Василий Ильич Экземплярский

Свет и тьма

Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму... потому что дела их были злы[1].

Теперь особенно жизненно ставится вопрос о вере и неверии. Самый уклад жизни, ее быт и вся духовная культура требуют в отношении веры самоопределения и обнаружения самой веры или неверия во вне. В школе и дома, на службе и в театре, на работе и во время праздничного отдыха — всюду стоит перед сознанием вопрос: верить или не верить? Раньше легче было не услышать такого вопроса и себе его не поставить. Хотя государство называлось христианским и такою же почиталась культура, но все это ограничивалось изредка религиозными формами, а сама культура была так безрелигиозна, что совершенно не затрагивала личных религиозных убеждений. Не было пафоса веры, ее исповедания и проповедания. Говорили о ней и к ней призывали почти что одни священники, и легко было пройти мимо храма, не услыхав голоса совести, или отмахнуться от религиозного вопроса бытовой антипатией: «Не люблю-де попов».

Теперь не то. Пафос неверия выражается в громадном напряжении, можно сказать, что нет уголка жизни, где бы можно было спрятаться от неустанного голоса проповедников неверия или, точнее, антихристианства. Культура из безрелигиозной сделалась ярко антихристианской. Теперь не ждут, чтобы люди пошли в аудитории, чтобы послушать речи жрецов атеизма. Нет, эти последние сами идут к вам прошеные и непрошеные. Газетные листки, уличные плакаты, уроки арифметики и географии в школе, опера и драма, живопись и балаган, шум ярмарки и тишина деревни и т.д., и т.д. — везде и всегда этот неумолчный голос антихристианства. Диковинка и мода наших дней — комнатное радио также настойчиво участвует в антихристианской пропаганде.

Если я не упомянул до сих пор о литературе и науке, то лишь потому, что все-таки это, в известной мере, область свободы и заставить прочитать книгу много труднее, чем заставить ученика долбить урок, служащего слушать лекции или прохожего читать плакаты. Но едва ли не 90% всей литературы и научных сочинений исповедуют и проповедуют это самое неверие, это самое антихристианство. Теперь уже, если вы скажете, что вы человек нейтральный, или безразличный, вам не поверят, ибо это невозможно, если только не вообразить современного человека живущим в пустыне. Это бытовая сторона вопроса и, как всегда, самая важная. Теоретически дело обстоит иначе. Определенно, ни одна книга в защиту веры не печатается, разве лишь — по тактическим соображениям — какая-либо вопиющая бездарность. Отчасти это интересно. Теперь, можно сказать, подведем итог пафосу неверия. Все, что создало человечество антирелигиозного за все века, — теперь к нашим услугам. Взвешивайте и поучайтесь, и есть чему поучиться каждому.

Один из таких уроков получил и я, и теперь хочу им поделиться. Мое убеждение такое, что корни веры и неверия лежат больше в области чувствований и воли, чем в области разума и рассудка с его логическими доказательствами. Если сказать, что атеистическая литература убога логически, то это будет очень мало. Я особенно интересовался публичными лекциями, где, казалось, вся сила ума и энергия пафоса будут налицо. Но то, что читалось, могли слушать или слепые рабы, или идиоты. Повторяя кое-как критику доказательств бытия Бога Канта[2], эти ораторы и их книги становились перед вопросом, можно ли доказать, что нет Бога, и оказалось это делом очень простым. Ораторы, с простотой святого, говорили, что никакого Бога нет, потому что они Его не видят и никто не видит. Говорили, что вера есть лживое суеверие, выдумка попов, ибо, где речь о тайне, там явное надувательство народа. Более ученые ораторы много говорили о том, как и кто выдумал Бога и религию. Здесь фигурировали и попы, и сновидения, и собака, и истерия, и всякая другая мудрость. Но когда ставился самый элементарный вопрос о происхождении жизни, то получался полный провал логики.

Один из серьезных преподавателей естествознания прочитал лекцию на тему: «Происхождение жизни». Реклама начиналась так: «Долой миф о Боге». Это серьезно — подумал я и просил сообщить мне содержание лекции. Ведь это настоящий профессор. Оказалось, что профессор-то он настоящий, но и шутник по призванию. Этот франт, убеленный сединами, умудрился за два часа ни слова не сказать о происхождении жизни, а говорил о ее развитии. Когда же мой слушатель после лекции подошел и спросил:

— Как же, мол, объявлено о происхождении жизни, а вы говорили о ее развитии? — то профессор лукаво улыбнулся и сказал:

— За кого вы меня принимаете? Разве я мог говорить о происхождении жизни, если наука и слова одного не знает по этому вопросу. Напечатали «о происхождении жизни» для того, чтобы народу было больше, а мне предоставили право говорить о чем угодно. Да это, батенька, что! Вот мой коллега умудрился прочитать лекцию «о всемирном потопе», грозящем погубить Европу. Народу собралось тьма тьмущая, а он не только о всемирном, но и просто о потопе ни слова не сказал, а болтал что-то из области геологии. Вот это мудрец, и знает аудиторию! А я совершил просто маленький подлог.

А вот рассказ пятнадцатилетней девочки, с которой я встретился в лесу. Она читала «Мировые загадки» Геккеля[3]. Я даже удивился развитию девочки, так удачно она передавала содержание книги. Мне не хотелось ни спорить с Геккелем, ни убеждать ребенка в чем-либо. Я только мягко сказал:

— Всюду свои трудности. Верующие принимают откровение о тайне высшей мудрости по вере своей, а неверующие просто убегают от тайны и прячутся от вопроса о происхождении жизни.

Девочка вспыхнула и горячо сказала, что их учитель поделился с ними радостью, что за границей уже сумели произвести на свет из химических элементов живое существо, которое жило полторы секунды. Я поставил вопрос:

— Где именно, когда и кто произвел такой опыт и какое такое существо увидело свет Божий на полторы секунды?

Девочка обещала разузнать, и когда я ее встретил вторично, то сообщила, что ошиблась, что была создана только протоплазма, но где и когда учитель ее забыл.

Я сказал, что мне и протоплазмы совершенно достаточно и я очень прошу разузнать точно, где, когда и кто совершил это великое чудо и как об этом поведал миру. Дитя больше со мной не встречалось, но просило подругу сказать мне, что учитель их оказался «круглый дурак», но что это никак не убеждает ее в бездоказательности атеизма и что когда она вырастет, то придет поговорить со мной.

Для верующих важно то, что такая сверхбездарная, антирелигиозная пропаганда имеет успех среди русской молодежи. Объясняют такой успех просто. Не верить, говорят, выгодно, а верить весьма невыгодно теперь. Потому и не верят. Это объяснение очень простое и ясное, но по существу оно так же убого, как то, что религию выдумали попы. Всякая вера, а особенно христианская, всегда очень невыгодна, и требует совершенного самоотречения и бескорыстия. В этом случае самое сильное правительство ничего не может сделать ни для того, чтобы люди верили, ни для того, чтобы они не верили. Купить можно только обнаружение или внешность, а сама вера и неверие сокрыты непроницаемостью души, говоря словами Тертуллиана[4]. Корни веры и неверия всегда глубоко в душе человека. Но где именно?

Вот что я слыхал сегодня: говорили о Боге две сестры. Старшая, которая перешла от неверия к вере, и младшая, 17 лет. Старшая настаивала, что никто и никогда не мог доказать, что Бога нет, и не мог объяснить жизнь мира без Бога. Младшая серьезно и спокойно сказала, что ее вовсе не интересуют доказательства бытия Бога. Напротив, она их и слушать не хочет, потому что она «гадкая» и хочет быть гадкой. А если Бог есть, то надо быть хорошей, и она не хочет Бога, потому что все равно не станет хорошей.

Частный случай, конечно, и обобщать его едва ли справедливо, но корень неверия здесь указан верно. Соблазн его в глубине души, в стремлении к эгоцентризму, к не стесняемому проявлению своих стремлений. Если хотите, это тоже выгода своего рода (только особого характера, не имеющая ничего общего с корыстью).

Нигде и никогда покровительство власти не создавало веры, и нигде гонения и оскорбления не погашали ее. Но если так, если ни канатные плясуны в роли антирелигиозных пропагандистов никого соблазнить не могут, ни внешнее покровительство атеизму в его разных видах веры поколебать не может, то где же соблазн нашего времени, почему, несомненно, наряду с мученичеством и исповедничеством веры организуются целые кадры защитников неверия? И не только среди партийной молодежи, где отчасти и корысть помогает, или среди «живых» служителей культа, где выступают люди со сгоревшей совестью, но и среди людей серьезных и честных? Мое мнение таково, что соблазн неверия такой же, как и корень всякого греха. Это тот эгоцентризм, который так восхваляет Ницше[5] и о котором говорят все религии в своих повествованиях о грехопадении первых людей. Будете, как боги[6], — говорил умный змей и подмигивал Адаму. «Теперь междуцарствие, — говорит Ницше, — и пусть каждый будет для себя Богом»[7]. «А подать сюда Бога!» — кричит современный человек и топчет иконы, раздевает на позор нетленные мощи епископов, обращает храмы в клубы, а небо молчит, и кажется, что это и вправду сила и дерзание.

Если Бога нет — все позволено... Если есть Бог — все воля Его. Если нет Бога — все воля моя[8]. Умнее Достоевского никого не было среди людей последнего века, но та пятнадцатилетняя девочка, о которой я рассказывал, самостоятельно высказала то, что знал мудрец. Это соблазн, и притом настоящий соблазн. Деньги — навоз, слава и власть — наркоз, но соблазн самости — это великий соблазн. Добро прекрасно, но и грех силен. Свет прекрасен, но и тьма возлюблена для злых дел. Вера — это в духовной жизни такое же растение, которое надо питать и взращивать, иначе она угаснет и умрет. Страх перед Богом и любовь к Нему — вот два главные пути питания нашей веры. Кто в своей вере вырос до любви к Богу, того ничто не отлучит от Бога. Но первая ступень — страх Божий, и теперь он потерян. Идет соревнование среди людей — кто дерзностнее поступит, и небо молчит, и люди молчат. Горсточка людей ютится в храме, да плачут в своих углах перед иконами, а мир и улица, шумные и нарядные, смеются над безумными, и стыдятся дети родителей, и стыдятся своих детских воспоминаний о склоненных коленях и о сложенных в крестное знамение детских ручках.

Но ведь без Бога нет света, ведь всюду тьма и смерть, небо — лишь крышка гроба, а радость — пьяный угар. Но и тьма имеет свою притягательную силу, свои манящие огоньки. И один соблазн свободы плотской жизни способен приковать жизнь до ее конца, и это для множества. Для избранных сияет огонек долга, огонек риска, творчества, соперничества и т.д., и т.д. Как странна покажется речь о христианской свободе, когда нельзя делать тысячи приятных вещей! Какой безумной покажется мысль о радости страдания, о силе распинаемых, о богатстве нищих! Широкие пути ведут в погибель, и узкая тропинка ведет в Царство[9]. Верить — это значит отречься от своей воли, подставить щеку ударившему, отдать рубаху грабителю, ненавидеть похоть, любить врагов, благословлять проклинающих, не противиться злу, всегда смиряться, всегда забывать о себе.

А не верить — значит делать, что хочешь, брать, а не отдавать, служить своим похотям и жить сладостью их удовлетворения, нарушать все десять заповедей Ветхого Завета[10] и презрительно отвергать Нагорную проповедь[11], иными словами — Иисуса Христа. И, быть может, главнее всего — спокойствие совести. Все равно все дозволено. Да, велик соблазн неверия всегда, а теперь особенно.

Апокалиптический зверь[12] явил свое лицо миру. Это не в том смысле, что наше время есть нечто великое в истории богоборчества, предвещающее близкий конец мира. Я вовсе этого не думаю и не ощущаю. Ни великого, ни страшного ничего нет, а есть только очень отвратительная форма богоборчества. Ведь ни одной новой идеи, ни одной творческой попытки. Но зато полная распоясанность, никакой прикрасы, ничего эстетически соблазнительного. Зверь, как зверь, грязный, смрадный, неуклюжий, тяжелый и громадный. Это, если хотите, зверь, и это же, если хотите, человек без Бога. Казалось бы для того, кто живет в истории после Христа, кто узнал Этого Человека, Его Лик, тот мог бы с ужасом отвернуться от смрадного зверя. Но не так бывало, есть и будет. Воздают честь и поклонение зверю, как Богу. Каждый из нас носит в сердце образ этого зверя. Грязный, смрадный, а все-таки — родной.

Яркий солнечный день весною, чудный воздух, ласкающая тишина. Стоят столики на открытом воздухе. А внутри кабака темно и смрадно до ужаса, до отвращения. И целая группа людей уже много часов сидит там, пьют, спорят, ругаются и предпочитают тьму и смрад кабака солнцу и воздуху. Они знают свет и тьму, но больше возлюбили тьму. Но это лишь группа людей, а в жизни — их великое число. Кто не знает красоты и благоухания Лика Христова и кто не знает смрадности и гнусности греха? Но все мы — рабы последнего.

Если хотите, вопрос веры и неверия не столько моральный, столько психологический. Я очень затрудняюсь сказать, что неверующие грешат больше, чем верующие. Ведь надо помнить, что грех верующего много грешнее, если можно так сказать. А подлинная разница в том, что вера и в грехах ненавидит зверя и поклоняется Христу, а неверие и в правде своей ненавидит Христа и поклоняется зверю. Знает смрад его и все-таки поклоняется; знает светлость Лика Христова и все таки отвращается от Него.

Так как вера и неверие всегда определенные враги, то надо уметь обеим сторонам выбрать получше оружие. Неверие взяло силу, власть, деньги и, особенно, похоть во всех ее видах. Логические и научные доказательства — все это на втором плане. А у веры нет и не должно быть насилия, господства, денег, и она отрицает похоть. Наука и логика — общие у веры и неверия. Поэтому я радуюсь всякой апологетической работе и горячо ее приветствую. Но это очень и очень второстепенно. И когда человек спрашивает меня, можно ли доказать, что Бог есть, то, по-моему, он всегда думает о другом. Почему я должен избирать свет и добро, если мне любезнее тьма и грех? И здесь, по-моему, вера не имеет другого оружия и другой силы, кроме светлого Лика Христова. Светлость-то Его всякому ясна, но дело не в знании, а в том, чтобы эта светлость стала любезной, влекущей, дорогой. Вот главная задача людей веры, их долга перед Богом, их непобедимое оружие и страшная ответственность и великий труд. Если человек не только знает, но и ощущает разницу света солнца и благоухания весны, с одной стороны, и ужаса, смрада и мрака кабака — с другой, знает и ощущает и избирает кабак, то это его дело. Но если бытом, если самою жизнью, ее условиями, рождением и воспитанием он так привык к тьме, как крот, который на свете ничего не видит, то долг людей веры сделать для такой души любезным и приятным свой Свет. Как же это сделать? И делом, и словом. Всего страшнее и труднее, но и важнее — проповедь: Да свет ... свет ваш перед людьми[13]. Таков закон жизни: «Покажи мне веру твою от дел твоих»[14]. Это было бы не только страшно, но и безмерно ужасно, если бы не Церковь.

Что делать мне, жалкому и презренному, если я верую, если я радуюсь Христу[15], верую в свет[16], соуслаждаюсь добру[17], а творю злые дела тьмы[18]? Горе мне, но радость миру, ибо есть соборная полнота Церкви, где много, много света Христова, дел прекрасных, подвигов тихих, любви Христовой, Его Божественной ласки. Не ставят светильника под спудом, но на подсвечник[19]. Но бывают эпохи, когда точно светильники сдвигаются со своих мест и несут свой свет в далекую темную даль и манят издалека души и зажигают любовь к Господу. И радостно наше поклонение перед этими прекрасными родными огоньками, которые вышли от нас и светят миру светом Христовым.

Из далекой Сибири, из страны вечных льдов, из-за горных хребтов люди явили миру веру свою[20], и это много больше, чем и сан, и титулы, и прославления от людей. Не дай Бог вновь замешать соборную Церковь в человеческие дела, в политическую борьбу, в шутовской грохот истории. Даже хорошо, что все эти проблемы отошли от нашей бедной церковной нивы. Тогда горят огоньки чистой веры, когда страдает бескорыстная любовь ко Христу. Тогда над всем миром загорается заря новой жизни и новой радости.

В целом Церковь несет миру эту радость, и это наше непобедимое оружие. Но как было бы хорошо и радостно, если бы маленькие, тихие лучи исходили и от каждой церковной группки, от каждой общины, даже от каждой души. Ради нас бесславится имя Божие на земле. Вот наше горе и вот главное русло антихристианской пропаганды. Но ради нас может и прославиться имя Божие на земле. От дела слово отличается так же, как свечка или спичка от солнца. А все-таки и это свет, хотя и маленький и не вдохновляющий. От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься[21] — теперь порою это яснее, чем всегда.

Примечания

[1] 1 Ин.3:19.

[2] Великий немецкий философ Иммануил Кант (1724-1804) подверг критике все существовавшие до него доказательства бытия Божия, но при этом предложил новое, «нравственное» доказательство Его существования (См.: «Критика чистого разума»).

[3] Геккель Эрнст (1834-1919), немецкий биолог и философ, активный борец с религией, сторонник закрытия храмов. В своей книге «Мировые загадки» выступал против особости человека в мире («человек есть общественное позвоночное животное», мелкий организм в масштабе Вселенной и среди всех живых форм планеты, не более ценный, чем гидра) и против всех основных религий. Изучению природы по Геккелю мешало христианство.

[4] Тертуллиан Квинт Септимий Флоренс (ок.160 — ок.205), христианский богослов и философ, в 202 г. перешел в монтанизм. Цитата не установлена, но подобное утверждение вполне согласуется с учением Тертуллиана о «своего рода теле» души. См.: Киприан (Керн), архим. Патрология. [Часть] I. Париж-Москва, 1996. С.169.

[5] Ницше Фридрих Вильгельм (1844-1900), немецкий философ, проповедник имморализма.

[6] Быт 3:5.

[7] «Моральным междуцарствием» Ницше называет состояние духовно-нравственного разброда в эпохи, предшествующие утверждению новых ценностей («Утренняя заря, или мысли о моральных предрассудках»), когда человеку надлежит руководствоваться собственным разумом, вкусами и дарованиями, стать «собственным царем» (Там же) и «богом» («Так говорил Заратустра»).

[8] Слова Ф.М.Достоевского.

[9] См.: Мф.7:13-14.

[10] См.: Исх.20:1-17.

[11] См.: Мф.5:1-7:27.

[12] См.: Откр.11:7-8.

[13] Мф.5:16.

[14] Ср.: Покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих (Иак.2:18); ср. также: Иак.2:14.

[15] См.: Флп.3:1; 4:4.

[16] См.: Ин.12:36; см. также: Ин.1:9.

[17] Ср.: Соуслаждаюся <...> закону Божию по внутреннему человеку, вижду же ин закон во удех моих <...> пленяющь мя законом греховным <...> (Рим.7:24).

[18] Рим.13:12.

[19] См.: Мф.5:15.

[20] Очевидно, завуалированное напоминание о репрессиях против верующих.

[21] Мф.12:37.