Я долго не решался написать о нём. Всё время была какая-то внутренняя борьба, что-то мешало. И только недавно я понял, что приступать писать об Александре Ивановиче Гомановском, родном племяннике моей прабабушки, надо так, как приступали иконописцы к своей работе — с постом и молитвой. Поэтому и решил обобщить весь небольшой, имеющийся у меня материал об о.Александре, во время Великого Поста.
Много замечательных людей дала Волга России. Дала и эту неугасимую лампаду подвижничества, осветившую дорогу многим и многим...
С самого раннего детства думал Александр о священническом служении, но мать его долго с этим не соглашалась, хотя семья была поистине православная, крепко хранящая Христову веру. И породнились они, выдав замуж дочь Марию, с такой же крепкой православной семьей Суворовых. Может быть даже более аскетичной, т.к. сказывались староверческие корни.
И всё же Александр священником стал. Брак его, по сути, был фиктивным. Невесту на венчании поддерживали с двух сторон, у неё была чахотка в последней стадии. О.Александр отправил её на кумыс, где она вскоре и умерла. Он же ушёл в армию, стал полковым священником. Во время I мировой войны был на фронте, имел награды. Грянула большевицкая революция, которую о.Александр не принял, хотя и был кроток и смиренен. Служил он в церкви прп.Саввы Освященного в Москве до самого её закрытия большевиками. Её постигла участь многих других храмов — она была взорвана.
Часто ездил о.Александр по монастырям, доживавшим тогда последние свои дни, возил туда всё необходимое.
 Отец Александр (Гомановский) и архим.Филарет |
Надежда Феодоровна Благушина, бывшая, как и о.Александр, духовной дочерью архимандрита Филарета из Чудова монастыря в Кремле, вспоминала: «Я тогда пачками деньги возила в монастыри».
Отец же Александр, отдавая деньги в монастыри, не оставлял себе даже на еду, но она всегда чудесным образом находилась. Однажды благословил пустой стол, и тут одна соседка несёт протвень пирогов, а за ней другая — с блюдом рыбы.
Часто о.Александр и его духовник о.Владимир Богданов с группой паломников ездили в Дивеево. Н.Ф.Благушина рассказывала, что от станции долго шли они пустынной дорогой и пели на распев акафист прп.Серафиму Саровскому. Потом акафист разрезали по фразам и раздавали всем, кому что достанется. И у каждого оказывались фразы-изречения удивительно ему соответствующие.
О послушании о.Александра своему духовнику о.Владимиру свидетельствует следующий разговор за трапезой у батюшки о.Владимира, как его передаёт Зоя Васильевна Киселёва:
— Ну, где вы, детки, были сегодня за обедней? —спрашивает о.Владимир. — Вы, например, Софа?
— У Саввы Освященного.
— Какой апостол читали?
— Не помню, батюшка.
— Как же вам не стыдно, Софа? Чем вы отвлеклись?
— Я смотрела на волосы о.Александра и думала: «Вот чудные у него волосы!».
— Слышите, о.Александр? Немедленно острегитесь, иначе вы за её душу отвечать будете.
— Батюшка?! — Воскликнули все.
— Нет, он должен остричься, — повторил о.Владимир.
О.Александр, улыбаясь встал, пошёл и немедленно остригся.
Послевоенная разруха, голод, инфляция... О.Александр служит панихиду. На вопрос заказавших её, сколько они должны заплатить, ответил, нажимая на «о», как коренной волжанин: «Двадцать копеек. Одежа дорогая, обужа дорогая... Двадцать копеек. Не уступлю». Кругом на миллиарды считали, а он своё: «Двадцать копеек. Не уступлю». Оказалось, что эти люди были очень 6едны и плата за панихиду была чисто символическая. «Ваш батюшка блаженный», — сказали они Надежде Феодоровне.
В начале 20-х о.Александр жил на Поварской улице в Москве недалеко от дома графини Сологуб. Комната была большая, очень много книг. В относительно благополучные периоды жизни о.Александр тратил на книги, практически, все деньги, отказывая себе во всём. Библиотека о.Александра частично была бесцеремонно реквизирована писателем Леонидом Леоновым, другие же внушительные утечки были подобного же характера. Надежда Феодоровна часто бывала у о.Александра, помогала ему в церкви, была в курсе его дел. Она вспоминает, как однажды (это было в конце 20-х) совершенно неожиданно пришел С.А.Нилус. О.Александр обрадовался чрезвычайно. «Как?! Вы живы?! Ведь вас весь этот круг ищет убить!» С.А.Нилус же в ответ сказал, что был, в Оптиной пустыни, и один схимник посоветовал ему читать ежедневно три псалма — 26-й, 50-й и 90-й — «И ничего с тобой не сделают, — сказал он. — Из пушки в тебя будут стрелять и не убьют».
С.А.Нилус скончался в 1929. После его смерти жена Сергея Александровича принесла о.Александру пальто покойного мужа.
Году в 28-м приехал о.Александр из какой-то отлучки, а дома повестка в компетентные органы. Можно было бы и не ходить — повестку принесли в его отсутствие и передали уборщице Екатерине Степановне. Но он всё же пошёл. решил пострадать, как и другие. Они пошли вместе с Надеждой Феодоровной. В том отделе, куда его вызывали, долго не могли найти на него никаких бумаг и, кажется, завели новые.
Отца Александра отправили на Соловки, Клавдия Ивановна (Дзикоевич) вспоминала: «Писал он нам оттуда. И ему писать было можно, но он предупреждал: “Да не пишите вы со всякими титулами, не забывайте большое животное” (намекал на СЛОНа — Соловецкий Лагерь Особого Назначения)». С Соловков о.Александра перевели в Кемь, на поселение. Знакомые не забывали его и там, не смотря на трудную дорогу и на то, что и сами пострадать могли. НКВД подобные связи не жаловало. Привозили ему, что могли, что было можно. Приедут, а он уйдёт к ним в соседнюю деревню и не появляется дня два. И, как ни странно, начальство смотрело на его отлучки, хотя это и было грубейшим нарушением, сквозь пальцы. Более того, даже кое-какие "ответственные" работы ему доверяли. Одно время сторожем посылали. А он залезет на вышку, и смотрит на проходящие поезда, которые везли ссыльных. Однажды в окне вагона с очередной партией, увидел свою хорошую знакомую Татьяну Катуар. Побежал на перрон и долго махал рукой вслед уходящему поезду.
«В августе 1933 года, — рассказывала Клавдия Ивановна, — я, Макарий Михайлович Суворов и Наташа Полянская поехали к отцу Александру. Наташа была на костылях, нести ничего не могла, всё на нас с Макарием Михайловичем приходилось. Приехали на место и какое-то время ждали разрешения. Получили и стали переправляться на лодке. Переправились, а к нам уже спешил о.Александр. Мы передали ему молитвослов, лекарства, деньги. Но когда он шёл обратно к нему придрались: «Почему ушёл из зоны?!» Он не нашёл ничего лучшего, как ответить: «Сегодня день ангела у Наталии». И опять, как ни странно, его отпустили, а затем и отпуск дали небольшой, чтобы он мог провести с нами несколько дней. Один из охранников сказал: «Это всем батюшкам батюшка».
— Мы заплатили железнодорожнику, — вспоминала Клавдия Ивановна, — и сняли вагончик. Он стоял на рельсах, в тупике. Там много таких домов на колёсах было. О.Александр отслужил молебен. Ещё со времен мировой войны у него был чемоданчик с двойным дном, с антиминсом. В вагончике прожили несколько дней. Было начало осени, тихо, спокойно. Шли мелкие, долгие дожди, но холодно ещё не было. Официально, о.Александру дали отпуск на неделю, но можно было жить и больше. О.Александр был ни весел и ни печален. Он принимал всё, как неизбежное, как испытание, посланное свыше. И ни на какие изменения, в сущности, не надеялся. Он чётко осознавал то время, в котором находился.
В 1935 было получено известие, что о.Александр находится в Саратове. Клавдия Ивановна поехала навестить его, но на какой-то станции ей подали телеграмму от Макария Михайловича: «“Дедушка” (т.е. о.Александр. — прим.ред.) переехал в Уральск. Возвращайся». На той же станций она и сошла. Но неожиданно пришла мысль ехать в Уральск. Продала уже купленный обратный билет и поехала сначала в Саратов, а затем на пароходе до Астрахани. От Астрахани добралась и до Уральска, но где искать о.Александра совершенно не знала. И тут, совершенно случайно, встретила Владыку Серафима (Звездинского). Пошли к нему домой. И опять чудо, увидела у него адрес, написанный рукой о.Александра.
— Откуда?!
— Да это же мой любимый батюшка, — ответил Владыка Серафим.
На следующий день побежала добиваться свидания, но, как нарочно, пришёл этап из Ташкента. На столе у начальника гора паспортов. Вызывает по очереди этапников и распределяет их на вольное поселение. Долго ждала, пока все пройдут и, наконец, решилась. Подала свой паспорт и говорит: «Мне надо встретиться с Гомановским». Начальник, как потом узнала по фамилии Попов, разозлился: «Как вы себя ведёте?! Я могу вот сейчас взять ваш паспорт и отправить вас туда же, куда их...» Всё же потом смягчился и разрешил встречу с о.Александром. Он находился в здешней тюрьме, прибыл с предыдущим этапом тоже из Средней Азии. Там ему нарком просвещения Манташев помог, который знал о.Александра и очень хорошо к нему относился. Приезду Клавдии Ивановны о.Александр обрадовался, но торопил её.
У неё заканчивался отпуск, и он боялся, что она опоздает. По тем временам это было чревато последствиями.
Когда о.Александр бал выслан на поселение, Клавдия Ивановна старалась помочь ему подготовиться к суровой здешней зиме. Но получалось плохо, ссыльных было много, на всех, как говорится, не напасёшься. Она писала: «Достать деревянных дров не удалось, достали кизяков».
Говорили, что о.Александр умер там, в ссылке, в Караганде, в 1943. Клавдия Ивановна подробностей заметно избегала. Говорила, что с едой стало очень плохо, о.Александр ослабел, заболел и вскоре умер. Может быть, так оно и было. Но ходили слухи, что умер он в Москве, возможно, нелегально вернувшись из ссылки. Кто-то даже вспоминал, что в этот последний московский период у отца Александра был такой ревматизм, что когда он ходил, то на всю комнату слышался скрип его ног. Говорили, что Клавдия Ивановна много знала об этом периоде жизни о.Александра. Знала и где он похоронен, но тщательно это от всех скрывала. Видимо, знал об этом и Макарий Михайлович, брат моего дедушки. Он был не только двоюродным братом о.Александра, но и его духовным сыном. Но Макарий Михайлович тоже молчал об этом, хотя всю войну помогал моей бабушке и маме. О Макарии Михайловиче нужно сказать, что это был человек глубоко верующий. Он являлся прихожанином храма усекновения главы св.Иоанна Предтечи, что на Пресне, где был крёщен и я. Не будучи пострижен в монахи, Макарий Михайлович вёл жизнь поистине монашескую, за что Господь и удостоил его дара прозорливости.
Клавдия Ивановна похоронена рядом с Макарием Михайловичем на Хованском кладбище, на могиле которого зажжённая свеча не гаснет даже в сильный ветер.
И теперь, возможно, мы уже никогда не узнаем о последних годах жизни о.Александра, и только в воле Господней раскрыть эту тайну.
Это все сведения, которые удалось мне собрать об отце Александре Гомановском. Они очень скупы, осторожно названы или вообще не названы места, имена, события. Надо понимать тех людей, как выразился мой отец, всю жизнь ходивших под НКВД. И всё же, я благодарен всем, кто предоставил мне этот материал. Может быть, найдётся ещё кто-то, кто дополнит мои записки об о.Александре.
Фотография о.Александра в полном облачении, которая висела на стене у М.М.Суворова, исчезла после смерти последнего и выяснить, куда она делась, мне не удалось.
Гомановский Александр Иванович, протоиерей (в монашестве Даниил) родился в 1886. Рукоположен во иерея целибатом. С 1911 служил в церкви Свт.Филиппа Митрополита Московского на Поварской улице в Москве. С 1919 проповедник и секретарь Братства ревнителей и проповедников Православия. В 1928-1929 служил в московском храме прп.Саввы Освященного на Девичьем поле. Находился в оппозиции к митр.Сергию. 9 октября 1926 тайно принял монашеский постриг с именем Даниил. Постриг совершил иеромонах Серафим (прот.Владимир Богданов). В 1929 арестован. В заключении на Соловках. По некоторым сведениям к 1932 находился в заключении. После освобождения не имел права на жительство в Москве. Проживал в подмосковном Калязине, в других местах, а с декабря 1940 — нелегально в Москве, у своих духовных чад. Богослужения совершал тайно на дому, в тайных молитвенных домах. Также тайно приобщал и больных в больницах. О.Александр имел многочисленную паству. Отличался большим смирением, самоотверженностью и, в то же время, имел жизнерадостный характер. Арестован в 1941. Скончался в лагере, а по другим данным — на этапе.
