Священномученик Николай (в миру Николай Павлович Добронравов) родился 21 ноября 1861 г. в селе Игнатовка Дмитровского уезда Московской губернии в семье священника. В 1881 г. Николай Павлович окончил Московскую Духовную семинарию, а в 1885 г. — Московскую Духовную академию и стал преподавать богословие и Священное Писание в Вифанской Духовной семинарии (Московская губ.). Женился. Был рукоположен в сан священника. Сначала, с 1889 г., служил в кафедральном соборе Перми, а затем, с 1890 г., в храме Александровского военного училища. С 1892 г. протоиерей и магистр богословия Николай преподавал Закон Божий в 7-й московской мужской гимназии, затем в гимназии Поливановой и в гимназии Арсеньевой. Служил в церкви Никиты-Мученика на Кузнецкой ул. После революции 1917 г. и закрытия Александровского военного училища о.Николай был переведен в храм Всех Святых на Кулишках.
Он был автором многих трудов и статей по богословским и церковным вопросам, и одним из активнейших участников Поместного Собора 1917-1918 гг.. Выступая сначала против восстановления патриаршества, после избрания Святейшего Патриарха Тихона он стал искренним и горячим сторонником, как патриаршества, так и Патр.Тихона.
Летом 1918 г. власти приняли решение арестовать священника. 19 августа сотрудники ЧК во главе с комиссаром Реденсом пришли ко храму Всех Святых, чтобы произвести обыск. Церковь была закрыта, и чекисты, подойдя к настоятелю храма протоиерею Николаю потребовали, чтобы он выдал им ключи. Отец Николай ответил, что при обыске храма необходимо присутствие председателя приходского совета. После такого ответа о.Николай был арестован и отвезен в тюрьму ЧК на Лубянке.
Во время обыска чекисты обнаружили дневники священника с краткими заметками касающимися, в частности, восстания большевиков 3-5 июля 1917 г. в Петрограде, а также сопротивления юнкеров большевикам в ноябре 1917 г.. Под датой 2 (15) ноября 1917 г. в дневнике о.Николай записал:
Страшный день сдачи большевикам». Допрошенный относительно всех этих событий, протоиерей Николай ответил, что в июле 1917 г. он действительно выезжал в Петроград по вызову Святейшего Синода для принятия участия в предсоборных совещаниях. В подавлении восстания большевиков никакого участия не принимал, находясь в это время на совещании. В то время, когда на улице началась стрельба, председательствующий собранием архиеп.Сергий (Страгородский), обратившись к присутствующим, предложил не прерывать собрания и продолжать работу.
Во время октябрьской революции я находился в своей квартире в Александровском военном училище, где занимал должность законоучителя и настоятеля церкви. Там же находились юнкера, так как училище было штабом юнкеров. Училище находилось под обстрелом 1 ноября тяжёлым снарядом были разбиты стена и окно в моей квартире.
В эту же ночь у меня ночевало несколько семейств офицеров. 2 ноября училище было сдано большевикам. 3 ноября происходила сдача оружия. В выступлении юнкеров я никакого участия не принимал. Как настоятель собора я принимал участие в похоронах юнкеров и офицеров, погибших в гражданскую войну. Проповеди в церкви произносил не особенно часто, содержания чисто религиозного, не касаясь политической жизни. Против новой власти никогда не агитировал, ни к какой партии не принадлежал.
По окончании следствия Реденс написал своё заключение:
Из допроса гражданина Добронравова я вынес впечатление, что он принимал участие в политической жизни, хотя у меня нет материалов, дабы установить его роль в событиях июля 1917 года, а также в октябрьской революции; из всего же видно, что это вредный для революции «тип», который, будучи на свободе, наверняка спокойно сидеть не будет. Поэтому предлагаю отправить его в концентрационный лагерь.
3 декабря 1918 г. президиум Коллегии отдела ЧК принял решение о заключении о.Николая в концлагерь. Однако руководители ЧК отправили дело на доследование, и, в конце концов, 16 апреля 1919 г. было принято решение, что, поскольку явных улик против священника нет, его следует освободить.
В начале 1921 г. протоиерей Николай был назначен настоятелем Крутицкого Успенского собора. К этому времени он овдовел, пострижен в монашество и 10 августа 1921 г. был посвящён во епископа. С 13 августа он исполнял должность епископа Звенигородского, викария Московской епархии. Строгий аскет, проводивший целые ночи в молитве, в отношении с людьми был необычайно прост, внимателен и любвеобилен.
В 1922 г. в связи с появлением обновленцев были арестованы многие архиереи из числа тех, кто не согласился их поддержать. Среди арестованных был и Еп.Николай. Власти приговорили его к одному году ссылки в Зырянский край.
По возвращении в Москву он был возведен в сан архиепископа. Владыка стал одним из ближайших сподвижников Патриарха Тихона, оказывая ему помощь в защите Церкви от натиска обновленцев. Так, по его просьбам, был упразднён новый стиль, введенный Патр.Тихоном. Он также провёл проект реорганизации прихода, в котором указывал на необходимость введения в приходе благотворительности, исполнения необходимых треб за счёт всего прихода.
16 апреля 1924 г. он был арестован и заключён в Бутырскую тюрьму. Его привлекли в качестве обвиняемого по некоему делу об избиении члена рабоче-крестьянской инспекции, а также обвинили в том, что он, имея большой авторитет, проводил среди духовенства контрреволюционную агитацию. Вызванный на допрос, Архиеп.Николай сказал, что под его руководством находится Звенигородское викариатство, а также храмы Замоскворецкого района в Москве, где в его подчинении состоят три благочиния, в которых находится сорок четыре храма.
Связь с благочинными я поддерживаю путём приёмов, не носящих регулярного характера. Специальных собраний или совещаний с благочинными мною никогда не устраивалось. Не имели место и антисоветские выступления или выпады с моей стороны, так как в сношениях с благочинными я придерживался узко церковной области. Что касается моих проповедей, то они носили чисто моралистический характер.
14 июня 1924 г. Архиеп.Николай был освобождён. В этом же году он был назначен архиепископом Владимирским и Суздальским. Хорошо знавший Владыку священник вспоминал, что это было время, когда шла трудная борьба с обновленчеством, когда становилось модным крикливое и вычурное пение в церкви. Твёрдо держась православной традиции, Архиеп.Николай «настойчиво и властно боролся против человеческих врываний в святая святых и нередко выходил победителем в борьбе за Церковь».
После кончины Патр.Тихона Вл.Николай стал одним из ближайших помощников Местоблюстителя патриаршего престола Митр.Петра. Впоследствии, когда под давлением ОГПУ возник григорианский раскол и архиеп.Григорий добивался того, чтобы Местоблюститель передал церковное управление церковной коллегии, Митр.Пётр первым в списке архиереев, которым он выражал абсолютное доверие, поставил имя Архиеп.Николая, зная его как исповедника, человека твёрдых убеждений и опытного труженика на ниве церковной.
11 ноября 1925 г. комиссия по проведению декрета об отделении Церкви от государства приняла решение ускорить процессы раскола в Церкви, для чего было необходимо арестовать архиереев, которые противились проводимой государством антицерковной политике. 11, 20 и 30 ноября 1925 г. были арестованы одиннадцать архиереев из числа ближайших сподвижников Митр.Петра и среди них Архиеп.Николай, а также многие священники и миряне. 30 ноября в церковном доме, по адресу: Москва, Старо-Толмачевский пер., 12/14, Вл.Николай был арестован неким Горбуловым в группе проживавших в Москве иерархов одновременно с Митр.Петром (Полянским). Это были близкие Митр.Петру иерархи и, по мнению ГПУ, одинакового с ним настроения.
В тюрьме на Лубянке Вл.Николая спрашивали о том, знал ли он о письме историка Сергея Павловича Мансурова к Местоблюстителю, в котором обосновывалась необязательность с канонической точки зрения следования тому курсу, который изложен в так называемом «завещании» Патриарха Тихона. Следователь пытался добиться от Владыки, чтобы тот оговорил не причастных к этому делу людей. Но разумные и спокойные ответы святителя убедили следователя отказаться от этой попытки. Ни постоянные издевательства, ни сидение в подвале тюрьмы, ни постоянные ночные допросы не сломили мужественного архипастыря. Священник Сергей Сидоров, арестованный по этому же делу вспоминал впоследствии:
На первом моём допросе в ноябре 1925 года следователь потребовал от меня выдачи автора письма к Митр.Петру. Я отказался его назвать, и Тучков потребовал очной ставки моей с Архиеп.Николаем. Помню серую мглу сумерек, хриплый крик Тучкова и нечленораздельный возглас следователя, который всё время целился поверх моей головы в окно маленьким браунингом. Архиеп.Николай вошёл, взглянул на меня и остановил внимательный взгляд свой на следователе. На Владыке была сероватая ряса и зимняя скуфья. Утомлённые глаза были холодно-строги. Встав со стула, следователь разразился такими воплями, что звякнули стекла дверей и окон. Высокопреосвященный Николай властно прервал его: «Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания и буду отвечать вам тогда, когда вы будете говорить по-человечески. И спрячьте вашу игрушку». Чудо совершилось. Следователь спрятал револьвер и вежливо стал спрашивать Владыку, который давал ему, как и Тучкову, какие-то дельные показания. Во время этого допроса Владыке удалось совершенно обелить Сергея Павловича Мансурова.
Когда рассеялись ужасы сидения в тюрьме, то мне удалось узнать подробности пребывания Вл.Николая на Лубянке. Я с ужасом узнал об издевательствах над ним, о его сидении в подвале тюрьмы и о постоянных ночных допросах. И с тем большей благодарностью я склоняюсь перед величием его духа, благодаря которому Владыке удалось спасти многих и сохранить многие церковные тайны. В московской тюрьме особенно ярко выявился его строгий и правдивый лик, смелый лик человека, забывающего о себе и готового к смерти за веру.
Много благодарен я ему лично за свою судьбу. К 8 января 1926 года у меня было двадцать три допроса, всю ночь под 9 января я был почти под непрерывным допросом. Утомлённый и нравственно и физически, я готов был сдаться на требование следователей, готов был наклеветать на себя и друзей. Пробило четыре часа утра, когда меня вызвали к следователю. Его допрос вертелся на одном месте, он обычно требовал выдать людей, не причастных к письму Митр.Петру. Привели Архиеп.Николая. «Я требую, — сказал Владыка, — чтобы вы оставили в покое Сидорова. Я его знаю как нервнобольного человека, а вам, — обратился он ко мне, — я запрещаю говорить что бы то ни было следователю властью епископа». Меня увели в коридор, я слышал неистовую ругань следователя.
Вряд ли эти мои строки будут прочтены многими, но если близкие прочтут их, пусть они склонятся перед дивным ликом Архиеп.Николая, некогда в застенках ГПУ избавившего меня от самого большого несчастья — от выдачи друзей врагам веры и Церкви.
Священник Сергей Сидоров и Сергей Павлович Мансуров были тогда освобождены, но Архиеп.Николай Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ 21 мая 1926 г. был приговорён к трём годам ссылки в Сибирь. После окончания ссылки ему было разрешено свободное проживание везде, кроме шести крупных городов, с прикреплением к определенному месту жительства на три года. Когда срок юридического поражения в правах закончился Вл.Николай поселился в Москве.
Современные сергианские историки старательно умалчивают о том, что Вл.Николай принадлежал к Истиино-Православной Церкви и всеми правдами и неправдами стремятся наряду с другими епископами ИПЦ присвоить себе авторитет и этого выдающегося иерарха. Тем не менее, отношение Архиеп.Николая к митр.Сергию документально засвидетельствовано в его письме, где, в частности, говорится: «Против апостольства Церкви он погрешил введением в Церковь мирских начал и земных принципов, против святости — похулением подвига исповедничества, против соборности — единоличным управлением Церковью...» (Польский М., протопресвитер. Каноническое положение Высшей Церковной Власти в СССР и Заграницей. Джорданвилль. 1948, с.79). Таким образом, Вл.Николай доказывает, что грех митр.Сергия не какой-то частный и неопределённый, а затрагивающий основы Православия, поскольку нарушает общецерковный Символ Веры.
Во время гонений 1937 г. власти ставили своей целью уничтожение большинства церковнослужителей и для этого опрашивали всех тех, кто мог бы стать свидетелем обвинения. 10 ноября 1937 г. сотрудники НКВД допросили одного из московских священников, который показал, что знал Вл.Николая с 1924 года, служа с ним в разных храмах Москвы.
Архиеп.Николай — один из самых авторитетнейших архиереев Русской Православной Церкви. Будучи долгое время священником Александровского военного училища, он имел большое влияние на юнкеров и до сего времени тесно связан с бывшими военными кругами. Что касается антисоветской деятельности архиепископа, то он неоднократно заявлял, что «Русская Православная Церковь и весь русский народ переживают тяжелое положение исключительно по своей простоте и недальновидности, доверились различным проходимцам, и вот результат, у власти стоит “апокалиптический зверь”, который расправляется с русским народом и духовенством». Также Добронравов среди окружающих говорил о необходимости защиты Церкви и духовенства, заявляя, что «каждый верующий должен противодействовать мероприятиям советской власти, не допускать закрывать церкви, собирать подписи, подавать жалобы, а самое главное, что духовенство должно разъяснять верующим смысл происходящих событий... что советская власть есть явление временное...
27 октября, но адресу: Москва, 2-й Зачатьевский пер., 15-2, Вл.Николай был арестован и заключён в Бутырскую тюрьму. На допросе следователь спросил Архиеп.Николая:
— Какое участие вы принимали в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви?
— Я был членом Поместного Собора Православной Церкви, в работах которого принимал деятельное участие, входя в так называемую профессорскую группу.
— Когда и где вы встречали Сахарова, Стадницкого и Дамаскина?
— Еп.Афанасий Сахаров являлся моим помощником по управлению Владимирской епархией, судился по обвинению в контрреволюционной деятельности. После его возвращения из ссылки он заезжал ко мне в Москву навестить меня и получить от меня указания на свою дальнейшую пастырскую деятельность. С Еп.Дамаскиным (Цедриком) я познакомился в ссылке, после его возвращения из ссылки он заезжал ко мне в Москву навестить меня. Митр.Арсений (Стадницкий) — мой единомышленник, он посещал меня в Москве, где мы с ним обсуждали создавшееся тяжёлое положение по управлению Православной Церковью.
— Вы обвиняетесь как участник контрреволюционной организации церковников.
— Нет, это я отрицаю.
— Следствие располагает данными, что вы являетесь участником контрреволюционной монархической организации церковников и требует от вас правдивых показаний.
— Я это отрицаю, я признаю лишь то, что встречался с Еп.Дамаскиным (Цедриком), митр.Арсением (Стадницким) и еп.Афанасием (Сахаровым), которые в прошлом были судимы по обвинению в контрреволюционной деятельности.
На этом допрос был закончен. 7 декабря 1937 г. Тройка УНКВД по Московской обл., по обвинению в контрреволюционной агитации и участии в «церковно-монархическом объединении ИПЦ», приговорила Архиеп.Николая к расстрелу. Он был расстрелян 10 декабря 1937 г. и погребён в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
|
