Мк. 11:15-19, 27-33

В данном отрывке Евангелия (ст. 15-19) Господь снова является перед нами в том виде, в котором так редко мы встречаем Его на страницах евангельской истории. Обычно кроткий, милостивый, всепрощающий, в повествовании ХІ главы Евангелия от Марка Он дважды проявляет Свой гнев. Но первый раз Его гнев поражает бездушную смоковницу, теперь он обрушивается на людей. Как будто Господь хочет предупредить людей и дать им понять, что не всё в Нём благость, прощение и долготерпение, что и в Нём может загореться праведный гнев, и будет время, когда Он явится грозным, карающим Судиею.

Причиной внезапно вспыхнувшего гнева была Его ревность о доме Божием, возбуждённая видом той безобразной картины, которую Он и апостолы застали при входе в храм и которая ясно говорила о полном пренебрежении к этому святому месту. В притворах храма устроен был настоящий базар. Сюда были пригнаны целые гурты жертвенного скота, наполнявшего воздух своим рёвом, мычанием, блеянием. Продавцы жертвенных голубей примостились на скамьях со своими клетками, откуда неслось воркование и хлопанье крыльями испуганных птиц. Тут же виднелись фигуры ростовщиков и менял, обменивавших расхожую монету на священные сикли, которыми уплачивалась подать на храм и принимались пожертвования в священную сокровищницу. В воздухе стоял непрерывный оглушительный шум и гам крикливой восточной толпы, торгующейся до изнеможения из-за каждого обола. Из-за этого крика вряд ли можно было слышать слова священных песнопений и псалмов и молитвы священников, приносивших жертвы.

Отчасти эта непристойная торговля почти в самом помещении храма была вызвана условиями жертвенного ритуала, как они определены были Моисеем в книгах Левит и Второзаконие. Животные, приносимые в жертву, должны были удовлетворять известным строгим условиям ритуала (Лев. ХХП), и пригодность их в этом отношении могла быть определена только специалистами-священниками. Поэтому, покупая жертвенное животное на рынке, человек неопытный, не посвящённый в тонкости требований ритуального Моисеева закона, мог легко ошибиться или быть обманутым и привести к храму животное, которое по осмотру могло быть забраковано священниками как негодное для жертвы. В силу этого торговля жертвенными животными мало-помалу сосредоточилась около самого храма, где священники уже заранее осматривали приведенный скот и определяли его пригодность, разрешая для продажи лишь отборных животных, вполне удовлетворявших требованиям закона. Кроме того, и сами священники нередко бывали заинтересованы в такой торговле, особенно саддукейские первосвященнические фамилии. Так, из последних известна фамилия Ананов, имевшая свой обширный голубиный завод на Масличной горе, приносивший порядочный доход от продажи жертвенных голубей при храме. Вот почему священники, обязанные поддерживать порядок при богослужении, не только не заботились о прекращении или об ограничении размеров и интенсивности этой торговли, но и поощряли её. В результате получались в доме Божием те безобразные сцены базарной сутолоки и ярмарочного гама, свидетелями которых сделались Спаситель и Его ученики.

Иисус, войдя в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронёс через храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? А вы сделали его вертепом разбойников (см. Ис. LVІ, 7; Иер. VП, 11).

В этих словах Спасителя сказывается Его глубокое уважение к храму Божию и признание за ним важного значения для всех народов как дома молитвы. Для нас в этих словах и поступке Господа заключается важный урок.

Существует мнение, по которому храм как определённое место богослужения считается вообще ненужным для христианина.

«Поклоняться Богу можно везде, потому что Бог вездесущ, — говорят сторонники этого мнения, — и Сам Спаситель в беседе с самарянкой ясно выразил эту мысль, когда сказал ей: Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. LV, 21, 23-24).

Однако в приведенных словах Господь только разрешает старинный спор между иудеями и самарянами, из которых первые считали единственным и исключительным местом богослужения Иерусалимский храм, а последние — храм на горе Гаризим. Для такой исключительной привязанности к одному определённому месту богослужения, конечно, не было никаких оснований, кроме национального самомнения, и Господь указывает, что поклонение Богу возможно везде, на всяком месте. Но этим вовсе не запрещается постройка храмов или молитвенных домов. Главный же смысл слов Спасителя в том, что, где бы ни молился человек Богу — в храме или вне храма, повсюду его молитва должна состоять не в одних телесных движениях, но в горении духа и в возношении ума и сердца. Поклонение же истиною означает поклонение не лицемерное, в одних словах состоящее, но поклонение делами, когда признание Бога свидетельствуется в жизни благоговейным отношением к Нему и исполнением Его заповедей.

Таким образом, в беседе Христа с самарянкою совсем нельзя видеть отрицательного отношения к храму. Здесь лишь выясняется духовная сущность Богопочитания. Пример же и жизнь Спасителя, наоборот, ясно говорят о Его уважении к храму и о том значении, которое Он придавал дому молитвы в духовной жизни Своих последователей. Он Сам часто бывал в храме, молился здесь, учил народ, а эпизод ХІ главы Евангелия от Марка особенно ярко говорит о том, что Он смотрел на храм как на величайшую святыню.

Это благоговейное отношение к храму сохранилось и у древних христиан. Когда преследования языческих императоров сделали для них невозможным открытое богослужение в молитвенных домах, они скрылись в таинственные подземелья своих усыпальниц, где погребались мученики за веру, но общей молитвы не оставили. И здесь, в тишине подземных крипт, в запутанных лабиринтах катакомб, среди надгробных плит над могилами мучеников, при неясном, колеблющемся свете смолистых факелов и мерцающих лампад, так же горячо неслись к небу их мольбы и гулко раздавались под сводами подземелий мелодии вдохновенных гимнов. Катакомбы служили для них храмом, где находили они укрепление и поддержку в общих молитвах и таинствах. Необходимость храма как места объединённых молитв и особой благодатной силы Божией, изливаемой на собравшихся верных, сознавалась, таким образом, и в те тяжелые времена.

Прошли века. Язычество умирало. Христианство было признано господствующей религией и из таинственных недоступных подземелий вышло на широкий простор Римской империи. Начиналась новая эра расцвета христианской церкви, и храмы получили особенное значение как центры просветительной деятельности и опорные пункты в борьбе с мраком язычества. Этот период особенно богат памятниками христианского храмоздательства; венцом пышного расцвета церковного зодчества является знаменитый храм святой Софии в Константинополе, построив который, император Юстиниан, говорят, воскликнул: «Я превзошёл тебя, Соломон!»

Этот храм имеет исключительное значение для нас, русских, и в его истории, быть может, яснее всего можно видеть и оценить то влияние, которое храмы имели на распространение христианства и на подъём религиозного чувства в душе верующих и неверующих посетителей их. Именно здесь русские послы святого князя Владимира, посланные им для ближайшего знакомства и сравнительной оценки разных вероисповеданий, пережили тот глубокий, захватывающий порыв, который они определили такими словами: «Мы не знали где стояли: на небе или на земле...»

Этот отзыв сыграл решающую роль в выборе русской веры, и этим мы в значительной степени обязаны тому величественно-обаятельному впечатлению, которое произвёл на русских посланцев храм Айя-София.

А сколько свидетельств влияния храма на духовную жизнь человека, влияния, производящего порой решительный перелом в душе, находим мы в житиях святых!

Один иностранный купец имел торговые сношения с Новгородом и бывал там. Вероятно, в душе его был богатый клад религиозных, ещё неосознанных чувств. Ему приходилось бывать в русских храмах, и он переживал там такие необыкновенные минуты, что стал ходить в них чаще и чаще. И наконец дошёл он до такого состояния, что не дальняя родина казалась ему родной страной, а вот этот город, населённый чужим народом, который говорил на чужом для него языке.

Какую-то силу над его душой получили эти белые соборы и церкви Новгорода с их столповыми звонницами, эти тёмные лики, озарённые пылающими свечами и тихо мигающими лампадами, эти монастыри, усеявшие берега многоводного Волхова, весь обиход православной русской старины.

Купец принял православие, раздал имение бедным и стал Христа ради блаженным...

То было начало подвига дивного во святых Прокопия Устюжского, Христа ради юродивого.

В Орде жил мальчик, родной племянник хана Берклая. В Орду в это время приходил Ростовский епископ Кирилл, которого современники называли блаженным и учительным. Приходил он по церковным делам и рассказывал о том, как святитель Леонтий проповедовал в Ростовской земле христианство и какие чудеса истекают от его мощей.

Все рассказы Кирилла слушал племянник хана Берклая. Какая-то сладость вливалась в его сердце от этих рассказов. В его душе совершался переворот. Он жаждал узнать истинного Бога и задумал идти вслед за Кириллом. Ему страстно хотелось видеть те русские церкви, где совершаются служения таинственному и всесильному христианскому Богу и где происходят те чудеса, о которых рассказывал Кирилл.

Часть своих богатств он раздал нуждающимся своим соплеменникам, часть поручил епископу Кириллу и вслед за ним тайно ушёл из Орды.

И вот он в Ростове, и стоит в знаменитом своим великолепием храме Успения Богоматери. На двух клиросах стройно поют хоры. Иконы как бы отблеском райской красоты сверкают драгоценным убранством, озаряемые огнями тихо теплящихся бесчисленных свечей, и клубы фимиама лёгкими прозрачными облаками расплываются над молящейся толпою. В эти минуты в этой несравненной красоте христианского богослужения царевич почувствовал Бога. Он как бы явственно ощутил какую-то связь между этой молящейся толпой, этим храмом, который любовь людей воздвигла Творцу миров, и Тем высоким и непостижимым, к Кому рвалась молитва этого народа, Кого воспевали хоры, Кому горели огни и клубился фимиам.

Солнце правды взошло в эти минуты, как говорит летописец, в душе царевича: он познал Бога христианского и увидел Его очами веры. Упав к ногам святителя Кирилла, он просил крестить его. В крещении он получил имя Пётр.

Он остался жить в доме святителя Кирилла, ходил по церквам, учился русскому языку и русской грамоте... Молчаливый, всегда занимаясь в душе то молитвой, то размышлением о вечности, благоверный царевич Пётр был отцом всех бедных и несчастных. В глубокой старости он принял монашество и мирно отошел к Богу около 1280 года. Он дал миру пример, какую власть церковь со своими богослужениями имеет над душой.

Пусть иногда человек под влиянием речей товарищей, под влиянием отрицательных прочитанных им книг, говорит против церкви. А на самом деле за какой-нибудь всенощной, под умилительные напевы величания, под стонущие звуки великого славословия: «Аз рех: Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Тебе», — в полутёмной церкви сходит на душу какое-то непонятное умиление, какое-то благодатное успокоение, которое нигде так полно, как здесь, не переживается...

Где мы можем быть вполне спокойны, благонадёжны, счастливы? Только там, где наша настоящая сфера, наше постоянное призвание. А где же наше истинное призвание, где то дело, к которому призваны мы навсегда, которому мы будем служить и тогда, когда и мир разрушится и останутся только души человеческие с создавшим их Богом? В чём же наше вечное дело, как не в прославлении Христа? А ведь храмы для того только и существуют, и всё, в них происходящее, одну цель только и имеет — это постоянное славословие Христа.

«Бывали ли вы почти в пустой церкви за ранней обедней и в зимний день, когда почти весь храм тонет во мраке, и грошовые восковые свечи еле означают очертания иконостаса того алтаря, где происходит служба; слыхали ли вы дребезжащий голос дьячка, одиноко выводящего напевы Херувимской, и в этой убогой обстановке изумлялись ли вы величию жертвы Христовой и происходящего среди этого убожества чуда?..

...Присутствие Бога в уединении чувствуется ещё сильней в храме, чем когда он полон толпой» (Е.Поселянин. Идеалы христианской жизни).

Вот именно ради этого особого присутствия Божия церковь всегда требовала и требует благоговейного отношения к храму и к происходящему в нём Богослужению.

«Аще кто учит невозбранно пренебрегати дом Божий, и бывающия в нем собрания: да будет под клятвою», — определяет Гангрский собор пятым своим правилом.

Древние христиане, отправляясь в храм к общественному богослужению, чрезвычайно строго к нему готовились и наблюдали за собой, чтобы, насколько возможно, достойно предстать пред алтарем Господним и приступить к святым таинствам; заботились не просто о том, чтобы вознести свои молитвы Творцу, но и о том, чтобы молитвы эти были благоугодны Богу.

Требовалось, прежде всего, внутреннее очищение от вражды, злобы, зложелательства.

Если ты принесёшь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой, — завещал Спаситель (Мф. V, 23-24). Поэтому христиане стремились к тому, чтобы с умиротворённой душой прийти в храм и здесь «святое возношение в мире со всеми приносити». К этому призывал и диаконский возглас: «Миром Господу помолимся». К этому же приглашали нередко и надписи, начертанные на вратах или на фронтоне храма: «Мир тебе, кто бы ты ни был, если ты в мире, с чистым сердцем входишь в сей дом».

В знак этого внутреннего очищения при входе в храм совершалось омовение, для чего у церковных дверей помещалась умывальница.

Приближаясь к престолу Всевышнего, христианин должен был забыть о всех своих рангах и земных отличиях. Дух глубокого смирения проникал всё богослужение, незримо веял под сводами храма и наполнял сердца молящихся. Пред Всемогущим не могло быть сильных и могущественных, высоких и знатных: все были одинаково равны и одинаково ничтожны. Поэтому пышные наряды, драгоценные украшения, эмблемы высокого положения не допускались. Преобладали скромные одежды, строгие, тёмные, однотонные. Оружие, воинские доспехи, знаки отличий — всё это оставлялось у дверей храма, в притворе. Входя в храм, верующие преклоняли колена, целовали косяки дверей, пороги, ибо весь храм был великой святынею, и все части его освящены благодатию присутствия Божия. Обычай этот частью удержался ещё и теперь в Римском соборе святого Петра, где верующие католики и теперь поднимаются на коленях по мраморным ступеням величественной лестницы, ведущей в собор.

Глубокое благоговейное молчание царствовало среди молящихся, прерываемое лишь священными песнопениями и короткими репликами, которыми народ отвечал на возгласы священника и на прошения ектений. За порядком следили диаконы, и вся атмосфера храма и богослужения была проникнута такой глубокой серьёзностью, таким напряжённым религиозным чувством, что невольно поражала и подчиняла себе всякого, входящего в храм.

Когда император Валент, арианин, вошёл однажды в храм, где совершал литургию святитель Василий Великий, удивительная картина представилась его взору: стройные ряды молящихся, глубокая тишина и сосредоточенная религиозность, царствовавшая в храме, сам святитель, окружённый благоговейным ликом диаконов и священников, стоящий пред престолом, — всё это было так непохоже на то, что видел Валент в своих храмах, что он потрясён был до глубины души. С замирающим сердцем, дрожащей рукой он протянул своё приношение на один из клиросов. Никто не шелохнулся, никто не подошёл к нему, чтобы взять приношение, так как не знали, как к этому отнесётся архиепископ. Присутствия императора как будто никто не замечал. Несчастный Валент едва не лишился чувств. Впечатление было потрясающее!

Следя за дисциплиной молящихся, церковь нередко карала за неблагоговейное и непристойное поведение в храме. Обычно это практиковалось в монастырях. Палладий Еленопольский, описывая своё путешествие по монастырям Нитрийской пустыни, рассказывает, что в одном из них он видел три пальмы, к которым привязывали для наказания монахов, провинившихся небрежным стоянием в храме во время правила и богослужения. Их били при этом довольно сурово, и, судя по тому, что стволы пальм были гладки, точно отполированы, можно было думать, что на наказания такого рода не скупились и применяли их довольно часто. Даже гражданская власть принимала со своей стороны меры в этом направлении. Известны эдикты Гонория и Юстиниана, определявшие строгие кары за непристойное поведение в храме.

В силу того же глубокого уважения к церквам торговля около них возбранялась совершенно. Шестой Вселенский Собор 76-м правилом своим постановил: «Никто не должен внутри священных оград корчемницу, или различныя снеди поставляти, или иные купли производити, сохраняя благоговение к церквам. Ибо Спаситель наш и Бог, житием Своим во плоти поучая нас, повелел не творити дому Отца Своего домом купли. Он и пеняжникам рассыпал пенязи, и изгнал творящих святый храм мирским местом. Посему аще кто будет обличен в реченном преступлении: да будет отлучен».

А с какою ревностью и бесстрашием великие святители церкви Христовой защищали неприкосновенность и достоинство храмов, следя за тем, чтобы сюда не проникали люди, осквернённые тяжёлыми грехами, и тем не оскорбили бы святыни дома Божия. Однажды император Византии Феодосий Великий запятнал себя тяжким преступлением: за ничтожную вину он приказал избить тысячи жителей города Солуни, собравшихся в цирк на ристалища. Но когда после этого, не очищенный покаянием, он вздумал войти в храм для молитвы, на паперти его встретил великий святитель того времени Амвросий Медиоланский и суровою обличительною речью остановил императора, совесть которого была запятнана кровью невинных жертв. И грозный император уступил. Он понял, что войти в храм, не вымолив прощения за тот тяжкий грех, который лежал у него на душе, значило совершить святотатство и усугубить свою вину. Смиренно выслушал он суровую речь Амвросия и принёс покаяние, выполнив тяжёлую эпитимию, наложенную на него святителем.

Также непреклонно другой великий святитель, Иоанн Златоуст, остановил на пороге храма святой Софии императрицу Евдоксию.

Так ревностно охраняли святыню храма христиане прежних веков!

Почему так ценили они свои храмы и почему для каждого христианина храм должен быть дорог и свят?

Храм — это земное небо, как выражается отец Иоанн Кронштадтский; это — дом Божий, место особенного присутствия Божия. Здесь совершается величайшее таинство, «в неже ангели желают проникнути». Ангелы здесь невидимо служат со священником.

Когда преподобный Серафим Саровский был ещё в сане диакона, он временами видел ангелов, сослужащих братии и воспевающих. Они имели образ молниеносных юношей, облечённых в белые златотканые одежды. А то, как пели они, нельзя выразить словами. Вспоминая об этом, преподобный Серафим говорил: «Бысть сердце мое, яко воск, таяй от неизреченной радости».

А вот что видел отец Серафим в Великий Четверг, когда служил литургию.

Как известно, малый вход на литургии знаменует вступление служащих в самое небо, и священник тогда молится: «Сотвори со входом нашим входу святых ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость».

Когда после малого входа иеродиакон Серафим возгласил: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны», — и, обратясь к народу и дав знак орарем, закончил: «И во веки веков», — внезапно он весь изменился, не мог сойти с места и вымолвить слова. Служащие поняли, что ему было видение. Его ввели под руки в алтарь, где он простоял три часа, то весь разгораясь лицом, то бледнея, — всё не в состоянии вымолвить ни одного слова. Когда он пришел в себя, то рассказал своим старцам и наставникам отцу Пахомию и казначею, что он видел. «Только что возгласил я, убогий, — «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны!» — и, наведя орарем на народ, окончил: «И во веки веков», вдруг меня озарил луч как бы солнечного света, и увидел я Господа и Бога нашего Иисуса Христа во образе Сына Человеческого во славе, сияющего неизреченным светом, окружённого небесными силами, ангелами, архангелами, херувимами и серафимами, как бы роем пчелиным, и от западных церковных врат Грядущего на воздухе. Приблизясь в таком виде до амвона и воздвигнув пречистые Свои руки, Господь благословил служащих и предстоящих. Посём, вступив во святый местный образ Свой, что по правую руку царских врат, преобразился, окружаемый ангельскими ликами, сиявшими неизреченным светом во всю церковь. Я же, земля и пепел, сретая тогда Господа Иисуса, удостоился особенного от Него благословения. Сердце моё возрадовалось чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу».

Когда преподобный Сергий Радонежский совершал литургию, видели, как ангелы сослужили ему и как он приобщался из святой чаши огнём.

Блаженный Нифонт, епископ Кипрский, имел дивное откровение относительно совершаемого во время литургии священнодействия. Однажды, стоя со своим учеником в церкви при патриаршем богослужении, Нифонт как бы прозрел духом. Он увидел огонь, шедший с неба и покрывший алтарь и архиерея. Когда запели «Трисвятое», показались четыре ангела и пели вместе с певцами.

Когда святитель Василий Великий произносил молитвы пресуществления, то колумбарий, или золотой голубок, висевший над престолом, сотрясался невидимой силой.

Таким образом, храм является местом общения небесных и земных. В то же время храм есть училище веры и благочестия, ибо в нём обильным потоком — в священных песнопениях, в чтениях Священного Писания, в проповедях — предлагаются уроки нравственного устроения жизни и души.

И сколько великих решений, переменявших весь характер и направление жизни, было принято под влиянием того или другого слова или текста Священного Писания, услышанного в храме!

Началом великой подвижнической жизни преподобного Симеона Столпника были слова евангельских блаженств: Блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное,поразившие его внимание во время литургии. То же самое рассказывается о преподобном Антонии Великом в его биографии.

В храме верующие получают нередко исцеление духовных немощей и физических болезней.

Вот почему древние христиане так дорожили храмом, относились к нему с таким глубоким уважением и при всяком случае с необыкновенной ревностью заботились о том, чтобы посетить храм и присутствовать при богослужении. Святой Варсонофий, достигнув преклонной старости и почти не имея возможности двигаться от слабости, просил, чтобы хотя бы в тележке его возили в храм, и посещал богослужение ежедневно. Святитель Порфирий, епископ Газский, не владея ногами в старости, ползал на коленях, чтобы не пропустить богослужения в храме Воскресения Христова в Иерусалиме.

Изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих... Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем, — восклицает псалмопевец Давид, выражая свой восторг и любовь к храму, а шестой Вселенский Собор, считая посещение храма обязательным для каждого христианина, постановил:

«Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или кто-либо из сопричисленных к клиру, или мирянин, не имея никакой настоятельной нужды, или препятствия, которым бы надолго устранен был от своея Церкви, но пребывая во граде, в три воскресные дни в продолжении трёх седмиц, не приидет в церковное собрание, то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет удален от общения» (VІ Собор, пр. 80).

Вместе с тем Православная Церковь внушает молящимся во время богослужения предстоять с благоговением и страхом Божиим, не забывая, пред Кем мы стоит и Кому возносим свои молитвы.

«Горе имеем сердца!» — восклицает священник перед возношением Святых Даров...

Проверьте себя в эту минуту: где ваше сердце? Действительно ли «горе», там, у престола Всевышнего, или по-прежнему связано житейской суетой и земными заботами, и не лжёте ли вы Богу, отвечая на возглас священника, — «Имамы к Господу!»

«В храме, — увещевает святитель Тихон Задонский, — ты должен стоять, как на небе пред Царём Небесным... Не озирайся же, да не с фарисеем осудишься». А преподобный Авраамий Смоленский, делая поэтическое сравнение, говорит, что молящиеся должны походить на те восковые свечи, которые теплятся пред образами. «Смотри на свечку и будь, как она: стой прямо, неподвижно, благоговейно; пусть горячо пылает и стремится к небу молитва твоя, как огонь свечи, и пусть трепещет и тает, как воск, сердце твоё от умиления и радости».

Берегитесь рассеянных мыслей и невнимательности в молитве, ибо это оскорбляет Бога.

Однажды Иоанн Грозный, богомольный, как все древнерусские цари, слушал литургию в Успенском московском соборе, но рассеянны были мысли царя: он мечтал о новом дворце, который думал построить на Воробьёвых горах, и в уме обсуждал план его устройства.

После литургии, идя во дворец, он встретил Василия Блаженного, московского Христа ради юродивого.

— Был ли ты у обедни? — спросил его царь.

— Был, да тебя не видал! — отвечал блаженный.

— Как так? — возразил царь.

— Царь! — сказал юродивый тихим укоризненным тоном. — Ты был на Воробьёвых горах!

И понял царь свой грех, обличённый прозорливостью блаженного, и низко ему поклонился.

Особенно резко восстают святые отцы Церкви против непристойного поведения в церкви и против легкомысленных, праздных разговоров в храме во время богослужения, что, кстати сказать, встречается у нас чрезвычайно часто и составляет трудноискоренимую привычку.

«Позвольте мне сказать, — резко замечает святитель Иоанн Златоуст в одной из своих проповедей, — разве нет у вас домов для пустословия вашего?»

И в самом деле: зачем идти в церковь, если всё время богослужения проводишь в праздной болтовне, обсуждая все базарные новости? Во-первых, это небрежное отношение к храму и невнимание к богослужению оскорбительно для Бога. Во-вторых, это не только грубо и неделикатно по отношению к другим молящимся, но и составляет прямое преступление против них, мешая им молиться, заглушая для них святые слова богослужения, развлекая их внимание, препятствуя сосредоточиться и лишая их драгоценных минут радости и благодатного утешения, обычно связанных с искренней молитвой. По какому праву воруем мы у них эти минуты?

Особенно должна оберегаться святыня алтаря. Здесь все должно быть погружено в молитвенную тишину, и не должно быть ни одного лишнего или праздного слова.

«Если надо тебе что-нибудь сказать в алтаре, — поучал преподобный Серафим, — то скажи это кратко и тихо и опять храни молчание; ибо здесь присутствует Сам Бог со Своими ангелами».

В алтарь входить мирянам не разрешается.

«Никому из всех, принадлежащих к разряду мирян, да не будет позволено входити внутрь священного алтаря», — запрещает шестой Вселенский Собор в своём 69-м правиле.

В практике духовной жизни церковно-общественная молитва считается вообще более действенной, чем молитва келейная, уединённая, хотя вполне возможно, что личное ощущение молящегося, особенно на первых ступенях его духовного развития, склоняется в пользу последней. «Но мы сами, — говорил Оптинский старец отец Макарий, — не можем судить о достоинстве своей молитвы, и то удовлетворение или самоуслаждение, которое мы испытываем нередко в уединенной молитве, может быть обманом и прелестью диавола».

Из жизни святой Иулиании Лазаревской рассказывается такой случай. Однажды стояла необыкновенно суровая, студёная зима. Земля трескалась от мороза, и святая Иулиания, не имея тёплой одежды, оставалась молиться дома. И был голос священнику в церкви праведного Лазаря от иконы Богоматери: «Иди и рцы милостивой вдове Иулиании — ради чего не приходит в Церковь? И домашняя её молитва приятна, но церковная выше. Почитайте Иулианию: Дух Святой почивает на ней».

И когда по зову священника Иулиания пришла в церковь и со слезами молилась и прикладывалась к иконе Богоматери, тогда великое благоухание распространилось по церкви и по всему селу. И стала Иулиания уже ежедневно ходить в церковь на молитву.

Закончим настоящую беседу о значении храма и церковного богослужения словами великого святителя Иоанна Златоуста: «Как пристань, ограждённая от ветров и волн, великую доставляет безопасность входящим в неё кораблям, так и дом Божий, исхищая входящих в него от мятежа житейских дел, как от бури, даёт им стоять в великой тихости и безмятежности и слушать слово Божие. Место сие есть настроение к добродетели, училище любомудрия, не во время только собрания, когда слушается Писание, предлагаются духовные поучения и предстоят почтеннейшие отцы: но и во всякое другое время. Войди только в преддверие, и тотчас отложишь житейские заботы. Войди внутрь, и тотчас веяние некое духовное обымет душу твою. Тишина, в нём царствующая, производит трепет отрезвляющий и располагает любомудрствовать, возбуждает ум, отбивает память о всём здешнем и переносит тебя с земли на небо. Если же без собрания (богослужения) такая польза от присутствия здесь; то когда слышится глас пророков, когда благовествуют Апостолы, когда Христос бывает посреде, когда Отец приемлет бывающее здесь жертвоприношение, когда Дух Святый исполняет духовным веселием, какими благами насытясь отойдут отсюда пресущие здесь!»

ВернутьсяСодержаниеДалее
Используются технологии uCoz