Храмы и монастыри при власти сов. |
Путин любит «День Победы». — Значит и все должны любить! Никакие доводы не помогают. Люби и всё тут! Или ты за нас, или за них, — другого выбора не даётся! Забыт звериный оскал коммунизма и геноцид собственного народа. — Даёшь ПОБЕДУ... атеизму, синагоге и однополым бракам!..
Возьмём, к примеру, поверженную Германию. Оккупировавшие её, так называемые, демократические державы навязали ей такие, отнюдь, не демократические законы, каких не видывали в самих этих державах. Например, за одно лишь отрицание «холокоста» можно схлопотать далеко не шуточный срок, причём преследоваться согласно этому закону могут люди даже за пределами самой Германии. Свобода же слова вспоминается только тогда, когда выгодно этой предантихристовой клике.
А что можно сказать о военном и послевоенном времени в СССР, где истинных христиан ссылали и убивали только как возможных пособников Германии и врагов «мирового прогресса»?! Ряд историко-архивных материалов по этому вопросу хранится в особой папке И.В.Сталина (ф.Р-9401с), например о насильственном переселении в июле 1944 года 1673 истинно-православных христиан из центральных областей России в Сибирь и на Алтай. Молчит путинская пропагандистская машина и об убийствах в годы войны истинно-православных пастырей и архипастырей, таких как Вл.Варлаам (Ряшенцев) (†1942) и о.Сергий Мечев (†1941). По некоторым данным Вл.Дамаскин (Цедрик) (†1943) и Василий (Преображенский) Архиеп.Кинешемский (†1945), как и многие неведомые нами исповедники Православия, также были замучены в этот «победный» период советскими Пилатами и Каиафами. Только в блокадном Ленинграде за конец 1941 — начало 1943 г. органами безопасности было выявлено и уничтожено 8 тайных религиозных групп, а с 1944 г. начались аресты священников, служивших в период германской оккупации.[1]
О предвоенном времени с его токсикологическими лабораториями и газовыми камерами, которыми до сих пор пугают народ как якобы нацистским изобретением и вообще не заикнись! — Ведь это так антипатриотично!..
В связи с этим возникает закономерный вопрос: может ли нормальный христианин праздновать подобные праздники? Нет, здравый смысл подсказывает, что нас опять пытаются одурачить, т.к. лишь люди с искажённым сознанием могут считать их своими!
Накануне Рождества 1995, когда уже за пол года начались бурные приготовления к торжествам подобного же «Юбилея», я написал следующие строки, посвятив их одному беспаспортному христианину, Михаилу Ивановичу Павленко, которого безжалостно замордовала, причём в самом расцвете «гласности и перестройки», страна Гомосоветикус:
Здравствуй, папа родной! У меня всё, как и встарь: А наша победа, штыки — А пока что безумствуют 50 вот уж лет И не спросят у тех, Знак поруганного, изломанного креста Но, похоже, и этот урок не впрок |
Поменять «50» на «60» и данное стихотворение вполне подойдёт для нашего времени, т.к. ничего с тех пор не изменилось, разве что путинский размах намного шире ельцинского. Можно себе представить, что будет на 70-летие, 75-летие и т.д. — такое впечатление, что с каждым годом ценность этой «Великой Победы» для них всё весомее и весомее. Но самое печальное это то, что советские церковные коллаборационисты по-прежнему продолжают трубить вместе с ними. И это несмотря на неоспоримые факты, свидетельствующие о том, что на освобождённых от советского ига территориях как-никак возобновлялась церковная жизнь. Причём сергианские деятели таким образом открыто предают уже не идейную противницу — Истинно-Православную Церковь, а своих же братьев-сергиан, которые действовали или под их юрисдикционной властью или в содружестве с ними. Приведём несколько свидетельств из истории т.н. Псковской Миссии.
Свящ.Иоанн Лёгкий позднее вспоминал: «Когда в августе 1941 г. мы приехали в Псков, на улице прохожие со слезами подходили под благословение. На первом богослужении в соборе все молящиеся исповедовались. Нам казалось, что не священники приехали укреплять народ, а народ укрепляет священников».[2] В печатном органе Миссии — журнале «Православный христианин» также отмечалось: «Народ переполнял храмы... Священники не успевали передохнуть от количества треб. Давно не видели стены старых храмов Псковщины и окрестностей таких искренних слёз, не слышали таких громких молитв».[3] Согласно отчёту миссионера Владимира Толстоухова, служившего в городах Новоржев, Опочка, Остров, только с 19 августа по 19 декабря 1941 г. от совершил более 2 тыс. «погребений с заочными проводами». Свящ.Иоанн Лёгкий в августе-ноябре крестил 3 500 детей. Всего за первые месяцы работы Миссии было крещено около 50 000 несовершеннолетних разного возраста. В январе 1942 г. в крещенском крестном ходе с водосвятием участвовало 40% (10 тыс. из 25 тыс.) оставшегося в Пскове населения.[4]
«Во время проповедей народ вздыхал и плакал, а в конце проповеди вслух благодарил проповедника. Работа Миссии охватила Псков, Остров, Порхов, Опочку, Гдов и Лугу. Во всём районе было открыто не менее 300 приходов».[5] Согласно сведениям самой Миссии, в январе 1942 г. на территории Псковской и Новгородской областей и бывших Царскосельского и Петроградского уездов Петербургской губернии был открыт 221 храм, служило 84 священника... Общее число открытых на Северо-Западе России храмов по сравнению с довоенным увеличилось в 15 раз и составляло как минимум 409 (из них 108 в ленинградской епархии).[6]
В сводке «Зихерхайтсполицей и СД» от 26 июля 1941 г., из которых руководство НСДАП узнавало о происходящем в оккупированных Германией областях, сообщалось о положительном отношении жителей г.Острова (особенно старшего поколения) к приходу немецкой армии, появление которой позволило им открыто молиться в храмах. «Богослужения в отдельных пограничных городах, — сообщала сводка от 15.08.1941, — среди них в Пскове и Острове, показали, что население почти поголовно стремится в церкви или на открытые места, где происходят богослужения, и явно, что на него можно повлиять через духовенство».
В докладе представителя Министерства занятых восточных территорий при группе армий «Север» начальнику главного отдела политики Лейббрандту от 19 декабря 1941 г. говорилось: «Значение Церкви в народной жизни снова начинает расти. С усердием трудятся по восстановлению храмов. Спрятанное от ГПУ церковное имущество снова используется по своему назначению».[7]
Ответ Сергия (Воскресенского) Сергию (Страгородскому) |
В январе 1942 г. немецкие власти передали Православной Церкви Тихвинскую чудотворную икону Божией Матери, незадолго до этого спасённую во время боёв немецкими войсками. А в декабре 1942 г. экзарху митр.Сергию (Воскресенскому) были вручены 1026 русских Библий, Евангелий и церковных рукописей XVI-XIX веков. Во время торжественного акта передачи представитель ведомства Розенберга заявил: «Я передаю сегодня спасённые Библии и молитвенники Православной Церкви; она — под защитой германских военных сил — снова может совершать богослужения... Мы ведём одинаковую борьбу! Поэтому разрешите... вручить вам ещё одно духовное оружие борьбы, являющейся также и нашей борьбой».[8]
В одном из воззваний, выпущенном управлением Миссии, говорилось: «Русские патриоты обязаны всемерно содействовать уничтожению и плодов, и корней коммунизма. Мы верим, что найдётся немало русских душ, готовых к участию в уничтожении коммунизма и его защитников...»[9]
В первые месяцы войны местное население воспринимало немцев как внешних освободителей от внутреннего врага. «Стихийный анти-большевизм русского населения в первые годы оккупации, — свидетельствует живший в то время в Пскове эмигрант первой волны, член НТС П.В.Жадан (1901-1975), — был очень силён; сотни тысяч готовы были добровольно служить даже в немецких вспомогательных военных формированиях, не говоря уже про немногие, подлинно русские, части. В апреле 1943 г. Власова в Пскове, Гатчине и других городах северной России встречали восторженно... В Стремутке под Псковом в мае 1943 года была, при участии эмигрантов, создана первая бригада РОА, которая находилась в прямой связи с Власовым и выступала под русским трёхцветным флагом. Отношения с населением у неё были самые дружественные, и в добровольцы люди просились без всякой “вербовки”, но немцы запретили их принимать, а к осени и вовсе расформировали часть».[10] Позже начальник личной канцелярии А.А.Власова, старый эмигрант полковник К.Г.Кромиади, вспоминая об этих днях, писал: «Что касается религиозности псковичей, то должен заметить, что за всю свою долгую жизнь нигде и никогда не видел такой массы людей, молящихся со слезами на глазах, как это имело место в одной из деревень неподалеку от Стремутки в июле 43-го года».[11]
Во время поездки в группу германских армий «Север», по приглашению её главнокомандующего, генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера, генерал А.А.Власов 30 апреля 1943 года, «прибыв в Псков вечером, встретился с представителями различных русских организаций, в том числе, как и прежде, с представителями Русской Православной Церкви. На следующий день, 1 мая, Власов выступил на заводе, а потом в помещении театра, и там и здесь при переполненном зале. Всюду его горячо приветствовали. После Пскова Власов посетил различные города и села, в том числе Лугу, Волосово, Сиверскую, Толмачево, Красногвардейск, Пожеревиц и Дедовичи. В Луге восторженные толпы прорвались через полицейский кордон. Везде Власова приветствовали с большим энтузиазмом, и выступления его выслушивались с жадным интересом. Существующие записи власовских речей показывают, что он выступал на те же темы, что и прежде, и производил сильное впечатление на очень многих, включая и тех, кто критически относился к нему. Он снова подчёркивал, что Россия не потерпит иностранного господства ни в какой форме. Германская нация в союзе с русскими поможет сбросить сталинскую диктатуру точно так же, говорил он, как русские помогли европейцам освободиться от Наполеона. Он объяснял, что Сталин прибегает к различным приёмам для того, чтобы ввести население в заблуждение по поводу своих подлинных намерений. Власов несколько раз подчёркивал, что не следует попадаться на его уловки. Патриотизм Власова был совершенно неприкрытым, и он не прилагал усилий, чтобы закамуфлировать его от властей. На одном из собраний он обратился к толпе с вопросом, хотят ли они быть рабами немцев, на что толпа единодушно ответила: “Нет!” Хотя Власов и не был блестящим оратором, говорил он с большой твёрдостью, и речь его была скорее обращена к рядовому слушателю, чем к интеллигенции, которая, однако, тоже слушала его с интересом».[12]
А вот характерный эпизод того времени, взятый из воспоминаний деятельного участника Псковской Миссии о.Алексия Ионова, ставшего впоследствии настоятелем церкви в Си-Клиффе под Нью-Йорком:
«Входишь в храм, переполненный задолго до службы народом. Многие сидят прямо на полу, отдыхая от дальнего пути. По русскому обычаю все тянутся за благословением. В алтарь, поэтому, сразу не войдёшь! И то же самое после службы. Как легко проповедывалось на Родине! Как жадно слушали там пастырей. Как благодарили, не утомлялись! Лучшее время моего пастырства — время, проведенное в Псковской Миссии, хотя внешне она протекала в самой суровой обстановке. Кругом партизаны. Встреча с ними — конец. Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне, — значит враги... Бог хранил меня, хотя и были самые “злые обстояния”. Не хочется их и вспоминать. Преждевременная седина — следы этих переживаний. Людей, исколотых штыками партизан, мы хоронили неоднократно. Уезжая за сорок-пятьдесят километров куда-нибудь на освящение храма, прежде всего мы долго молились дома, долго крестились, целовали фотографии своих близких — прощались “в суриоз”. Кто его знает — вернёмся ли? И так уезжали, безоружные, беззащитные, оградясь только силою животворящего Креста...
Мне выпал жребий ехать в К., небольшой городок в 50 км. от Пскова. Наняв какого-то “извозчика” с полумузейным экипажем, я тронулся в путь с о.С.Е., престарелым священником, возвращавшимся домой. Это был почтенный протоиерей, чудом спасшийся с группой других наших священников от расстрела при отступлении большевиков из Латвии в 1941 г. Он мне рассказывал, как били арестованных священников на допросах. Лицом об стол...
К полудню останавливаемся у какого-то колхоза. Надо подкрепиться. Едем к первой избе. Перед нею колхозник средних лет молотит сноп ржи вручную — какими-то палками. Способ ультра-примитивный, но опытные люди говорят: ни одно зёрнышко не пропадает... Обычный вопрос:
— Ну как? Одолевают немцы?..
— Немцы — ерунда, — твёрдо отвечает колхозник. — Они же берут только пол-урожая, а половину тебе оставляют...
— Значит, жить можно?
— Да ещё как! — поддёргивает он головой. — Наши-то ведь всё отбирали! Понимаешь?»[13]
Не только в Псковской миссии наблюдался большой духовный подъём. Подобное происходило на всех освобождённых территориях: и в Белоруссии, на Кубани, на Украине, в Крыму.
В Минске, как и в других местах, в начале оккупации открытие церквей происходило стихийно, исключительно по воле верующего народа. Как только Красная Армия и представители советской власти оставляли тот или иной населённый пункт, люди тотчас снимали замки с затворённых церквей, производили уборку, вносили иконы и, как могли, молились, часто без священника, ибо их на первых порах просто не было. Немедленно после вступления немцев в Минск 28 июня 1941 г. верующие сорвали замок и вошли в церковь св.Александра Невского на военном кладбище. 6 июля здесь была отслужена первая литургия. 4 августа начались Службы в церкви св.Марии Магдалины, 17 августа открылся женский Спасо-Преображенский монастырь, вскоре в нём собралось 11 насельниц. За один лишь месяц в Минске было крещено 22 000 детей, к концу 1943 г. открыты все 7 уцелевших православных храмов и возобновлён Свято-Духов мужской монастырь, в котором числилось 3 монаха. Во всей же Минской епархии службы начались в 120 церквах, а в д.Ляды был возрождён Свято-Благовещенский мужской монастырь. В 1944 г. на крестный ход в Минске собралось 25 000 молящихся.[14]
Также бурно шло возрождение церковной жизни и в других белорусских епархиях, в частности в Витебской. Здесь в Велиже по сообщению СД от 8 октября 1941 г. крестьяне даже раскапывали погребенные трупы, чтобы они задним числом были отпеты священниками.
Особенно благотворным ощущалось отсутствие большевиков в Транснистрии, где действовала Румынская духовная миссия. Население свободно могло крестить своих детей, молиться в открываемых храмах, а также приобретать духовную литературу, которую вплоть до 1988-1990 годов в СССР невозможно было приобрести простому человеку ни за какие деньги, и многие тайком сохраняли купленные при румынах книги. И что бы там ни говорили насчёт коварства Гитлера и его будущих планов по уничтожению христианства, факты говорят сами за себя: коммунисты убивали верующих и взрывали храмы, а немцы, наоборот, может и не очень охотно, но всё же способствовали возрождению христианства. Кто же противоречит сему, тот или упрям, или безумен, и далёк от истинной веры в Господа нашего Иисуса Христа.