Священномученик Макарий, в миру Григорий Яковлевич Кармазин, родился 1 октября 1875 г. в селе Загоряны (местечке Меджибаж) Ушицкого (Винницкого) уезда Подольской губернии, в семье землемера. По окончании Подольской духовной семинарии в 1898 г. Григорий стал военным священником. Сведения о раннем периоде его жизни несколько разняться. По одним данным он ещё с 23 августа 1893 г. был иереем церкви села Витковец Каменецкого уезда Подольской губернии, где прослужил семь лет, и 21 апреля 1900 г. был переведен в село Бандышевку Ямпольского уезда той же губернии. В 1902 г. о.Григорий стал военным священником 8-го запасного кавалерийского полка. С 4 мая 1912 г. он числился военным священником 152-го пехотного Владикавказского полка. Во время Первой мировой войны, 2 марта 1915 г., о.Григорий был контужен, а через несколько месяцев — 21 июля — был вторично контужен и ранен, в связи с чем эвакуирован в госпиталь. По излечении 8 сентября того же года он вернулся в полк. За пастырские труды и личное мужество о.Григорий был возведен в сан протоиерея и получил назначение в 729-й пехотный Новоуфимский полк. За время военной службы он побывал в Брест-Литовске, Галиции, Варшаве, Риге и других местах.
С 1918 г. о.Григорий служил священником на разных приходах Киевской епархии, а в 1920 г. становится протоиереем. В 1921 или 1922 г., приняв монашество с именем Макарий, он был рукоположен во епископа Уманского, викария Киевской епархии.
Для Православной Церкви наступили чрезвычайно тяжёлые времена. С одной стороны — открытое гонение новой власти с её богоборческой идеологией и конечной целью вообще уничтожить Православие, с другой — натиск обновленцев. Большевики взяли на вооружение тактику сталкивать своих противников друг с другом, и появилась настоятельная необходимость осторожно и мудро повести церковный корабль сквозь все рифы новой политической реальности, мудро балансируя между вероятностью спровоцировать своими действиями какой-нибудь конфликт или репрессии, и возможностью сползания в потворство безбожной власти.
Незадолго до занятия Киева частями Красной Армии в 1919 г. в наиболее дальновидных церковных кругах начала проговариваться мысль о создании группы иерархов, которая в случае неблагоприятных перемен могла бы контролировать и направлять церковную жизнь. Вдохновителями этой идеи были известные своей активностью Митр. Одесский Платон (Рождественский), профессор Киевской Духовной Академии Николай Корольков и еп. Каневский, викарий Киевской епархии, ректор Киевской Духовной Академии Василий (Богдашевский), а также некоторые киевские священники.
В 1922 г. в связи с кампанией по изъятию церковных ценностей в числе многих украинских иерархов был арестован митр. Киевский Михаил (Ермаков). Вся тяжесть ответственности за Киевскую епархию легла на викарного епископа Макария (Кармазина).
В скором времени в силу замечательных административных и организаторских способностей, неиссякаемой энергии и всепоглощающей преданности церковному делу Вл.Макарий стал пользоваться авторитетом не только в Киевской епархии, но и за её пределами. С 1922 по 1925 г. по причине отсутствия Экзарха и в связи со сложившимися обстоятельствами ему, как правопреемнику, приходилось решать проблемы, выходящие за пределы Киевской епархии, что делало его фигуру в церковной ситуации на Украине во многих отношениях ключевой. Вокруг него стали консолидироваться сторонники Патриаршей Церкви на Украине. Происходящее в стране Владыка оценивал трезво и ясно, не претыкаясь об идеологические заверения власти, и умел адекватно обстоятельствам защищать церковные интересы. Объём церковных проблем был так велик, что Вл.Макарий пришёл к выводу о необходимости рукоположения новых архиереев, которые смогли бы понести тяготы архипастырского служения в новых, для православия неблагоприятных обстоятельствах. Не сообразуясь с мнением и пожеланиями представителей власти, вместе с ближайшим другом и единомышленником Еп. Ананьевским Парфением (Брянских), Вл.Макарий тайно совершил хиротонию пятерых наиболее твёрдых и верных сторонников Святейшего Патриарха Тихона, способных к активной и плодотворной церковной работе. В числе них был и известный впоследствии иерарх ИПЦ Варлаам (Лазаренко). По инициативе Вл.Макария было создано не подконтрольное ГПУ церковное управление, душой которого он являлся до ареста в 1925 г.. Именно в этот период шла кропотливая и напряжённая работа по созданию жизнеспособных церковных групп, состоящих из духовенства и мирян и действующих независимо от безбожной власти.
Ближайшей помощницей Еп.Макария была Раиса Александровна Ржевская. По происхождению она была дворянка, вдова главного врача санитарного поезда имени Императора, и являлась Владыке двоюродной сестрой. Это был верный и преданный человек, на которого можно было положиться в самых трудных и ответственных обстоятельствах. С её помощью и при её участии Владыка осуществлял самые важные секретные церковные дела. Во время арестов и ссылок у неё хранились вещи, бумаги и адреса Владыки. Она поддерживала нужные церковные связи, передавала ему в ссылку необходимую информацию о положении дел в Церкви.
Врач Георгий Александрович Косткевич был не менее близким, но, как выяснилось позже, менее твёрдым помощником Вл.Макария. Он, в частности, вспоминает:
С миром церковным я столкнулся в 1922 году на погребении моего отца. Тогда я познакомился со священником Анатолием Жураковским и затем бывал у него со священником Константином Константиновичем Стешенко, архимандритом Гермогеном (Голубевым) и архиеп.Георгием (Делиевым), а также с Р.А.Ржевской. Весной-летом 1923 года после ареста и ссылки Жураковского и Голубева Раиса Ржевская познакомила меня с Еп.Макарием (Кармазиным), приезжавшим из Умани в Киев. Мне было тогда 19 лет. Я стал интересоваться церковной жизнью, обновленческим движением, много говорил о нём со знакомыми мне духовными лицами и таким образом входил в круг и курс церковной жизни. Тогда же я прочитал в журнале «Новь» статью против обновленчества и послание Митр.Агафангела Ярославского, ранее читанное мною и ходившее по рукам в церковной среде Киева <...>.
В течение 1923-1924 годов, познакомившись ближе с Еп.Макарием, бывая у него, я стал выполнять разные поручения мелкого характера — переписывать во многих экземплярах разные бумаги, разносить его письма <...>. Переписываемые бумаги носили секретный характер и давались мне как лицу доверенному. Они состояли из различных обращений, посланий, открытых писем и пр. Как я потом узнал, они широко распространялись по Украине. Письма, которые я разносил, были также, очевидно, не простые письма, а секретные, которые должны были попасть прямо в руки адресатам, да притом через доверенное лицо, каковым был я. Помню, что с таким письмом я был один раз у Марианны Николаевны Бурой по улице Театральной №3, где жил Еп.Парфений (Брянских). С другим письмом я ходил вечером к киевскому священнику Козловскому на Львовскую площадь у Вознесенской церкви, где я застал что-то вроде собрания духовенства. Меня долго не хотели пускать, и лишь узнав, что я от Еп.Макария, впустили. Как впоследствии, в 1925 году, я узнал от самого Еп.Макария, в это время (осенью 1923 года) происходили тайные собрания духовенства Киева, обсуждавшего вопрос об избрании тайных епископов, об отношении к обновленчеству, а затем Еп.Макарий (Кармазин) и Еп.Парфений (Брянских) и совершили эти тайные посвящения. Тогда же, как мне потом говорил Еп.Макарий, он был фактическим главой Украинской Церкви — к нему обращались с Полтавщины и Черниговщины, и с Волыни, и с Подолья и даже из Одессы и Днепропетровска. Не будучи в силах руководить сам, хотя он работал вместе с Еп.Парфением, он поставил себе тайных помощников в лице еп.Сергия (Куминского), еп.Филарета (Линчевского), еп.Федора (Власова), еп.Афанасия (Молчановского), Еп.Варлаама (Лазаренко). Первые четверо должны были руководить частями Киевщины и примыкающей к ней Подолией, Волынью, Черниговщиной, а последний — Полтавщиной. Всё осуществляемое ими руководство было законспирировано, в их работу был посвящён лишь круг доверенных лиц на местах, с которыми они и поддерживали связи. Так же конспиративно совершали они свои поездки по вверенным им округам, являясь лишь к определённым посвящённым лицам; осуществляя таким образом тайное руководство, Еп.Макарий <...> назначил особую функцию еп.Федору (Власову) — он не вмешивался в дела руководства, жил в Киеве и представлял из себя нечто вроде резерва, запасного члена, долженствующего приступить к своим обязанностям лишь в случае ареста остальных. Все эти подробности я узнал впоследствии, в 1924-1925 годах, от Еп.Макария и еп.Сергия. Как я узнал от Кармазина, в 1926-1927 годах таким же порядком должны были быть тайно посвящены в 1924 году на Днепропетровщину Попов и Серафим Игнатенко, но посвящение не состоялось ввиду отзыва Перевозникова об их недостаточной надёжности. Его телеграмму из Днепропетровска показал мне тогда Кармазин.
В Киеве собирались у протоиерея Козловского, иногда у протоиерея Василия Александровича Долгополова и обсуждали ставимые Еп.Макарием вопросы. Особо доверенными лицами Еп.Макария были Р.А.Ржевская, А.В.Шуварская и М.Н.Бурая. Наиболее деятельными священниками в Киеве в окружении Еп.Макария были магистр богословия, профессор высших женских курсов протоиерей Евгений Зотикович Капралов, протоиерей Владимир Демьяновский, протоиерей Козловский и протоиерей Александр Должанский. В разное время эти священнослужители выполняли ответственные поручения. Например, в 1924 году о.Евгений Капралов вместе с еп.Сергием по просьбе Еп.Макария ездили в Москву, чтобы урегулировать вопрос о ставропигии Лавры. На квартире у протоиерея Козловского в 1923 году не раз избирались кандидаты для тайных хиротоний. Священник Александр Должанский был особенно близок к Еп.Макарию и еп.Сергию и по их поручению хранил разные секретные бумаги, а также часто ездил в Харьков, Полтаву, Москву с особыми поручениями. Обладая всеми необходимыми данными, протоиерей Владимир Демьяновский по благословению Владыки выступал перед подольским духовенством в 1923 году при обсуждении вопроса об отношении к обновленчеству.
Протоиерей Виктор Вельмин вспоминал, что он «был участником двух собраний в 1923 г. у протоиерея Василия Долгополова, где по первом, бывшем вскоре после Пасхи аресте всех киевских епископов обсуждался вопрос о необходимости поставления тайных епископов на случай арестов.
Были намечены уже кандидатуры, — продолжает о.Виктор. Священник В.Демьяновский взялся наладить отношения с Еп.Макарием и еп.Георгием (Делиевым), находившемся в Тараще.
Другое собрание в июне было у о.Василия Долгополова, где присутствовал Еп.Макарий и почти всё духовенство благочиния; протоиерей Николай Гроссу, протоиерей Евгений Капралов, протоиерей Василий Долгополов, протоиерей Владимир Демьяновский, которые выступали активно в прениях, и другие священники и диаконы.
Административно высланный из Ананьевска в 1923 г. Еп.Парфений (Брянских) на лето перебрался в Святошино к о.Виктору Вельмину. Жил крайне замкнуто, но вёл обширную переписку, хотя писем на святошинский адрес не получал. Не более двух раз за лето приезжала к нему неизвестная женщина из Ананьевска с письмами из епархии и М.Н.Бурая из Киева, через которую Еп.Парфений поддерживал отношения с Вл.Макарием.
В феврале 1923 г. Еп.Макария арестовали и четыре месяца продержали в Киевской тюрьме.
Малософиевский собор в Киеве оставался у православных (большая Софиевская церковь была захвачена украинскими самосвятами), и там формировался сильный приход, руководимый Еп.Макарием. Как свидетельствовал Владимир Иванович Воловик, собрания проходили у вдовы ротмистра Юлии Васильевны Давыдовой, по инициативе протоиерея Ивана Николаевича Церерина и протоиерея малого Софиевского собора Хрисанфа Дементьевича Григоровича, который обладал огромным организаторским талантом.
До нас дошли имена церковных активистов, входивших в киевскую группу, существовавшую при малом Софиевском соборе. Это священники Е.Капранов, И.Златоверхников, И.Церерин, Х.Григорович, А.Г.Хадзицкий, Брайловский, протоиерей Феодор Поснеровский и архимандрит Филадельф. Связь с Еп.Макарием поддерживал настоятель о.Александр Должанский. Им помогали прихожане того же храма: бывший главный бухгалтер Киевской Городской Думы Алексей Семенович Чернявский, Леокадна Эдуардовна Мороз, председатель Софиевской общины Александр Федорович Щербак, инженер Мина Иванович Шкаруба, бывший прокурор Александр Матвеевич Будовский, бывший полковник Белой армии Николай Владимирович Кривицкий, Д.Д.Неверович и бывший военный чиновник Николай Николаевич Додонов. Именно они играли решающую роль в принятии того или иного решения среди мирян. Благодаря их стараниям и трудам до православных Киева своевременно доходила нужная информация, формировались и вырастали новые достойные кандидаты для рукоположения, осуществлялась связь с селами, которую контролировал архимандрит Аверук, живший в то время в Умани и только изредка приезжавший получать корреспонденцию у Вельмина. С Чернобыльским и Радомысльским округами отношения поддерживал И.Волков (председатель), а также Шпичак, Златкевич, Собакевич и Шмигельский, и они же, в свою очередь, связывались с новыми группами в масштабах отдельных приходов всей епархии.
По благословению Вл.Макария специально собирались средства для ссыльных епископов. Для этого Владыка выдал Н.Е.Недзвядовской специальное письмо-разрешение, чтобы проводить сборы по всем киевским приходам. Но были и отдельные люди, специально назначенные для сбора средств для архиереев, конечно же, когда они были в ссылке или тюрьме. Так, в случае необходимости за материальную помощь Еп.Парфению (Брянских) отвечала М.Н.Бурая, митр.Михаилу (Ермакову) — А.В.Шуварская, еп.Афанасию (Молчановскому) — Поздеревянская, архиеп.Димитрию (Вербицкому) — Пудловская и Ильина и т.д.
По совету Еп.Макария Г.А.Косткевич в Москве связался с В.А.Невахович, которая целенаправленно занималась организацией помощи арестованным епископам. Косткевич регулярно сообщал ей о высланных в Москву с Украины епископах, и она вместе со своими сподвижницами А.С.Лепешкиной и монахиней Любовью (Голициной) носила им передачи. В 1926 г., когда в Бутырской тюрьме сидел еп.Сергий (Куминский), именно они снабжали его всем необходимым.
В январе 1925 г. Вл.Макарий был вновь арестован. Его обязанности принял на себя архиеп.Георгий (Делиев), и Косткевич, войдя к нему в доверие, стал выполнять его поручения. Так, например, в конце марта 1925 г. по благословению архиеп.Георгия он ездил в Москву. Конспирация соблюдалась настолько строго, что даже своих родных он не должен был ставить в известность о поездке. Впоследствии на допросах он говорил:
Делами Украины ведал Еп.Парфений, с ним и надо было поддерживать связь и к нему я должен был явиться. Архиеп.Георгий просил сообщить ему об аресте Еп.Макария (Кармазина) и о том, что он вступает в исполнение его обязанностей.
В Москве я виделся с Еп.Парфением в Даниловом монастыре, где он жил, передал поручения и на следующий день получил пакет для Делиева и на словах обещание, что вопрос о ставропигии будет пересмотрен и что Делиев утверждён. Вернувшись в Киев, я передал пакет и устные сообщения архиеп.Георгию (Делиеву).
В течение весны 1925 года, бывая постоянно у архиеп.Георгия в Михайловском монастыре, где он жил, встречал там еп.Сергия (Куминского), еп.Филарета (Линчевского) и Еп.Афанасия (Молчановского). Я убедился, что Делиев играет роль руководящую, они же, как и при Еп.Макарии, помогают ему.
Кажется, в мае 1925 года в Киеве организовалась «прогрессивная группа» духовенства, стремящаяся добиться легализации церковного управления. Одновременно возник и другой вопрос — группа епископов во главе с украинским еп.Павлом (Погорилко) рассчитывала созвать в мае 1925 года всеукраинский съезд в Лубнах в целях той же легализации. Приглашения на этот съезд были разосланы всем епископам, в том числе и Делиеву, Куминскому, Линчевскому и Молчановскому. Из Полтавы и Харькова архиеп.Георгий получил в это время сведения, что там тоже образуются «прогрессивные группы» и что тамошние епископы, в частности еп.Григорий (Лисовский), склонны поддерживать Лубенский съезд. Дабы выяснить эти вопросы, достичь единомыслия, единой тактики поведения, архиеп.Георгий столь же конспиративно, как и прежде, послал меня в Полтаву, Харьков и Москву. В Полтаве я должен был выяснить все эти вопросы у еп.Григория (Лисовского), в Харькове у еп.Константина (Дьякова) и Еп.Дамаскина (Цедрика) и в Москве у Митр.Петра (Полянского), Еп.Парфения (Брянских) и Еп.Николая (Добронравова). Сущность поручений, данных мне архиеп.Георгием, сводилась к тому, чтобы выработать единый фронт, крепче связать Киев с Полтавой и Харьковом, обменяться адресами для переписки <...>. Конкретно это сводилось к мысли о роспуске сепаратных «прогрессивных групп», бойкоту Лубенского съезда. Кроме того, мне же поручалось обсудить вопрос о новых тайных епископах. Кандидатами такими для Подолии архиеп.Георгий считал Порфирия (Гулевича) и Варлаама (Козулю) и для Черниговщины Феодосия (Ващинского).
Вновь никого не посвящая в свою поездку, я отправился в Харьков с остановкой в Полтаве. В Полтаве я виделся с еп.Григорием (Лисовским) на его квартире по улице Загородней. Изложив ему мысли архиеп.Георгия, я получил от него ответ, что он присоединяется к точке зрения Делиева и обещает её поддерживать, считает, что связь с Киевом надо поддерживать и ничего не решать без предварительного соглашения. Эту связь он обещал поддерживать не по почте, а присылая в Киев специальных курьеров к архиеп.Георгию. По вопросу о пополнении кандидатов он высказался за посвящение на Полтавщину протоиерея Василия Зеленцова и Иоасафа Жевахова.
В Харькове я виделся с вл.Константином (Дьяковым) на его квартире на Конторской улице и Еп.Дамаскиным (Цедриком) на его квартире по улице М.Панасовской. Оба они также присоединились к точке зрения архиеп.Георгия и дали мне адрес для переписки по почте. Я же дал им для переписки с Делиевым свой адрес. Еп.Дамаскин, кроме того, дал мне поручение церковного характера к Архиеп.Пахомию (Кедрову) в Москву.
В Москве, куда я поехал из Харькова, я виделся с Еп.Парфением (Брянских) и Еп.Амвросием (Полянским) в Даниловом монастыре, с Еп.Николаем (Добронравовым) и Архиеп.Пахомием (Кедровым) на их квартирах, а также с Митр.Петром (Полянским) на его квартире в Бауманском переулке № 3/5.
Все перечисленные лица подтвердили правильность взятой Делиевым линии. Настаивали на немедленном роспуске «прогрессивной группы» и на полном бойкоте Лубенского съезда. Они пообещали, что добьются и церковного запрещения этого съезда <...>. Мысль о пополнении кадров тайно поставленными епископами они также одобряли, и Гулевич, Козуля, Ващинский, Зеленцов и Жевахов не встречали их возражений. Они лишь настаивали на предварительном церковно-административном утверждении их Митр.Петром. Митр.Пётр, которому я сообщил мнение епископов Парфения и др., согласился.
Вернувшись в Киев и привезя Делиеву пакет от Еп.Парфения, я сообщил ему о результатах своей поездки. Встретился я с ним, как было условлено, в Зверинецком скиту, для чего встал с поезда у железнодорожного моста. Всего в дороге я пробыл 6 дней, затратив один на Полтавщину, два на Харьков и два на Москву. Билет у меня был бесплатный, т.к. я служил на железной дороге, деньги же на расходы дал мне архиеп.Георгий.
Через несколько дней по просьбе архиеп.Георгия (Делиева) я подготовил доклад о своей поездке и прочитал у него на квартире в присутствии еп.Сергия (Куминского), еп.Филарета (Линчевского) и Еп.Афанасия (Молчановского). Тогда же по поручению Делиева я известил по почте еп.Григория (Лисовского), еп.Константина (Дьякова) и Еп.Дамаскина (Цедрика) о результатах своей поездки в Москву. Затем священник Пискановский объехал остальных украинских епископов, и после этого акт осуждения лубенцев рассылался для широкого распространения по Украине.
Осенью 1925 г. в Москву из Ташкента вернулся из ссылки митр.Михаил (Ермаков). Несколько позже, зимой, был освобождён Вл.Макарий. В.И.Воловик вспоминал:
Деятельность Еп.Макария была чрезвычайно реальна и действенна. Ещё будучи в Киеве, параллельно с деятельностью руководящих ячеек Еп.Макарий создал т.н. пятёрку общекиевского масштаба из Н.В.Кривицкого, А.Г.Феоктистова, Волошинова, М.Н.Петренко, И.П.Мельникова. В задачи этой пятёрки входила координация всех киевских групп.
Выйдя из тюрьмы, Вл.Макарий получил отказ от архиеп.Георгия передать ему дела. Вначале Владыка намекнул, а потом прямо сказал, что архиеп.Георгий ведёт свою корыстную политику и не заслуживает больше прежнего доверия и может быть вполне заподозрен в контакте с ГПУ. В это время у архиеп.Георгия наметилась явная тенденция к соглашательской политике с советской властью. К сожалению, худшие предположения Вл.Макария оправдались, и в результате показаний Делиева многие лишились не только свободы, но и жизни.
Сочтя нападение лучшей защитой, архиеп.Георгий стал обвинять Вл.Макария и еп.Сергия и других в неправильной линии поведения, говорить о каком-то предательстве и даже послал в Москву А.В.Шуварскую с секретным письмом к митр.Михаилу (Ермакову), стремясь возбудить недоверие Экзарха к ближайшим и проверенным сподвижникам. Он уговаривал «приехать в Киев и здесь на месте решить все дела», загадочно намекая на какие-то обещания сотрудника ГПУ Карина. Заверяя митрополита в своей преданности, Делиев указывал на конкретных лиц и давал понять, что его хотят лишить кафедры.
В это же время, когда Вл.Макарий вышел на свободу и стал разбираться в сложившейся ситуации, архиеп.Георгий поставил Косткевичу условие — поддерживать связь либо с ним одним, порвав отношения с Еп.Макарием и другими, либо лишиться его доверия. Не видя оснований для разрыва с Вл.Макарием и его окружением, Косткевич стал реже бывать у архиеп.Георгия, а тот, в свою очередь, перестал посвящать его в свои дела. В результате ситуация изменилась. Под влиянием Вл.Макария — а оно было неизменно большим — многие архиереи стали с недоверием относиться к архиеп.Георгию, он утратил свой прежний авторитет и остался в одиночестве.
В 1925 г. Вл.Макарий был назначен епископом Екатеринославским (Екатеринослав — ныне Днепропетровск) и Новомосковским, а в декабре того же года снова арестован и после десятимесячного заключения в Днепропетровской тюрьме выслан в Харьков, где пробыл до марта 1927 г. без права выезда. Той же зимой 1925 г. из Киева был выслан Еп.Афанасий (Молчановский).
Когда произошёл григорианский раскол, Вл.Макарий благословил священника Николая Пискановского строго конспиративно объехать украинских епископов в Киеве, Харькове, Полтаве, Житомире и других городах, чтобы те высказали своё осуждение, и результаты опроса отвезти в Москву. Одновременно по почте из Харькова Вл.Макарий высылал Косткевичу рукописные обращения, воззвания и прочие документы, направленные против ВВЦС, а также послания митр.Сергия (Страгородского) и его переписку с лидерами ВВЦС. В Киеве эта литература размножалась на пишущих машинках и распространялась еп.Сергием (Куминским) и Косткевичем среди духовенства и мирян через группы, организованные Вл.Макарием.
Зимой 1925-1926 гг. в Харькове находились архиеп.Борис (Шипулин), архиеп.Онуфрий (Гагалюк), еп.Константин (Дьяков), Еп.Макарий (Кармазин), еп.Стефан (Адриашенко) и еп.Антоний (Панкеев), исполнявший обязанности секретаря. С ними в постоянном контакте были Еп.Василий (Зеленцов), еп.Филарет (Линчевский) и еп.Сергий (Куминский), Архиеп.Аверкий (Кедров), еп.Максим (Руберовский) и еп.Леонтий (Матусевич). Эти архиереи в значительной мере влияли на церковную жизнь на Украине. В феврале-марте 1926 г. в Харькове Вл.Макарий подписал обращение украинских архиереев о непризнании григорианского ВВЦС.
Предвидя возможность ареста, еп.Сергий (Куминский) и еп.Филарет (Линчевский) стремились организовать свою работу в Киеве таким образом, чтобы церковь не утратила своей позиции в случае их отсутствия. Еп.Сергий по совету Вл.Макария до своего ареста в ноябре 1926 г. создал окружные пятерки, обладавшие широкими полномочиями. Документы, то есть акты формального назначения с определением обязанностей и прав, были заготовлены еп.Сергием и отданы на хранение его келейнику вместе с другими текущими бумагами. Права и обязанности пятёрок-комиссий были официально написаны и неофициально подразумеваемы. Первые сводились к тому, что комиссии предоставлялось право самостоятельно решать внешние церковные проблемы. К подразумеваемым относились: порядок преемства в руководстве комиссии на случай ареста, увольнения и взыскания, отношения с Еп.Макарием, находящимся в Харькове, а также обмен информацией через Косткевича. В течение осени 1926 г. обдумывался и обговаривался вопрос о необходимости тайно рукоположить новых епископов, как и в 1923 г.. Для согласования еп.Сергий той же осенью послал в Харьков Косткевича, который встретился с Вл.Макарием, еп.Константином и др. Соображения еп.Сергия (Куминского) были одобрены, так как аресты приобретали массовый характер. Избрание кандидатов происходило в Харькове, и акты, подписанные епископами Украины, утверждались митр.Сергием (Страгородским). Архиереев объезжал, как и прежде, доверенный Еп.Макария прот.Николай Пискановский. Как избрание, так и хиротония совершались конспиративно, без предварительного оповещения властей. В результате были рукоположены во епископы Аркадий (Остальский), Феодосий (Ващинский), Стефан (Проценко), Варлаам (Козуля) и Иоасаф (Жевахов). Епископа Варлаама (Козулю) поставили во епископа Бердашей тайно ездившие туда еп.Сергий (Куминский) и еп.Феодосий (Ващинский), а потомок святителя Иоасафа Белгородского князь Владимир Давидович Жевахов был пострижен в мантию 26 декабря 1924 г. Вл.Макарием в Зверинецком скиту.
По мере арестов и высылок одних епископов их места занимали другие, каждый из которых окормлял определённый регион и те конспиративные группы, какие там были. Так, еп.Константин (Дьяков) ведал Харьковщиной, архиеп.Борис (Шипулин), еп.Феодосий (Ващинский), еп.Варлаам (Козуля) и священник из Ольгополя Поликарп Гулевич, ставший затем епископом Симферопольским и Крымским Порфирием, — Подолией, Вл.Макарий (Кармазин) и еп.Антоний (Панкеев) — Днепропетровщиной, Вл.Дамаскин (Цедрик) и еп.Стефан (Проценко) — Черниговщиной.
«Всё осуществляемое ими руководство было законспирировано, в их работу был посвящён лишь круг доверенных лиц на местах, с которыми они поддерживали связи. Так же конспиративно совершали они и свои поездки по вверенным им округам, являясь лишь к опредёленным посвящённым лицам», — сообщал Косткевич. При арестах и ссылках обязанности перераспределялись. Например, еп.Константин (Дьяков) ведал в 1927 Днепропетровщиной, Полтавщиной и Черниговщиной. Связи осуществлялись посредством курьеров и переписки по условным адресам. В Киеве таким контактным местом был дом Марианны Николаевны Бурой по ул.Театральной, 3, у которой некогда жил Еп.Парфений (Брянских). Косткевич вспоминал:
В конце февраля 1927 г. я получил от Еп.Макария предложение приехать в Харьков ввиду его предстоящего отъезда в ссылку. В Харькове я узнал от него, что целью моего вызова является вопрос о привлечении архиеп.Василия (Богдашевского) к работе центра ввиду того, что с отъездом Еп.Макария остаются люди малодеятельные и, главное, не способные проводить достаточно твёрдо церковную линию. По этому поводу мне пришлось участвовать в двух совещаниях <...>, одном на квартире Еп.Макария на ул.М.Панасовской, где присутствовал архиеп.Борис (Шипулин) и случайно проезжавший через Харьков архимандрит Гермоген (Голубев), и другом — на квартире еп.Константина (Дьякова), на Конторской улице, где также присутствовал архиеп.Борис. На обоих совещаниях обсуждался вопрос об участии архиеп.Василия (Богдашевского), и это было признано желательным. Связь возлагалась на меня. Тогда же я получил условные адреса для переписки — с архиеп.Борисом (Шипулиным) на имя Розенберг и с еп.Константином (Дьяковым) на имя его иподиакона Антоши <...>.
Я также должен был сообщить архиеп.Василию мнение о кандидатах в тайные епископы Селецком, Цуйманове и Скрипке и затем его отзывы передать в Харьков. Наконец, на этих совещаниях обсуждался вопрос о желательности и необходимости установить связь с заграницей, передать туда для опубликования сведения о происходящих арестах епископов в СССР с просьбой выступить в защиту Церкви <...>. В связи с этим я получил от архиеп.Бориса (Шипулина) список ссыльных епископов.
По возвращении моём в Киев я сообщил архиеп.Василию обо всём, и затем, переписываясь с архиеп.Борисом и еп.Константином, поддерживал связь между ними и архиеп.Василием.
В этот же период я установил связь с находившимся в ссылке еп.Сергием (Куминским) и, ставя его в известность о событиях в его округах и в Харькове письмами по условному адресу в Краснококшайск, служил связующим звеном.
В 1927 г. Вл.Макария арестовали и отправили на три года в ссылку в Горно-Шорский (Горношерский) район Томской области. В начале 30-х жил в г.Вязьме Смоленской области, а с 13 ноября 1933 г. — в Костроме. Он жил в с.Селище на окраине Костромы, устроил на своей квартире тайную церковь и вскоре возглавил общину, в которую вошли благочинный костромских церквей о.Павел Острогорский, три монахини и несколько мирян, в том числе высланный из Ленинграда проф. Н.И.Серебрянский.
В начале мая 1934 г. Еп.Макарий получил указ от Архиеп.Серафима (Самойловича), исполняющего тогда обязанности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, в котором Еп.Макарию предлагалось принять управление Днепропетровской епархией, кроме того, его приглашали приехать в Архангельск на совещание. От поездки Владыка отказался, но в письменном ответе заверил, что будет твёрдо «проводить свою работу в деле создания в России свободной Истинно-Православной Церкви». В конце мая Архиеп.Серафим был арестован, и его секретарь прот.Николай Пискановский предложил Вп.Макарию принять руководство общинами ИПЦ в Вятской, Ярославской, Костромской и Владимирской епархиях.
Лишения и ссылки не сломили дух Вл.Макария. Всё пережитое им ради Христа, становясь основой душевного устроения, давало ему уверенность, что и как должен делать архиерей в условиях тотального гонения на веру. И он продолжал создавать домовые церкви, где подготавливались кандидаты для рукоположения, одновременно борясь как с обновленцами, так и новообновленцами в лице митр.Сергия (Страгородского). По крайней мере, в настоящий момент известно, что Вл.Макарий отделился от последнего ещё в 1928.
Осенью 1934 г. оперуполномоченный Кирьянов санкционировал арест Еп.Макария. 30 сентября в с.Селище или 7 октября в поезде Кострома-Москва — сведения сергианских историков во многом разняться — Вл.Макарий был арестован. В обвинительном постановлении говорилось:
Кармазин материалами предварительного следствия достаточно изобличается в контрреволюционной агитации и пропаганде, направленной против Советской власти, в связях с контрреволюционной ссылкой (то есть в отношениях с сосланными иерархами и священнослужителями), в устройстве антисоветских сборищ, то есть в преступлении, предусмотренном ст.58, п.10 УК. Принимая во внимание, что нахождение на свободе Кармазина может влиять на ход дальнейшего следствия, постановил:
Мерой пресечения в отношении Кармазина избрать содержание его под стражей при Ардоме УНКВД, о чём объявить ему под расписку.
Оперуполномоченный 3-го отд. СПО Кирьянов.
Нач. 3-го отделения СПО Новиков.
И внизу ровным почерком Владыка написал:
Постановление мне объявлено. М.Кармазин. 1 октября 1934 года.
Сохранился «меморандум на проходящего по делу № 9 УГБ Управления НКВД по ИПО Кармазина М.Я.». В графе «Последнее место службы, должность или род занятий» указано: «Без определённых занятий». Быть епископом и служить в церкви для безбожной власти не было «определённым занятием» и приравнивалось к тунеядству. В графе № 7 «Характеристика обвиняемого, описание совершённого преступления и степень его опасности» говорится: «Является вдохновителем и руководит оперативно ликвидированной церковно-монархической контрреволюционной группой «ИПЦ». Участниками группы и её вдохновителем велась развёрнутая агитация против Советской власти и проводимых ею мероприятий, распространялись контрреволюционные провокационные слухи о голоде в Советском Союзе, доходящем до людоедства, и т.д.». В графе о необходимости агентурного обслуживания осуждённого после его освобождения из лагеря написано: «Необходимо». А в следующей графе «Можно ли вербовать и для какой работы» определенно указано: «Нет». И неудивительно — Вл.Макарий перед лицом ужасающего террора антихристовых сил показал пример высочайшего мужества и бесстрашия. На допросе 1 ноября 1934 г. он говорил:
Переживаемый Русской Церковью и православным духовенством период мы считаем временным, признав незаконным актом Октябрьскую революцию, осуждённую Поместным Собором 1917-1918 гг., мы... с самого начала встали на платформу непримиримой борьбы с советской властью и неизменно стоим на этой позиции и по настоящее время.
В обвинительном заключении говорилось:
Являлся одним из идеологов контрреволюционной организации «Истинно-Православной Церкви», вёл активную антисоветскую работу; объединял реакционно-враждебные части духовенства для активной борьбы с cоветской властью; насаждал нелегальные домовые церкви с целью подготовки церковных кадров; устанавливал идейные связи с единомышленниками, находящимися в ссылке и других городах; устраивал у себя на квартире тайные моления и антисоветские сборища.
Почти полгода Вл.Макарий находился в тюрьме, пока 17 марта 1935 г. Особое Совещание НКВД по делу костромской группы «последователей истинного православия» не осудило его к ссылке в Казахстан сроком на пять лет. В тот же день по решению того же Особого Совещания при НКВД к пяти годам ссылки в Казахстан была приговорена и Раиса Александровна Ржевская. Она была арестована через неделю после Еп.Макария, 8 октября 1934 г.. «Трудами» следователя Проценко Раиса Александровна была обвинена в том, что «входила в состав церковно-монархической группы последователей Истинно-Православной Церкви, принимала активное участие в нелегальных собраниях участников группы, как активный член группы распространяла провокационные слухи о голоде, гонении на православную веру, духовенство и массу верующих. Вела антисоветскую агитацию против коллективизации и проводимых мероприятий Советской власти» и т.п.
Пожалуй, Ржевская была самой преданной и верной сподвижницей Вл.Макария. Большую часть жизни она посвятила церковной деятельности, и, находясь рядом с Владыкой в ссылке, она, несмотря на свои 57 лет, была ему незаменимым помощником. У неё на квартире происходили все нелегальные встречи, совершались службы. Через неё осуществлялись контакты с высланными архиереями, она организовывала посильную помощь епископам, отправляя им продуктовые посылки и денежные переводы.
Вскоре Вл.Макарий и Раиса Александровна оказались в Казахстане, в Каратальском районе на станции Уш-Тоб. Благодаря обширным связям и регулярной помощи, которую оказывали архиерею священники и церковные общины, Владыка смог купить небольшой дом по улице Днепровской (Деповской-?, д.8), в котором и поселился с Р.А.Ржевской и ссыльным священником Королёвым. Пребывая в непрестанной молитве и непоколебимом евангельском уповании, он во всём предался Промыслу Божию и продолжал вести себя так, как подсказывали ему совесть и долг архиерея. По-прежнему чрезвычайно осторожный и внимательный, он всё же продолжал, невзирая на пристальное внимание властей, принимать всех желающих получить духовное наставление. В его доме совершалось богослужение, на которое допускались самые близкие и проверенные люди. Владыка понимал: безбожная власть не выпустит его из своих рук. Но это только укрепляло его веру и помогало уходить от иллюзий.
Через некоторое время на станцию Уш-Тоб прибыл высланный из Симферополя Еп.Порфирий (Гулевич). Он с радостью был принят Вл.Макарием и по его настоянию остался жить у него в доме. Можно не сомневаться, что здесь, в ссылке, Еп.Порфирий стал полностью разделять взгляды Вл.Макария на происходящее, что и сроднило двух святителей.
Набирая силу, власть всё отчетливее и яснее декларировала свою радикальную ненависть к Православной Церкви и её служителям. Ссылка в бескрайний и дикий Казахстан казалась уже недостаточной, хотелось большего... НКВД стал собирать на епископа компрометирующий материал.
Как это нередко бывало, нашлись подходящие люди, Н.А.Третьякова и А.В.Андреев, давшие сомнительные показания против Вл.Макария и Ржевской, смысл которых сводился всего лишь к завистливым подозрениям: им много пишут, присылают посылки и, по их предположению, «епископ не любит Советскую власть». Андреев привёл некоторые, по его мнению, преступные высказывания Вл.Макария о том, что «страной управляют босяки и от них ничего хорошего не дождёшься», и что «они насильно хотят заставить отказаться от религии, но его переменить взгляды никто не заставит, хотя бы угрожали смертью». Как-то по неосторожности Владыка сказал Андрееву, что у советской власти и в её правящих кругах идёт брожение и что «за проводимую политику советским правительством народа не более 10 %, а остальные настроены против <...>, и что советская власть обязательно будет свергнута». Этого оказалось достаточно для репрессий, и 20 ноября 1937 г. лейтенант НКВД Зенин выписал ордер на арест — уже последний: «...антисоветская пропаганда и дискредитация советской власти; связь с контрреволюционными элементами и систематическое получение от них материальной помощи». В тот же день был арестован и Еп.Порфирий (Гулевич), а через два дня — Раиса Александровна и племянница Еп.Порфирия (Гулевича) Анна Петровна Михо. Содержались они в Алма-Атинской городской тюрьме.
23 ноября начались последние допросы. Владыка держался твёрдо и уверенно, все обвинения решительно отвергал:
— Вы обвиняетесь в том, что, находясь на станции Уш-Тоб, среди населения проводили антисоветскую деятельность, дискредитировали Советскую власть, ею проводимую политику, группировали вокруг себя антисоветский элемент... На какие средства вы существовали?
— Источник средств к существованию я имел следующий: со дня приезда на Уш-Тоб я получал помощь от своего сына, который работал на одном из заводов в городе Ташкенте, оказывала помощь сестра Ржевская Раиса <...>, я также имел поддержку от продажи своих домашних вещей, а также имел некоторую помощь, причём очень малую, от общин или служителей культа (так, наверное, исказил слово следователь), но точно не знаю, от кого, так как в переводах, которые я получал, не указывалось, от кого.
— Скажите, с кем вы имели связь как на станции Уш-Тоб, так и вне.
— Находясь на станции Уш-Тоб, я никаких связей не имел, за исключением того, что со мною вместе в моём доме проживали моя сестра Ржевская Раиса, Еп.Гулевич и в последнее время — его племянница с сыном. Что касается связей вне станции Уш-Тоб, то у меня их совершенно нет, кроме того, некоторое время в конце 1936 года у меня на квартире проживал священник Королёв.
Во время следствия все заключенные содержались в Алма-Атинской городской тюрьме. Ни одно из предъявленных обвинений младшего лейтенанта Зенина не находило подтверждения. Все лжесвидетельства Владыка категорически отверг. Но это не стало препятствием для следствия, и уже на следующий день, 24 ноября 1937 г., после единственного допроса было сооружено обвинительное заключение против Вл.Макария, Еп.Порфирия, Р.А.Ржевской и А.П.Михо со всё тем же стандартным перечнем преступлений против советской власти. Обвинительное заключение 1 декабря 1937 г. утвердил начальник УНКВД по Алма-Атинской области капитан госбезопасности Броун, и в тот же день состоялся суд. Еп.Макарий (Кармазин), Еп.Порфирий (Гулевич), Раиса Александровна Ржевская были приговорены к расстрелу, Анна Петровна Михо к 10 годам лагерей. 2 декабря в Караганде (?) были расстреляны Вл.Порфирий (Гулевич) и Раиса Ржевская, а на следующий день — 3 декабря 1937 г. — Вл.Макарий. Вместе с ними расстреляны также о.Павел Острогорский и мирянка М.И.Сегеркранц.
