Первое организационное собрание «Совета объединённых приходов» (СОП), на котором присутствовали священнослужители и представители приходских общин, состоялось 30 января 1918 в Москве. Цели создания СОП характеризовались в их обращении как объединение верующих с целью содействия оживлению приходской жизни.[1] На собрании были обсуждены вопросы организации приходской жизни, рассмотрены различные меры по охране церквей с их святынями, организована добровольная охрана Патриарха Тихона, предложено проведение переговоров с властями об отмене распоряжений, посягающих на свободу и самую жизнь народной веры и Православной Церкви, при условии, что в переговорах с нынешней властью представители приходов никоим образом не должны заявлять о признании ими этой власти, а лишь о том, что они считаются с ней, как с властью, фактически захватившей церковное достояние, и потому к ней и обращаются с требованием о возврате такового.
Запрещение властями преподавания Закона Божьего в школах общим собранием было признано антипедагогичным, антинародным и антигосударственным, так как, по убеждению присутствующих, вся сила и всё величие Русского государства создавались и основывались на преданности и верности Русского народа православию, а потому это запрещение является явно направленным к полному устранению Церкви от великого дела воспитания юношества, главным образом, многих миллионов детей сельских и деревенских... Это — полный разрыв со всеми основными преданиями, самое жестокое посягательство на народную совесть и весьма опасный опыт над Православной русской душой, что может довести, в конце концов, весь народ до полного нравственного одичания и духовной гибели.
На собрании был избран временный Совет Объединенных Приходов в составе представителей — по 2 члена и по 2 к ним заместителя от каждого благочиния, духовных или мирян по выбору на благочиннических собраниях. Позже прошли ещё два общих собрания представителей приходов, на которых было избрано Исполнительное Бюро СОП, среди членов которого были известные в Москве лица: Н.Д.КУЗНЕЦОВ, А.Д.САМАРИН, М.В.НОВОСЁЛОВ, Г.А.РАЧИНСКИЙ, С.В.УСПЕНСКИЙ и др.
Исполнительное Бюро СОП развернуло активную деятельность, стал выпускаться «Еженедельник», в котором, как позже отметит следствие, сводка важнейших постановлений Совета еженедельно сообщалась всем приходам. В первом его номере было напечатано обращение СОП к уездным приходам с призывом войти в тесное общение с приходами Москвы, в надежде, что они вольют новые силы в это дело, являющееся одной из основ оживления Православной Церкви.
На первом же заседании Исполнительного Бюро СОП встал вопрос о том, как действовать приходской общине в случае, когда представители власти не вняли бы доводам настоятеля храма или приходского совета и стали бы проявлять намерение силой осуществить требование. После бурного обсуждения ситуации было предложено приходским общинам тревожным звоном (набатом) созвать прихожан на защиту церкви. При этом СОП считал безусловно недопустимым, чтобы прихожане в этом случае прибегали бы к силе оружия. Набатом, по мнению СОП, собиралось население окрестных приходов для того, чтобы своей многочисленностью дать отпор покушению на церковь. Решение Исполнительного Бюро СОП было разослано по приходам Москвы и области, оно-то и стало для руководителей СОП главным обвинением в организации контрреволюционного общества «Совет объединённых приходов».
Первый конфликт Президиума СОП с властями произошёл в июле-августе 1918. На распоряжение председателя ЦИК. Я.Свердлова от 20 июля 1918 о выселении к 25 июлю из пределов Кремля монахов, монахинь и прочих служителей религиозных культов настоятели Чудова и Вознесенского монастырей обратились за помощью в СОП. В ответ на обращение Президиума СОП управляющий делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевич заявил Николаю Дмитриевичу КУЗНЕЦОВУ, что никто не только не посягал и не посягает на святыни Православной Церкви, но, наоборот, для сохранения церковного имущества необходимо, чтобы оно перешло под опеку рабоче-крестьянского правительства, относительно же выселения всего монашества из Кремля было подтверждено, что Кремль — это крепость, и чем скорее, чем больше и чем лучше Вы и Ваши друзья обратите все Ваши силы на умиротворение белогвардейцев, черносотенцев и чехословаков и всех тех, кто с ними, чем скорее все эти элементы примутся за мирную жизнь и плодотворный труд, тем скорее, вообще, наладится жизнь, и в Кремле, в том числе, и он один из первых тотчас же перейдёт на мирное положение.
Второй конфликт был связан с неоднократным обращением СОП в Наркомюст о расследовании оскорбительного для верующих поведения участников комиссии при вскрытии весной 1919 мощей Св.Саввы в Савво-Сторожевском монастыре в Звенигороде. «Дознание» следователя Наркомюста Шпицберга закончилось обвинением духовника монастыря иеромонаха Саввы (БОРИСОВА) в распространении ложных и клеветнических слухов, его арестом и осуждением в лагерь.
Третий конфликт Президиума СОП с властями был связан с начавшимися в Политехническом музее в июне 1919 под руководством Николая Дмитриевича КУЗНЕЦОВА и при участии наркома А.В.Луначарского, проф. М.А.Рейснера и представителя Наркомюста Шпицберга лекций-диспутов на философско-религиозные темы, привлекшие массу народа. Поведение Шпицберга на последних диспутах, пытавшего разжечь там политические страсти и явно желавшего сорвать доклады, вызвало особое негодование присутствующих. Это стало причиной запрета следующих диспутов и последующего в ночь на 14 июля ареста Николая Дмитриевича. Подобные действия Наркомюста, решившего запретами и арестами вести борьбу с религиозными убеждениями и правом распространять их на диспутах и лекциях, вызвали такое сильное возмущение общественности, что через четыре дня Николай Дмитриевич был освобождён.
Однако при арестах в Московской области священников, членов СОП, были найдены компрометирующие документы, присланные из Москвы. 27 июля у председателя Исполнительного Бюро СОП Александра Дмитриевича САМАРИНА был произведен обыск, в процессе которого были изъяты все документы СОП. Самого САМАРИНА, к счастью, не оказалось дома. Он был предупреждён о предъявленном при обыске ордере на арест и потому сразу же перешёл на нелегальное положение, скрываясь у друзей.
9 августа 1919 Николай Дмитриевич вновь был арестован, теперь уже по обвинению, что его многочисленные заявления по церковным делам в Совнарком и Наркомюст не всегда подтверждаются, в чём усматривается агитация против соввласти. 14 августа Николай Дмитриевич, находясь в тюрьме, обратился с посланием к В.И.Ленину, в котором сообщал, что с марта 1918 он по поручению Всероссийского Церковного Собора и Высшего Церковного Управления передал в Наркомюст множество заявлений по церковно-общественным делам, которые сначала воспринимались в Наркомюсте П.А.Красиковым лишь как мой «очередной демонстративный протест» или как обычное в контрреволюции средство контрагитации против советской власти.
На самом же деле, по словам Николая Дмитриевича, целью всех его заявлений являлось стремление законным путём разъяснить недоразумения, добиваться у высшей власти сохранения хотя бы нескольких монастырей и восстановления хотя каких-либо прав людей, называемых монашествующими, которые за ними не хотели признавать иные агенты власти на местах. В связи с этим Николай Дмитриевич напоминал, что его первое обращение к В.И.Ленину с жалобой на П.А.Красикова, способствовало кардинальному изменению ситуации в Наркомюсте: заявления Николая Дмитриевича по любому вопросу стали встречать внимательное отношение.
Появление же в июне 1919 в Наркомюсте бывшего Петроградского адвоката Шпицберга, ставшего известным в последнее время своими публичными выступлениями в северных губерниях по религиозным вопросам, на которых редко кто оскорблял бы так религиозные убеждения верующих, вновь изменило ситуацию. Отношения Николая Дмитриевича со Шпицбергом сразу же не сложились, да и как могло быть иначе, если деятельность последнего в Наркомюсте была направлена на закрытие монастырей и противодействие устройству религиозных диспутов и лекций.
Свой арест Николай Дмитриевич связал в послании к В.И.Ленину со своим участием в диспутах и активными выступлениями в защиту монастырей. И он не ошибался, потому что его предположение сразу же подтвердилось на допросе. Это вызвало у Николая Дмитриевича крайнее удивление: неужели официальные представители Соввласти, да ещё Комиссариата Юстиции, могут вести таким путём со мной борьбу за мои религиозные убеждения и право их распространения на диспутах и лекциях?
Он пояснял, что его «преступление, колеблющее основы власти, заключается в том, что в мае сего года мной были представлены в Совнарком два заявления об обстоятельствах осмотра и увоза мощей Св.Саввы из Звенигородского монастыря», в которых он просил только одно — провести дознание по факту достоверности оплёвывания мощей при вскрытии. Следствие проводил от Наркомюста Шпицберг, который, по убеждению Николая Дмитриевича, испытывает особенную ненависть к монастырям. Об этом Шпицберг неоднократно заявлял самому Николаю Дмитриевичу, подчёркивая, что ему очень не нравятся мои выступления в их защиту, которые представляют действия, вредные для соввласти.
Дознание Шпицберга в Звенигороде, как пояснил в послании Николай Дмитриевич, вылилось в устроенный там грандиозный митинг трудящихся, на котором Шпицберг, не щадя религиозных чувств верующего народа, постарался запечатлеть оскорбление его даже в предложенных им резолюциях. Заканчивалось послание Николая Дмитриевича просьбой разобраться в его деле и освободить.
16 августа 1919 в газете «Известия ВЦИК» было напечатано воззвание ко всем казакам России, подписанное В.И.Лениным, где провозглашалось, что религия — дело совести каждого, государство не вмешивается в это дело. Оно строго запрещает оскорблять храмы и религиозные обычаи. Откликаясь на публикацию, Николай Дмитриевич, освобождённый до суда под подписку о невыезде после второго обращения к В.И.Ленину, отправил последнему третье послание, в котором с удовлетворением отмечал, что теперь он может прямо сказать, что его общественная деятельность вполне согласна и со взглядами и политикой представителей советской власти, чего нельзя сказать о представителе Наркомюста Шпицберге, который на диспутах и митингах уже открыто становится на путь оскорблений обычаев и религиозных убеждений народа. Поэтому Николай Дмитриевич предлагал провести преобразование Наркомюста, от действий которого зависит успокоение народа в области религиозной, а до этого не позволять пока решать дела, касающиеся судьбы монастырей. Завершалось письмо просьбой прекратить его следственное дело.
На это письмо В.И.Ленин откликнулся запиской от 20 августа в Следственную Комиссию при Московском Ревтрибунале, в которой просил сообщить ему в экстренном порядке:[2]
1) Когда арестован профессор Николай Дмитриевич КУЗНЕЦОВ
2) Сколько раз он был арестован
3) Когда и за что первый раз
4) Когда и за что второй раз и т.д.
5) Какие документы при каждом аресте у него отобраны, в частности, что взято при последнем аресте
6) Что ему предъявляется к обвинению
В ночь с 26 на 27 августа 1919 Николай Дмитриевич вновь был арестован и привлечён к следствию по групповому делу «Бюро Совета объединённых приходов». 1 сентября председатель Следственной Комиссии сообщил В.И.Ленину, что арестованный Николай Дмитриевич обвиняется: 1) в составлении и распространении воззваний, призывающих к непризнанию и ниспровержению советской власти, 2) в распространении провокационных сведений о деятельности представителей советской власти в связи с декретом об отделении Церкви от государства, 3) в интеллектуальных убийствах агентов соввласти. Последнее обвинение, очевидно, подразумевало интеллектуальное превосходство Николая Дмитриевича перед своими оппонентами на диспутах в Политехническом музее.
Скрывающийся от ареста Александр Дмитриевич САМАРИН был схвачен 21 сентября на станции Брянск с подложным паспортом. Он намеревался через Украину выехать на Кавказ и далее за границу. На первых же допросах Александр Дмитриевич подтвердил, что всегда был для России убеждённым монархистом и сознательно служил этому строю. Но после революции, считаясь со всеми обстоятельствами, подчинился новой власти, хотя и оставался идейным монархистом, но считал даже безрассудными в настоящее время какие-либо действия к восстановлению монархического строя в России. Отрицая обвинение в контрреволюционной деятельности, Александр Дмитриевич заявил, что никаких действий против Советской власти не принимал, не участвовал ни в каких группах, ставящих себе целью заговор против этой власти, и исключительно предавался работе церковной по оживлению приходской жизни.
Он был твёрдо убеждён, и доказывал это на допросах, что верующие, конечно, вынуждены принимать власть и повиноваться ей, но сохраняют за собой право отображать свою точку зрения при применении декрета о свободе вероисповедания с точки зрения Церкви и христианства.
Важно отметить, что в материалах дела содержится много обращений приходских общин и отдельных лиц с ходатайствами об освобождении обвиняемых до суда под их поручительство. В связи с этим часть арестованных по делу СОП была освобождена под подписку о невыезде, но все руководители Президиума СОП, временно освобождённые до суда, в ноябре 1919 вновь были взяты под стражу.
За основу обвинения следствие приняло брошюру священника Авенира ПОЛОЗОВА, посвящённую вопросу запрещения по Декрету преподавания Закона Божьего в школах. Подчеркнутые в ней целые абзацы без изменений вошли в «Обвинительное заключение» по делу СОП. Также были использованы послания Николая Дмитриевича КУЗНЕЦОВА к В.И.Ленину и Постановления Исполнительного Бюро в начале деятельности СОП весной 1918.
Заканчивалось «Обвинительное заключение» утверждением, что СОП, имея во главе черносотенных деятелей царского режима, ярых реакционеров и монархистов, используя высший авторитет Церкви в лице Патриарха Тихона и прикрываясь красивыми словами о свободе религии, на самом деле агитировал против советской власти всеми мерами и способами, вплоть до лжесвидетельствования, обмана и подтасовки фактов, а главное, звал народ к восстанию, провоцировал крестьян и рабочих и старался всеми способами помешать строительству Советской Республики.
8 ноября 1919, ознакомившись с «Обвинительным заключением», Николай Дмитриевич направил последнее письмо В.И.Ленину, в котором утверждал, что обвинение, выдвинутое против членов Исполнительного Бюро СОП, построено на материалах, написанных в начале 1918, когда в Республике существовала ещё полная свобода слова и печати. Далее он отметил, что в ноябре 1918 прошла амнистия, связанная с первым юбилеем Октябрьской революции, когда по смыслу её справедливо должны быть прекращены преследования и предаваемы забвению многие преступления, которые вызваны обстоятельствами нашего переходного времени. Поэтому-то, по его мнению, дело Исполнительного Бюро СОП по справедливости должно было быть прекращено. Говоря о главном обвинении против них — Постановлении СОП о набатном звоне, как средстве созвать верующих, — Николай Дмитриевич пояснял, что это Постановление было выпущено в начале 1918, задолго до того времени, как было издано распоряжение советской власти о запрете звона, что в нём не содержится приглашения к сопротивлению власти и безусловно не допускается употребление оружия.
По поводу критических выступлений в печати и на собраниях Николай Дмитриевич замечал, что сама критика законов не может быть воспрещаема свободным гражданам Советской Республики, представители власти не должны всё-таки исходить из мысли, что истина познаётся только людьми, стоящими у власти, и потому не допускается мнение не согласных с ними. Завершал Николай Дмитриевич письмо В.И.Ленину выражением уверенности, что высшая власть в Республике, будучи революционной, не требует от граждан Респ<ублики> лицемерия и рабского её прославления.
14 ноября 1919 Следственная Комиссия Московского Ревтрибунала постановила предать суду 19 обвиняемых. 27 ноября, после предъявления ему обвинения в том, что СОП объявлялся организацией явно контрреволюционного характера, имеющей целью свержение Советской власти, для чего звала к организованному и вооружённому выступлению населения, Николай Дмитриевич потребовал вызова свидетелей по его списку.
С 11 января 1920 начались судебные заседания, но на них несколько обвиняемых, освобождённых под подписку о невыезде, не явились, перейдя на нелегальное положение. Это были священник Авенир ПОЛОЗОВ, иеромонахи Иосиф (ХАЛАНСКИЙ) и Илиодор (НЕСТЕРОВ), игуменья Евгения и др. Им на суде будет заочно вынесен приговор. Не явились на суд также и некоторые свидетели.
На суде в качестве свидетеля был допрошен Патриарх Тихон, который подтвердил, что СОП был создан для оживления церковноприходской жизни, никаких политических задач им не ставилось. Относительно главного обвинения СОП — призывы к набатному звону — показал что он был вскоре как правительством, так и нами отменён. Патриарх Тихон отверг обвинение в том, что он, якобы, давал своё благословение на распространение инструкций Совета объединённых приходов, где давались указания об отпоре соввласти.
По завершении судебного процесса, где не были учтены никакие доводы защиты и обвиняемых, 16 ноября 1920 руководители СОП А.Д.САМАРИН и Н.Д.КУЗНЕЦОВ были приговорены к расстрелу правда, 16 января 1920, ввиду победоносного завершения борьбы с интервентами, приговор был заменён на заключение в концлагерь впредь до победы мирового пролетариата над мировым империализмом. Игумен Иона (ФИРГОФ) был приговорён к заключению в концлагерь до конца гражданской войны с заменой на 5 лет концлагеря, иеромонах Савва (БОРИСОВ) — к 10 годам концлагеря с заменой на 3 года, остальные обвиняемые получили по 3-5 лет концлагеря.
Юридическая Комиссия Политического Красного Креста (ПКК) обратилась во ВЦИК с ходатайством об изменении приговоров по делу СОП в связи с прошедшей ноябрьской амнистией. 20 апреля 1920 был освобождён по амнистии только священник Николай ЦВЕТКОВ в отношении остальных осуждённых приговор остался в силе так как их нахождение на свободе, как активных врагов пролетариата грозит явной опасностью для республики.
Следующее обращение ПКК во ВЦИК в связи с ноябрьской амнистией 1920 увенчалось лишь частичным успехом: 20 февраля 1921 осуждённым Н.Д КУЗНЕЦОВУ и А.Д.САМАРИНУ снизили срок до 15 лет, Ионе (ФИРГУФУ) и Савве (БОРИСОВУ) — до 2 лет, но, правда, священник Иван ТУЗОВ был освобождён.
Однако вскоре А Д.САМАРИН и Н.Д.КУЗНЕЦОВ тоже были освобождены. А.Д.САМАРИН — по Постановлению Московского Ревтрибунала от 3 апреля 1921, а КУЗНЕЦОВ — по Постановлению ВЦИК от 12 декабря 1921.