать ТЕУ, вечернее богослужение обновленцев состоялось в Никольской церкви. Вскоре после начала богослужения две или три сотни верующих, возглавляемых мирянином Моргуновым, ворвались в храм и отобрали у обновленцев ключи от кафедрального собора. «Епископ» Петр составил по этому поводу докладную записку в НКВД, указывая, что особую роль в организации погрома играли: архиепископ (ошибка, правильно: архимандрит. — O.K.) Дамаскин, священники Бычковский и Усов, псаломщик Марков, а также миряне инженер Ларионов, его жена и верующая Н.Чуприлина[10].
Из этой записки становится ясно, что в отсутствие архиепископа Никодима решающую роль в защите симферопольского собора играл архимандрит Дамаскин. 19 декабря 1922 г. прокуратурой Крыма было возбуждено уголовное дело в отношении зачинщиков беспорядков, о привлечении о.Дамаскина по этому делу сведений не имеется. Храм был опечатан и в марте 1923 г. закрыт.
Обновленцы Борис Дикарев и Сергей Калиновский обратились с жалобой к председателю Верховного трибунала, в которой пытались представить православных как врагов советской власти, для которых обновленческое движение неприемлемо именно «вследствие ориентации на соввласть и сочувствие ей. Процесс церковников в Симферополе во главе с архиепископом Никодимом нанес им жестокий удар, но в то же время открыл наиболее ловких из них, как епископа Сергия, архимандрита Дамаскина Цедрика, священника Анатолия Бычковского и пр., избегнувших, благодаря своей увертливости, наказания, давно ими заслуженного»[11]. Обновленческие священники называют архимандрита Дамаскина первым в числе наиболее энергичных сотрудников епископа Сергия (Зверева).
Несколько ранее, 5 ноября 1922 г., в Симферополе началось слушание дела по обвинению духовенства в сокрытии ценностей. Процесс отличался большим размахом. Калиновский фигурировал на процессе в качестве эксперта. Перед Верховным трибуналом при Крымском ЦИКе предстали 73 человека, относившиеся почти ко всем конфессиям Крыма (кроме мусульман). Большую часть обвиняемых составляли служители Русской Православной Церкви: архиепископы Никодим (Кротков) и Димитрий (Абашидзе), епископ Сергий (Зверев), настоятель Инкерманского монастыря архимандрит Венедикт (Чеботарев) и настоятель Георгиевского монастыря архимандрит Дамаскин, священники практически всех симферопольских храмов, в том числе ключарь Александро-Невского собора протоиерей Николай Казанский, впоследствии причисленный к лику святых, который во время изъятия церковных ценностей поддерживал архиепископа Никодима (Кроткова), Евгений Сальков, в будущем верный помощник и друг епископа Дамаскина. Подследственные обвинялись в «сокрытии церковных ценностей, сопротивлении при изъятии таковых, растрате церковного имущества и использования религиозных предрассудков с целью противодействия изъятию ценностей на нелегальных собраниях»[12]. Подлинной причиной осуждения представителей Таврической епархии стало осуждение обновленческого раскола и верность святителю Тихону.
Процесс продолжался четыре недели и завершился 1 декабря 1922 г. оглашением приговора по делу «крымских церковников». В отношении о.Дамаскина было вынесено решение: обвинение считать недоказанным[13]. По мнению исследователя В.Г.Пуцко, оправдательный приговор во многом был заслугой друга будущего владыки юриста по образованию Евгения Салькова, также фигурировавшего на этом процессе. В начале 1923 г. архимандрит Дамаскин был арестован, несколько месяцев находился в тюрьме вместе с епископом Евсевием и затем выслан.
О пребывании архимандрита в тюрьме есть свидетельство иеромонаха Софрония (Несмеянова), который показывал, что архимандрит Дамаскин, будучи на подворье Георгиевского монастыря, подвергался аресту, подворье было закрыто. Сам владыка Дамаскин в многочисленных анкетах и материалах допросов никогда об этом аресте не сообщал.
Осенью 1923 г. о.Дамаскин оказался в Москве, где продолжал заботиться о крымском духовенстве. В архиве Комиссии по делам культов отложилось его письмо по поводу поминовения имени Святейшего Патриарха Тихона за богослужением. По просьбе крымских священников он пишет заявление юрисконсульту 5-го отдела Народного комиссариата юстиции:
Вследствие предъявляемых правительственными агентами в Крыму к православным священнослужителям обвинений в контрреволюционности единственно на том основании, что последние возносят за богослужением имя Патриарха Тихона, а также вследствие недоумений по поводу вызываемых на местах подобным образом действий прошу от имени всего православного населения Крыма на основании декретов Республики, регламентирующих положение Православной Церкви, дать разъяснение вопроса: является ли возношение за богослужением имени Патриарха Тихона актом контрреволюционным. Димитрий Димитриевич Цедрик, он же Архимандрит Дамаскин. Г. Москва. 31.Х[14].
Одновременно во ВЦИК было направлено обращение группы обновленческого духовенства и мирян города Феодосии с этим же вопросом, но поставленным в угодливой и провокационной форме:
Распоряжением Государственной Советской власти патриарх Тихон освобожден из-под ареста и совершает богослужения в Москве, приняв на себя роль руководителя общин православных, признающих его как патриарха, что и вызвало поминовение его, как главы русской православной церкви и в других местах советской республики.
Между тем разъяснением Новгородского прокурора (газета «Звезда» 1923 г. № 52) указано, что поминовение его за богослужением, как явно контрреволюционера, выходит за пределы простой молитвы и является публичным изъявлением хвалы заведомым врагам Советской власти.
Просим ВЦИК дать разъяснение, действительно ли поминовение открытое за богослужением Патриарха Тихона рассматривается Советской властью как контрреволюционное выступление со стороны тех лиц, кои это допускают[15].
В ответ было направлено письмо симферопольскому губпрокурору от 2 ноября 1923 г.:
Вследствие поданного служителем культа Дм[итрием] Цедриком заявления о поминовении за богослужением патр[иарха] Тихона 5-й отдел НКЮ сообщает, что вопрос этот разрешен секретным циркуляром Главпрокурора № 23/С. Красиков[16].
Чтобы понять, как же был разрешен этот вопрос, следует обратиться к публикациям тех лет. В статье «Дела церковные» от 19 сентября 1923 г. в «Известиях Татарской ССР» было опубликовано сообщение заместителя прокурора ТССР М.Усманова, что «публичное поминовение Патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла (Смирнова) содержит очевидные признаки преступления, предусмотренные статьей 69 Уголовного Кодекса не ниже трех лет лишения свободы со строгой изоляцией».
[1] ЦА ФСБ РФ. Д.31086. Л.58.
[2] По словам протопресвитера М.Польского, епископ Иоанн скончался через год после описанных событий во время всенощной под Крещение Господне, не порвав с «Живой Церковью» (см.: Польский М., протопр. Новые мученики и исповедники Русской Православной Церкви. Ч.2. С.284).
[3] См.: Обновленческий раскол: Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики / Сост. И.В.Соловьев. М., 2002. С.244.
[4] Польский М., протопр. Новые мученики Российские. Ч.2. Джорданвилль, 1957. С.284.
[5] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943 / Сост. М.Е.Губонин. М., 1994. С.190.
[6] http://www.moscow-crimea.ru/duhovny/zhitia/donenko/donenko_shvedred.html
[7] Ежедневная газета, выходила с ноября 1920 г. (до революции «Таврическая правда»). С 1952 г. «Крымская правда».
[8] http://www.moscow-crimea.ru/duhovny/zhitia/donenko/donenko_shvedred.html
[9] См.: Доненко Н., прот. Наследники Царства. Симферополь, 2004. Кн.2. С.97.
[10] См.: Катунин Ю.Л. Православие Крыма. С.97-98. Осенью 1922 г. Чупринина Мария Александровна (так в следственном деле) была привлечена к суду по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей («Дело крымских церковников»). По приговору революционного трибунала от 3 декабря 1922 г. оправдана (ЦА ФСБ РФ. Д.31086).
[11] См.: Доненко Н, прот. Наследники Царства. Симферополь, 2004. Кн.2. С.99.
[12] ЦА ФСБ РФ. Д.31086.
[13] Цит. по: Александр, архиеп. Священномученик Никодим: Жизнь, отданная Богу и людям. Кострома, 2001. С.205.
[14] ГА РФ. Ф.5263. Oп.1. Д.55. Л.215.
[15] Там же. Л.226.
[16] Там же. Л.214.
