6 августа с/с этого 1927 года в жизни русской Церкви совершилось большое событие. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митр.Сергий, вместе с так называемым временным “патриаршим Синодом”, опубликовал обращение ко всем чадам русской Церкви. За последние 10 лет не было документа, который бы претендовал иметь такое значение в церковной жизни, которое предполагает за собой обращение. При первом знакомстве с этим документом возникает мысль поставить его рядом с обращёнными к народу посланиями покойного Святейшего Патриарха. Однако эти послания не претендовали на то значение, на какое претендует обращение. Послания Патриарха, хотя и были обращены к народу, но носили личный характер. В них Святейший говорит о своих ошибках, о своих взглядах, о своих намерениях. Он один нёс ответственность за свои слова. Не предполагалось, что кто-нибудь другой будет вынужден этими актами к составлению подобных же актов, к каким-либо подобным действиям. Совсем иначе обстоит дело с декларацией Митр.Сергия. Как видно из неё, она неразрывно связана с так называемой “легализацией”, она является только первым актом, сделанным в центре, за которым неизбежно должны последовать соответственные действия на местах, во всех уголках русской Церкви. «Мы надеемся, — говорится в декларации, — что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, церковное и т.д.» Итак, Митр.Сергий со своими помощниками начал дело, которое должно вызвать активность всех клеточек церковного организма. Он “легализовался”, конечно, на условиях издания своей декларации. С роковой необходимостью отсюда следует вывод: все клеточки церковного организма, если только они хотят быть в единстве с центральным органом церковной власти, должны также “легализоваться” и, конечно, на тех же условиях. Значит своим деянием Митр.Сергий принимает на себя обязательства за всех членов русской Церкви, ставит нас в необходимость не просто прослушать его послание, как слушали мы прежде послания Патриарха, но он вынуждает нас или решительно стать на тот же путь, которым идёт он сам, путь легализаций и деклараций, или же встать на путь разделения с ним, со всеми вытекающими отсюда церковными и политическими последствиями. Вот какую важность, какое значение имеет декларация. Когда мы видим пред собой документ, принимающий на себя обязательства за целую организацию, первый вопрос, возникающий в нашем сознании, это вопрос о том, уполномочены ли нравственные и юридические лица, подписавшие документ, говорить от имени всей организации? При нормальных условиях русскую поместную Церковь возглавляет Патриарх. Однако по смыслу церковных законоположений о патриаршестве, установленных московским Собором 1918 г., и Патриарх не является единодержавным правителем Церкви и полномочным выразителем Её голоса. Он действует в неразрывном союзе с выбранными Собором организацией, Свящ.Синодом и Высшим Церковным Советом. По существеннейшим же вопросам он может принимать решение только совместно с Собором. Ясно, словом, что Патриарх внутренно обязан решать важнейшие вопросы церковной жизни, считаясь с общественным мнением, а прежде всего единомысленно со всем епископатом русской Церкви. Так обстояло бы дело, если бы во главе русской Церкви стоял всенародно избранный Патриарх. Но кто такой Митр.Сергий?
Митр.Сергий — Заместитель Местоблюстителя Патриарха, который хотя и отделён от нас тысячами вёрст и стеною заточения, однако, благодарение Богу, ещё жив, является ответственным за русскую Церковь перед Богом, Святителем и поминается во всех храмах русской Церкви.
Говорят, ещё недавно, полушутя, М.Сергий говорил о себе, что он только “сторож” в русской Церкви. Принадлежат ли эти слова М.Сергию или нет, но они хорошо характеризуют то положение, которое ему по праву должно принадлежать в церковном строительстве. Раз Местоблюститель жив, то естественно его Заместитель не может без согласия с ним предпринимать никаких существенных решений, а должен только охранять и поддерживать существующий церковный порядок от всяких опасных опытов и отклонений от твёрдо намеченного пути. М.Сергий “сторож” русской Церкви не имеет права без санкций М.Петра и сонма русских иерархов и находящихся на свободе и разбросанных по местам ссылок, декларировать и предпринимать ответственнейшие решения, которые должны определить жизнь церковного организма в каждой его клеточке. Наличие при М.Сергии так называемого “временного Синода” не изменяет положения. “Синод” М.Сергия организован совершенно не так, как предполагали постановления московского Собора 1918 г. Он составлен самим М.С. и потому является, собственно говоря, как бы его личной канцелярией, частным совещанием при нём. Кстати сказать, ведь даже и самая конструкция Синода предписывает ему исключительно личный характер: с прекращением почему-либо полномочий М.Сергия автоматически падают и полномочия Синода. Всё это говорит за то, что посколько Зам. Местоблюстителя декларирует от лица всей Церкви и предпринимает ответственнейшие решения без согласия Местоблюстителя и сонма епископов, он явно выходит из предела своих полномочий. Переговоры с Митр.Петром и со всем русским епископатом, несомненно, должны были быть выдвинуты М.Сергием как предварительные условия возможности для него всяких ответственных выступлений. Но дело обстоит ещё хуже — М.С. действует не только без согласия епископов, но явно вопреки их воле. Кто в курсе трагической истории русской церковной жизни последних лет и кто внимательно вчитывался в текст декларации, тот, конечно, увидит, что темы, о которых говорит декларация, вовсе не новы. Пред нами пресловутый вопрос, по поводу которого в течение последних лет предлагали высказаться власти и ответственным руководителям церковной жизни, и рядовым работникам на ниве церковной, как единолично, так и коллективно. Это четыре вопроса: 1) об отношении к сов. власти, 2) об отношении к заграничному духовенству, 3) главное, об отношении к ссыльным, к “нелегальным” епископам и 4) наконец, о форме Высшего Церковного Управления в связи с автокефалией. Они именно и трактуются декларацией. Множество епископов, а также и других церковных деятелей определённо высказались по поводу этих вопросов и вовсе не в духе декларации М.С. — Митр.Сергий не может не знать об этом. Перед его глазами декларация Соловецких узников, которую можно считать наиболее полным и обоснованным выражением тех точек зрения, на которых стоит епископат и лучшая часть духовенства русской Церкви. Правда, отдельными группами духовенства в отдельных епархиях делались попытки издания деклараций, приближающихся по духу к тому, что мы видим в “обращении”. Но эти попытки вызывали всегда дружное негодование в среде епископата и в среде влиятельнейшего духовенства. Они считались равносильными переходу в обновленчество и быстро ликвидировались с позором для тех, кто их предпринимал. М.Сергий не может, следовательно, ссылаться на незнание воли епископата, на то, что трудно услышать его голос. Нет, голос этот звучал неоднократно и громко, и кто не считается с ним, тот делает это, конечно, не потому, что не знает, а потому что не хочет — М.С. не хочет считаться с убеждениями собратьев-епископов, томящихся за эти убеждения в тяжёлых изгнаниях. Декларация говорит о самых больных, о самых страшных вопросах нашего церковного бытия. Откуда тот ужас, тот кошмар, в котором мы изнемогаем вот уже столько лет? Где причина того, что Церковь, официально признанная законодательством имеющей право на свободное существование, находится в положении совершенного бесправия, в состоянии “нелегальности”? Кто виноват в том, что наши святители умирают в холоде тундр и в сыпучих песках пустынь? Лучшие представители духовенства большее время проводят в тюрьмах, чем у себя дома. Наши обители уничтожаются, останки святых оскорбляются, и мы не имеем возможности совершать молитвословий, т.к. наши храмы переданы отступникам. Где причина этого? Декларация даёт на это определённый ответ. Митрополит говорит о принятой на себя трудной задаче поставить Церковь на путь легального существования. И, по его словам, мешать осуществлению его задачи «может лишь то, что мешало и в первые годы сов. власти устроению церковной жизни на началах лояльности, это недостаточное сознание всей серьёзности совершившегося в нашей стране». «Настроение известных церковных кругов, — читаем мы дальше, — выражавшееся, конечно, и в словах, и делах, и навлекающее подозрение сов. власти, тормозило усилия Святейшего Патриарха установить мирное отношение Церкви с сов. правительством». Всюду противопоставляет это нелояльное прошлое — лояльному будущему, которое будет выражено в делах. Так вот настоящая причина наших неописуемых церковных бедствий. Она в нас самих, в нашей нелояльности. Эта причина единственно “лишь то”, подчёркивает М.С., что “в словах и делах” выражалась эта нелояльность. Ответ М.С. не нов. Мы не раз слышали его и от представителей власти и от наших церковных врагов — обновленцев всех видов. Они обвиняют нас в нелояльности и преступности. Но мы называли это обвинение клеветой. Мы говорили, что оно не может быть подтверждено фактами. Мы указывали на то, что за все эти годы среди фигурировавших на судах политических преступников против власти не было видно представителей духовенства. Мы обращали внимание на то, что все нарушения закона об отделении Церкви от государства, все отобрания храмов, все кощунственные оскорбления святынь, все оскорбления и глумления — встречало духовенство гробовым молчанием. Где “слова и дела” наши? Где наше реальное преступление? Так говорили мы нашим обвинителям. Но что скажем мы, когда управляющий нами Святитель сам произносит нам страшный приговор, сам говорит “о словах и делах”? Не ставят ли эти слова чёрный крест над всеми мучительствами и невыразимыми страданиями, пережитыми Церковью за последние годы? Над всей этой борьбой, которая казалась героической. Не объявляет ли она подвиг Церкви преступлением? И как прочитают эти слова те, кто изнемогает теперь в далёком изгнании? Что почувствуют, увидев обвинителя в лице своего ответственного собрата, и не сорвётся ли страшное слово “клевета” с их побледневших уст? Не покажется ли им, что даже покой усопших тревожит этот приговор подписавших декларацию епископов? В своей декларации М.С. говорит не только о прошлом, но также о настоящем и будущем, не только о том, что было, но и о том, что должно быть. Нелояльность прошлого противопоставляет он лояльности настоящего и будущего. По его словам теперь «наша Патриархия решительно и бесповоротно становится на путь лояльности к сов. власти». Каково же может быть это дело? Указания декларации на этот счёт противоречивы. С одной стороны как будто бы декларация требует того, на что духовенство и церковные люди с чистой совестью соглашались в течение всех этих лет: полной аполитичности, решительного ограничения храмовой и церковной жизни от политической работы и политической симпатии. Говоря о людях, настроенных политически оппозиционно к существующему порядку, митрополит предлагает им «оставить свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры». Такое требование, которое представляется по существу законным, тем не менее, оказывается совершенно односторонним, потому что оно обращается не ко всем вообще членам Православной Церкви, а только к людям определённых политических настроений. Но этого мало. Наряду с требованием отказа от одних политических настроений декларация определённо предлагает нам запастись другими. Наш долг оказывается не только в том, чтобы отказаться от оппозиционных настроений к власти во время нашей церковной работы, а наш долг и в том, чтобы обнаружить солидарность с этой властью. «Мы должны, — прямо говорит декларация, — показать что мы... с нашим правительством». Испытывать определённое политическое настроение наш долг. «Мы должны сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой наши радости, а бойкот какой-нибудь, общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознаётся нами как удар, направленный в нас». Здесь декларация вводит нас в водоворот определённых политических событий, оценок. Только и здесь наблюдается робкая недоговорённость. Всё должно иметь определённую логику, политика так политика. Отождествление себя с правительственным аппаратом с логическою неизбежностью должно быть доведено до конца. Раз в вопросах высшей политики, из области которой берёт М.С. свои примеры, мы должны занять определённую позицию, не та же ли позиция, не то же ли отождествление себя с властью... с нашим правительством обязательны для нас и в вопросах политики внутренней? Не становится ли таким образом “сторож” русской Церкви “сторожем” советского аппарата, и не превращается ли сонм служителей Церкви в послушную и безответственную армию явных и тайных сотрудников власти?! Ну, а как должны реагировать церковные люди на такие факты, как поругание святынь, отобрание храмов, разрушение обителей? Об этом ничего не говорит М.С. со своими собратиями. Он настроен чрезвычайно оптимистически по отношению к переживаемому моменту. По поводу предполагающейся легализации он предлагает: «Выразим всенародно нашу благодарность сов. правительству за такое внимание к нуждам православного населения». В чём же внимание? И за что благодарить? Покамест мы знаем один факт: М.С. и члены Синода имеют возможность заседать в Москве и составлять декларации. Они в Москве... Но Митр.Кирилл, потерявший счёт годам своего изгнания, на которое он опять-таки обречён без суда, находится ныне, если он только ещё жив, на много сот вёрст за пределами полярного круга. М.Арсений, поименованный среди членов Синода, не может приехать в Москву и в пустынях Туркестана, по его словам, готовится к вечному покою. И сонм русских святителей совершает свой страдальческий путь между жизнью и смертью в условиях невероятного ужаса. За что благодарить? За эти неисчислимые страдания последних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погасла лампада преподобного Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки прп.Серафима, а ещё раньше останки святителей Феодосия, Митрофана, Тихона, Иоасафа подверглись неимоверному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля и закрылась дорога к московским святителям? За то, что Печерские угодники и Лавра Печерская в руках нечестивых? За то, что северная наша обитель стала местом непрекращающихся страданий? За эти мучения, за кровь Митр. Вениамина и др. убиенных святителей? За что? Одно важно, одно нужно знать — верит ли М.С., верят ли все те, что с ним, тому, что говорят и пишут? Ещё недавно они говорили и писали совсем иначе. Ещё в прошлом году он разослал всем пастырям и чадам Церкви проект декларации, где политическая лояльность декларировалась рядом с определённо подчёркнутой противоположностью основных принципов мировоззрения. Когда же был искренен М.С.? Что случилось за этот год? И почему изменился тон его и содержание его обращения? Вступительная статья, предваряющая в “Известиях” декларацию, говорит о вынужденном перекрашивании долгоупорствующих тихоновцев в “советские цвета”. Она противополагает им “дальновидную часть духовенства” ещё в 21-ом году вступивших на этот путь, т.е. обновленцев и живоцерковников. Статья эта, таким образом, считает путь М.С. проторенной дорожкой обновленчества. Для нас же важен один вопрос: мог ли бы М.С. пред Крестом и Евангелием присягнуть, что то, что он пишет в декларации, включительно до "благодарности", есть действительно голос его убеждений, свидетельство его неустрашённой и чистой пастырской совести? Мы убеждены и утверждаем, что М.С. и его собратья не могли бы сделать этого без клятвопреступления. А может ли кто-нибудь от лица Церкви, с высоты церковного амвона возвещать то, в чём он не мог бы присягнуть как в совершенной Истине? Великий русский писатель Достоевский говорил когда-то об иноках русских: «Образ Христов хранят пока в уединении своём благостно и неискажённо, в чистоте Правды Божией от древности, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и когда надо будет, явят его поколеблющейся правде мира». Сия мысль великая. От востока звезда воссияет. Правда мира поколебалась, ложь стала законом и основанием человеческой жизни. Слово человеческое утратило всякую связь с Истиной, с Предвечным Словом, потеряло всякое право на доверие и уважение. Люди потеряли веру друг в друга и потонули в океане лжи и лицемерия, неискренности и фальши. Но среди этой стихии всеобщего растления, ограждённая скалою мученичества и исповедничества непоколебимо стояла Церковь, как столп и утверждение Истины. Изолгавшиеся и истомившиеся в своей лжи люди знали, что есть место, куда не могут хлестнуть мутные волны неправды. Есть Престол, на котором Сама Истина утверждает Своё Царство и где слова звучат не как фальшивая, не имеющая ценности медяшка, но как чистое золото. Не оттого ли потянулись к Церкви за последние годы столько охваченных трепетом веры сердец, которые до этого были отделены от неё долгими годами равнодушия и неверия. Что же скажут они? Что они почувствуют, когда и оттуда, с высоты амвона зазвучат слова лицемерия, человекоугодничества и клеветы? Не покажется ли им, что ложь торжествует свою конечную победу над миром и что там, где мерцал для них светом невечереющим образ воплощённой Истины, смеётся в отвратительной гримасе личина отца лжи? Одно из двух: или, действительно, Церковь — непорочная и чистая Невеста Христова есть Царство Истины, и тогда Истина — это воздух, без которого мы не можем дышать, или же она, как и весь лежащий во зле мир, живёт во лжи и ложью. И тогда всё ложь. Ложь — каждое наше слово, каждая молитва, каждое таинство.
“Кабинетными мечтателями” называл М.С. тех, кто не хочет строить церковные дела по непосредственной указке ненавидящих всем сердцем веру людей, потому что ведь иначе нельзя понимать его неудобовразумительные слова — “закрывшись от власти”. Нет, мы не мечтатели. Не на мечте, а на непоколебимом камне воплощённой Истины, в дыхании божественной Свободы хотим мы создать твердыню Церкви. Мы не мечтатели. Вместе с тем мы и не бунтовщики, совершенно искренне мы отмежевываемся от всякого политиканства и до конца можем честно декларировать свою лояльность. Но мы не думаем, что лояльность эта непременно предполагает клевету и ложь. Мы считаем напротив, что политическая лояльность есть тоже, прежде всего, добросовестность и честность. Вот эту-то честную, построенную на аполитичности лояльность можем мы декларировать правительству, и думаем, что она должна расцениваться дороже, чем явное, похожее на издевательство лицемерие. И кажется нам, что не мы, а М.С. и иже с ним пленены страшною мечтой, что можно строить Церковь на человекоугодничестве и неправде. Мы утверждаем, что ложь рождает только ложь и не может быть она фундаментом Церкви. У нас перед глазами позорный путь “Церкви лукавнующих” — обновленчества, и этот же позор постепенного засасывания в болото всё более страшных компромиссов и отступничества, этот ужас полного нравственного растления неизбежно ждёт церковное общество, если оно пойдёт по пути, намеченному деятелями “Синода”. Нам кажется, что М.С. поколебался в уверенности во всемогущество всё преодолевающей Истины, во всемогущество Божие, в роковой миг, когда он подписывал декларацию, и это колебание, как страшный толчок, передаётся всему Телу Церкви и заставляет его содрогнуться. Не одно человеческое сердце, услыхав слова декларации в стенах храма, дрогнет в своей вере и своей любви, и, может быть, раненное в самой сокровенной своей святыне, оторвётся от обманувшей Церкви и останется за стеной храма. И не только среди интеллигенции вызовет декларация смутительный соблазн. Тысячеустая молва пронесёт страшные слова в самую толщу народа, новой раной поразит многострадальную душу народную, и во все концы земли пойдёт слух о том, что Царство Христово стало царством зверя. Неисчислимы эти бесконечно тягостные внутренние последствия декларации, этой продажи первородства Истины за чечевичную похлёбку ложных и неосуществимых благ. Но кроме этих внутренних последствий, конечно, будут иметь они и другие последствия, более очевидные, осязаемые. Уже несутся из отдалённых ссылок голоса протеста, голоса скорби и негодования. К этим голосам присоединится всё наиболее стойкое и непоколебимое в церковных недрах. Немало найдётся тех, для которых лучше умереть в Истине, чем жить во лжи; тех, кто не переменит своего знамени. Над Церковью навис грозный призрак нового раскола. С одной стороны будут они, “неуставшие” от своих изгнаний, тюрем и ссылок, обречённые на новые ещё большие страдания, испытания, с другой стороны станут полчища “уставших” от постоянного колебания, перехода, “покаяний” и не прекращающейся неустойчивости. Они, эти “неуставшие”, будут, вероятно, в меньшинстве среди духовенства, но ведь церковная истина не всегда там, где большинство, и не всегда там, где административный церковный аппарат. Об этом свидетельствует история великих Святых: Афанасия, Иоанна Златоуста и Феодора Студита. Но к ним прильнёт и пойдёт за ними ищущая Правды душа народа. А большинство духовенства?.. Жалкой будет судьба его. Оторванные от живого общения со всеми, подлинно творческими и непоколебимыми в Церкви, тщетно стараясь заглушить голоса обличений, несущихся из глубины ссылок и тюрем, закрывая глаза, чтобы отвратить от себя грозящий призрак страдания исповедников, будут они, эти “уставшие”, лепетать заплетающимся языком слова оправданий и нанизывать дрожащими руками на цепь лжи и компромиссов всё новые и новые звенья, втаптывая в грязь часть белоснежной ризы Христовой. Там, впереди, маячат новые призраки: повторение декларации на местах, незаконные и недопустимые епархиальные съезды без ссыльных епископов и незаконный Собор без первосвятителя и других изгнанников, и позорное примирение с обновленцами, о которых говорят уже “легализовавшиеся” епископы, и, наконец, отказ от патриаршества. Ведь декларация ставит определённо патриаршество под вопрос. Говоря о задачах будущего Собора, она указывает не на выборы патриарха, а на “избрание Высшего Церковного Управления”. Какое жалкое и недостойное существование! Воистину лучше умереть, чем жить так. Чёрные тучи нависли над Церковью. Там, в обителях небесных, плачут о нашей земле святители русские, стоятели за Церковь прошлых веков и исповедники недавнего прошлого. Там, в преисподней, тёмные силы ада готовятся торжествовать новую и решительную победу. Остановитесь же, пока ещё не поздно! Остановитесь же, хотя бы ценою жертвы своим положением и своим благополучием. Господи! Сжалься же над Твоею Церковью. Ведь она всё же Твоя Невеста...
Многие исследователи считают, что это воззвание написано Вл.Дамаскиным, но историк М.В.Шкаровский, опубликовавший его в своей книге, считает его автором о.Анатолия Жураковского — первого возглавителя киевских истинно-православных христиан. Кроме него под воззванием стоят следующие имена: о.Борис Квасницкий, о.Андрей Бойчук, о.Димитрий Иванов, о.Евгений Лукьянов, о.Спиридон Кисляков и др.