Мк.12:28-34

Среди законников и учителей Израильских с их бесконечными казуистическими спорами существовало крайнее разнообразие мнений практически по всем вопросам религии и морали. Не было почти ни одного пункта в этой области, решённого вполне единодушно и не вызывавшего ожесточённых споров и препирательств. Основной вопрос религии — что нужнее всего для спасения — вопрос, от решения которого зависит весь характер практически-морального учения, решался неодинаково. В возникших отсюда страстных, возбуждённых спорах намечались самые разнообразные течения мысли, из которых, по-видимому, наибольшее число сторонников имело чисто внешне формальное решение. Точное, неукоснительное исполнение всех внешне обрядовых предписаний закона — вот то, что важнее всего в религиозной жизни и что необходимо обеспечивает человеку благоволение Божие. Так думало большинство. На почве такого понимания религии и вырос тот тип фарисея, которого Господь выводит в одной из Своих притч и который, ставши в храме, с чувством собственного достоинства и с сознанием достигнутой праведности перечисляет свои заслуги перед Богом: Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю (Лк. ХVІІІ, 12). В этой самовлюбленной фарисейской молитве даже и мысли нет о том, что этим не исчерпывается идеал благочестивого, угодного Богу человека и что Господь может потребовать от человека чего-нибудь большего.

Но такое направление морали, оставлявшее человека чёрствым, сухим, даже жестоким, удовлетворяло далеко не всех.

К числу таких неудовлетворённых людей, очевидно, принадлежал и тот книжник, который задал Господу животрепещущий вопрос: Какая первая из всех заповедей?

Этот вопрос в его устах не был ни ловушкою, на которые так изобретательны были фарисеи, ни совопросничеством праздного любопытства. Запутавшийся в казуистических спорах книжник действительно искал и желал авторитетного разрешения мучившего вопроса.

И Господь отвечает серьёзно и прямо: первая из всех заповедей:

Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет.

Обе эти заповеди взяты из книг Ветхого Завета (Второзаконие, VІ, 4-5 и Левит, ХІХ, 18), но для многих законников и книжников еврейских они оставались малозаметными и терялись в массе мелких обрядовых предписаний. Господь ставит их в основу религии и религиозной жизни, выдвигая, как и всегда, на первый план чувство, внутреннюю жизнь сердца, а не поведение человека, не его внешние дела, которые вырастают из этого чувства, как стебель из корня.

Итак, любовь к Богу и любовь к ближнему — вот двойная основа религии.

Иногда много и всегда бесплодно спорят о том, которая из этих заповедей важнее и нужнее для человека? Есть много людей, которые не только поставят любовь к человеку выше любви к Богу, но и опредёленно заявят, что последняя не нужна: достаточно любить человека. Во французских школах последнего времени упорно старались заменить религию этикой, то есть философским учением о нравственных отношениях только к людям. В действительности спор этот в рамках учения о спасении человека не имеет смысла, как не имел бы смысла спор, что нужнее для жизни: вода или хлеб? В христианской жизни, как учит Господь, необходимо и то и другое; любовь к Богу и любовь к человеку. Одно с другим тесно связано, и одно без другого существовать не может. Любящий Бога любит и человека как образ Божий, и для него любовь к человеку есть лишь одно из проявлений любви к Богу, почему Спаситель и называет эти заповеди подобными. С другой стороны, как говорит апостол Иоанн, кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин. ІV, 20).

Однако Господь называет заповедь о любви к Богу первой, а в Евангелии от Матфея даже наибольшей (Мф. ХХІІ, 38). Это потому, что любовь к Богу служит фундаментом всей духовной жизни человека, или, точнее, тем теплом и светом, лучами которого должны быть пронизаны и согреты все дела человека, чтобы они были в Боге соделаны, по заповеди Спасителя (Ин. Ш, 21). Любовью к Богу измеряется вся высота и действенность христианской жизни, и в ней-то, главным образом, и заключается сущность этой жизни.

Почему так?

Во-первых, только через любовь к Богу достигается основная цель мироздания — конечное единение всех живущих в светлом аккорде радости и счастья, когда будет Бог всяческая во всех (1 Кор. 15, 28). Любовь к Богу — сила центростремительная, и общее единение возможно лишь в том случае, когда есть единый центр, к которому все влекутся. Таким центром может быть только Бог, о чём уже шла речь в одной из прежних бесед. Любовь только к человеку, без любви к Богу, часто не соединяет, а, наоборот, разъединяет людей, ибо она никогда не бывает равносильной по отношению ко всем, и даже часто любовь к одним вызывает жестокую ненависть к другим. Жалея угнетённых, мы обыкновенно ненавидим угнетателей. Кроме того, любовь к людям не может служить связью всеобщего единения потому, что она никогда не бывает всеобъемлющей, не охватывает всего человечества и в лучшем случае ограничивается пределами своего общества, класса или нации. Мы говорим, конечно, о практической, деятельной любви. В сентиментальном отвлечении, в мечте, конечно, возможны и настроения всеобъемлющей любви.

Далее, «от любви к Богу может проистекать искренняя любовь к брату», — говорит преподобный Макарий Египетский. Человек, искренно любящий Бога, не может быть равнодушен к Его творениям, отразившим в себе Его всемогущество и благость, и особенно к Его образу и подобию, сияющему в душе каждого человека. У аввы Дорофея есть прекрасное сравнение, поясняющее эту связь между любовью к Богу и любовью к человеку.

Представьте себе круг, говорит он, средину его, центр, и из центра исходящие радиусы — лучи. Эти радиусы чем дальше идут от центра, тем более расходятся и удаляются друг от друга; напротив, чем ближе подходят к центру, тем больше сближаются между собою. Положим теперь, что круг сей есть мир, самая средина круга — Бог, а прямые линии (радиусы), идущие от центра к окружности или от окружности к центру, суть пути жизни людей. И тут то же. На сколько святые входят внутрь круга к средине оного, желая приблизиться к Богу, на столько по мере вхождения они становятся ближе к Богу и друг к другу; и притом так, что сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу, и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и обращаются ко внешнему, то очевидно, что в той мере, как они отходят от средоточия и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга; — и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково и свойство любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удалён и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовию к Нему, столько соединяемся любовью и с ближними, а сколько соединяемся с ближними, столько соединяемся с Богом.

Без любви к Богу вряд ли вообще возможна любовь к человеку, по крайней мере, истинная, христианская, самоотверженная любовь невозможна.

Жизнь природы в её естественном состоянии всегда есть борьба — борьба всех против всех, где победителями оказываются организмы более сильные и более приспособленные к жизни. Так как человек, поскольку его существование подлежит действию естественных законов, оказывается также втянутым в эту борьбу, то в душе его неизбежно воспитывается инстинкт борьбы, всегда имеющий характер некоторой враждебности к конкурентам на арене жизни. Один из новых писателей сравнивает жизнь с переполненным трамваем, где все мы — пассажиры, встречающие ворчанием и недоброжелательством всякого нового путника, желающего занять место в нашем отделении. Таков тон обычных отношений между людьми.

Там же, где нет определённо выраженной враждебности, вы обыкновенно найдёте равнодушие и безучастность, но опять-таки не любовь.

Вот это-то равнодушно-безучастное и враждебно-опасливое отношение к ближнему, столь обычное в неверующем обществе, почти нет возможности преодолеть в себе без веры в Бога и без любви к Нему. Природный инстинкт борьбы остаётся тогда единственным властелином душевных настроений, совершенно исключая в них возможность развития любви и самоотверженных порывов служения ближнему.

Если без любви к Богу трудно победить даже первые препятствия на пути развития любви к человеку, трудно сделать даже первые, робкие шаги, то нечего и говорить, что высшие ступени любви, где сплошь требуется забвение собственных интересов и принесение их в жертву ради других, совершенно невозможны, ибо тогда у человека нет ни средств, ни оснований для борьбы с требованиями личного эгоизма, не желающего отказаться от своих притязаний во имя пользы ближнего.

Наконец, высшее совершенство жизни, святость, недостижима, когда единственным руководящим мотивом жизни является любовь к человеку. Эта любовь развивает лишь те добродетели, которые имеют место в отношениях человека к человеку, например, милосердие, сострадание, услужливость и т.п. Но она часто совершенно не требует борьбы с внутренними страстями, если они безвредны для других, и, таким образом, значительная часть душевной жизни остаётся без контроля и воздействия сознательной нравственной воли; громадное поле борьбы уступается без боя дурным инстинктам и влиянию враждебных сил. Любовь к Богу, напротив, требует борьбы с каждым недостатком характера, с каждым искушением, с каждой страстью, с каждой слабостью, ибо каждая уступка здесь есть измена Богу. Во имя любви к Богу требуется полное совершенство: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный. Нужна постоянная чистка всего механизма душевной жизни. В процессе достижения нравственного совершенства заповедь о любви к Богу является, таким образом, принципом всеобъемлющим, чего нельзя сказать о любви к человеку.

Если заповедь о любви к Богу есть первая и наибольшая заповедь в христианском законе, то лучше всего уже в самом начале духовной жизни иметь всегда перед глазами эту любовь как главную цель нравственных достижений и идти к ней прямо и непосредственно. Конечно, можно прийти к Богу и через служение людям, но это путь окружной, более длинный. В духовной жизни более естественным является такой порядок, когда любовь к человеку бывает следствием любви к Богу, но не наоборот.

После всего сказанного, думается, ясно, насколько важно для каждого христианина проверить свои отношения к Богу и как необходимо всеми силами стремиться к тому, чтобы эти отношения были отношениями любви.

Каковы наши отношения к Богу?

Для многих из нас не существует никаких отношений. В душе полное безразличие: мы не думаем о Боге, не чувствуем Его благости и всемогущества, живём вне Бога; не у Него ищем вдохновения и помощи, не к Нему несутся наши молитвы. Главное — нет личного отношения: мы не представляем Его реально перед собою так, чтобы видеть Его не видя, слышать не слыша, ощущать в собственной жизни Его влияние и промыслительную деятельность. Даже не отрицая Бога, часто чувствуем себя так, как будто находимся вне поля Его внимания, как будто ни Ему до нас, ни нам до Него нет никакого дела. Мы знаем, что Он есть, но мы с Ним незнакомы.

Другие ограничивают свои отношения к Богу формальным исполнением обрядовых предписаний религии, подобно тому фарисею в притче, который постился и давал десятину с мяты, аниса и тмина, оставив важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. ХХПІ, 23). Таких людей чрезвычайно много среди так называемых верующих, и им необходимо напомнить слова Спасителя: Говорю вам, если праведность ваша не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, то вы не войдёте в Царство Небесное (Мф. V, 20).

Существует, наконец, довольно многочисленный разряд людей, отношения которых к Богу можно определить довольно грубым словом — «попрошайничество». Эти люди вспоминают о Боге только в минуты нужды и бедствий и приходят к Нему с единственной целью что-нибудь выпросить и что-нибудь получить. Во многих сельских приходах замечается теперь такое явление: идёт всё благополучно, в жизни нет никаких осложнений — и церкви пусты; даже в праздники почти нет никого, кроме десятка богомольных старушек. Повторяется то явление, на которое некогда негодовал автор Второзакония: Утучнел Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего (Втор. ХХХІІ, 15). Но наступает засуха — сохнут нивы, сожжённые солнечным зноем, на небе нет ни облачка, обещающего дождь, — и назначаются специальные молебствия о ниспослании дождя. Но даже и тут торгуются с Небом лукавые рабы, назначая на молебствия по наряду очередных молельщиков, как будто отбывая тяжёлую, но необходимую повинность и стараясь получить просимое как можно дешевле, с наименьшей затратой сил. И сколько укоров, споров и попрёков бывает при назначении «очередных»!.. Ни у кого нет желания отбывать скучную повинность, и каждый старается свалить её со своих плеч... Шум, раздражение, брань — один грех!

Даже к человеку можно относиться лучше. На многих людей нам часто хочется только смотреть, восторгаться ими, ничего от них не ожидая лично для себя и ничего не требуя. А у Бога мы только попрошайничаем и часто вместо хлеба насущного просим массу ненужных мелочей. Кто-то заметил, что в церкви начинают особенно усердно креститься, когда раздаётся прошение о «предстоящих людех, ожидающих великия и богатыя милости».

А между тем заповедь Господня ясна.

Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею.

Что это значит и каково должно быть наше отношение к Богу?

«Любить Бога всем сердцем, — говорит отец Иоанн Кронштадтский, — значит не иметь ни к чему в мире пристрастия и отдать всё сердце Господу Богу, творя во всём волю Его, а не свою; всею душею, то есть весь ум иметь всегда в Боге, всё сердце утверждать в нём и всю волю свою предавать Его воле во всех обстоятельствах жизни, радостных и печальных; всею крепостию, т.е. любить так, чтобы никакая противная сила не могла нас отторгнуть от любви Божией, никакие обстоятельства жизни: ни скорбь, ни теснота, ни гонения, ни высота, ни глубина, ни меч; всею мыслию, т.е. всегда думать о Боге, о Его благости, долготерпении, святости, премудрости, всемогуществе, о Его делах, и всемерно удаляться суетных мыслей и воспоминаний лукавых. Любить Бога — значит любить всей душей правду и ненавидеть беззаконие, как сказано: Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие (Пс. ХLV, 8); любить Бога — значит ненавидеть себя, то есть своего ветхого человека: Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит... душу свою, не может Мой быти ученик (Лк. ХІV, 26). В нас, в наших мыслях, в нашем сердце и в нашей воле есть сила злая, чрезвычайно живучая и действенная, которая всегда, ежедневно, ежеминутно, нудится удалять нас от Бога, внушая суетные мысли, желания, попечения, намерения, предприятия, слова, дела, возбуждая страсти и подстрекая к ним с силою, именно к злобе, зависти, любостяжанию, гордости и честолюбию, тщеславию, праздности, непослушанию, упрямству, обману, невоздержанию».

«Любить Бога всем сердцем, — продолжает он, — значит любить безраздельно, не двоясь между любовью к Богу и любовью к миру, и вообще к твари; если, например, молишься, — молись не с раздвоенным сердцем, не развлекайся суетными помыслами, житейскими пристрастиями, будь весь в Боге, в любви Его».

Сердце человека должно всецело принадлежать Богу. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня, — говорит Господь, — и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. Х, 37).

Этой сильной, недвоящейся, безраздельной любовью и любили Бога его верные слуги и подвижники, тщательно оберегая при том эту цельность чувства от всяких посторонних влияний.

В конце царствования Септимия Севера во время гонения на христиан в числе многих осуждённых на смерть была схвачена и молодая, благородная женщина — Фивия Перпетуя. Её оторвали от семьи, от ребёнка, и бросили, как преступницу, в сырую, душную тюрьму... Для бедной женщины настали мучительные дни. Низкие, мрачные своды тюрьмы давили её, а исстрадавшаяся душа матери рвалась вон из тёмных тюремных стен к оставленному ребёнку. Но только отречение от Христа могло открыть ей замкнутые двери темницы. И вот назначен день казни. Перед выходом мученицы на арену цирка, где кровожадные и голодные звери уже поджидали свою жертву и грозным рычанием выражали своё нетерпение, к ногам Перпетуи бросился престарелый отец... Он держал на руках её ребёнка и, обливаясь слезами, умолял дочь отказаться от христианства. Невинный младенец улыбается матери и своей ангельской улыбкой как бы посылает ей свой последний, прощальный привет. Ужасная минута. В сердце Перпетуи в это время со всею силою просыпается любовь к сыну, и материнское чувство вступает в борьбу с верой христианки. Вдруг, точно дыхание лёгкого ветерка, донеслись и повеяли на её душу забытые было слова Спасителя: Кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня... Порывистый, горячий поцелуй ребёнку... и мученица смело вышла на арену цирка: в ней мать была побеждена христианкой!

Когда к преподобному Пимену, подвизавшемуся в пустыне, пришли его престарелые родители, он отказался принять их, опасаясь, как бы снова не пробудилась в его сердце привязанность к родному дому и как бы любовь к близким не увлекла его из пустыни в мир.

«Видит Бог, — говорил другой святой старец, проводивший уединённую жизнь, братии, пришедшей посетить его, — что люблю вас, братия! Но не могу быть вместе с вами и с Богом!»

Выше Бога никого не было в их любви!

Любить Бога всею душою — значит любить всеми силами и способностями души, не одним только умом без участия сердца и воли. Существует немало людей, которые любят размышлять о Боге, много говорят о Нём, изучают Священное Писание, но в сердце которых нет ничего, кроме холодного любопытства. Книжники времён Господа были прекрасными знатоками библейского текста, всю жизнь проводили над его толкованием и знали Библию так, что могли безошибочно сказать, сколько раз повторяется в ней каждая буква, и однако это было холодное, чисто головное чувство, а не настоящая любовь. Обращаясь к ним, Господь прямо говорит: Знаю вас: вы не имеете в себе любви к Богу (Ин. V, 42). С другой стороны, возможно и в сердце иметь некоторое чувство влечения и даже благоговения к Богу и однако не исполнять в жизни Его заповедей. Это значит, что воля человека ещё не прониклась любовью к Богу, и потому это ещё не есть истинная любовь. Любовь к Богу всем разумением начинается тогда, когда Господь становится центром всех наших дум и когда мысль неудержимо влечётся к Нему, чем бы мы ни были заняты. Это сосредоточение помыслов в Боге достигается с большим трудом, и много стараний прилагали святые подвижники к тому, чтобы предохранить свой ум от ненужных и развлекающих впечатлений.

Этим сосредоточенным богомыслием особенно известен преподобный Арсений Великий. Удалившись в дикую пустыню, он проводил время в безмолвном уединении и почти никого не принимал. Однажды знатная, богатая римлянка, наслышавшись о подвигах и святой жизни преподобного, захотела лично видеть его. В Александрии её предостерегали, что святой Арсений не любит, чтобы нарушали его уединение; тем не менее она отправилась.

Она нашла преподобного одного в саду и бросилась к его ногам.

— Ну, вот ты добилась своего! — сказал ей с гневом Арсений. — Ты видела лицо Арсения! Скажи, зачем тебе это? Чтобы рассказывать об этом другим женщинам, которым тоже нечего делать? Разве это не тщеславие?

— Помолись за меня, святой отец! — сказала гостья. — И не забудь про меня!

— Напротив! — возразил преподобный Арсений. — Я буду молить Господа, чтобы Он совершенно изгладил твой образ из моей памяти!

Подавленная и удрученная вернулась римлянка в Александрию и поведала своё горе архиепископу.

— Поверь, дитя моё, — сказал тот, — что старец молится и будет молиться за всех нас и за тебя также... Но он хранит свой ум и сердце от всяких развлечений, чтоб углублённою любовью жить только в Боге!

Наконец, любить Бога всею крепостию, как говорит отец Иоанн Кронштадтский, «значит любить не вполсилы или слегка; когда предстоит исполнить какую-либо заповедь, исполняй её всеусердно, до поту и крови и положения жизни, если потребуется, а не лениво и вяло или неохотно».

Любить Бога всею крепостию значит прилепиться к Нему всею энергиею воли так, чтобы никакая сила не могла от Него оторвать, или, как говорит апостол Павел: Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?... Всё сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. VІІІ, 35, 37-39).

Вот один из бесконечного ряда примеров крепкой, христианской любви к Богу, которую никакая сила не могла преодолеть.

В Севастии арменской в полку воеводы Агриколы было сорок воинов-христиан одного звания, связанных между собою тесною дружбой. Когда Ликиний воздвигнул на христиан великое гонение, повсеместно было повелено солдатам принести жертвы богам. Этот приказ получили и сорок друзей.

— Мы не принесём жертв, — отвечали они.

Их бросили в темницу. Прошла неделя, и из тюрьмы воины вышли на смерть. Воевода приказал поставить мучеников обнажёнными в воду озера. Озеро было покрыто тонким льдом. Мученики, призвав имя Божие, погрузились по шею в ледяную воду. А тут же на берегу была устроена баня, из которой валил пар на застывшую воду озера.

Ужасные часы шли один за другим. Вода резала на куски бедное тело. Минула полночь; мороз всё крепчал. Один из мучеников, обессилев, вышел из воды и подошёл к бане, но как только нога его коснулась порога, он упал мёртвым. Видя его смерть, мученики стали молиться не о том, чтобы Бог прекратил муки их, а о том, чтобы дал силу перенести их. И молитва была услышана. Яркий свет точно от летнего солнца в горячий полдень облистал озеро. И этот свет победил мороз. Лёд тронулся, и под согревающими лучами чудесного света мученики стали опять здоровы и сильны. Воины, приставленные к ним, спали. Бодрствовал один только темничный сторож...

И вот он увидел блестящие лучи неведомого света и тридцать девять светлых венцов, сошедших на головы мучеников и окруживших их радужным сиянием. «Их было сорок», — подумал он, потом вспомнил об отступнике, и ему захотелось восполнить дружину.

— Я — тоже христианин! — крикнул он и присоединился к мученикам.

Наутро мученикам перебили голени, а потом собрали их тела на огромный костёр и сожгли, а кости бросили в реку. И волей Божией яркий свет белой звёздочкой светил над их могилой-рекой.

Ничто не могло отлучить их от любви Божией!

Как научиться этой любви? Как приобрести её?

Тайна эта открывается в Евангелии от Иоанна в словах Господа: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам (Ин. ХІV, 21).

С одной стороны, исполнение заповедей Божиих должно быть выражением и свидетельством нашей любви к Богу, ибо не в словах только выражается любовь. Дети мои!— пишет апостол Иоанн, — Станем любить не словом или языком, но делом и истиною (1 Ин. ІІІ, 18). Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди, — завещает Спаситель. — Кто любит Меня, тот соблюдет слово Моё... Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих (Ин. ХIV, 15, 23-24).

С другой стороны, исполнение заповедей является и средством развития любви к Богу.

Существует особый закон взаимодействия души и тела, или внутренних настроений и внешних действий. Обычно наши внешние поступки вызываются внутренними мотивами и настроениями, но, в свою очередь, и внешние действия могут сами вызывать соответствующие настроения души. Начните играть в карты или рулетку — и у вас может разгореться жажда наживы. Примите участие в каком-нибудь спорте — и незаметно для себя вы можете войти в азарт. Начните драться — и чувство жестокости или озлобления почти неизбежно охватит сердце.

Точно также и в данном случае: благотворите людям — и вы полюбите их. Исполняйте заповеди Божии, поступайте так, как будто вы уже любите Бога, будьте Ему послушны — и мало-помалу сердце ваше согреется настоящей любовью.

Отсюда закон такой: надо сначала отдаться Богу в послушании, чтобы соединиться с Ним в любви. Если заповеди Мои соблюдёте, пребудете в любви Моей, — говорит Господь (Ин. ХV, 10).

Таким образом, первую и, быть может, наиболее действительную опору для развития любви к Богу можно найти в воле человека. Другую опору следует искать в его познавательной деятельности, в уме.

Необходимо познавать Бога.

Всякий любящий... знает Бога, — свидетельствует апостол Иоанн. — Кто не любит, тот не познал Бога (1 Ин. ІV, 7-8). Следовательно, познавший Бога не может не любить Его. Особенно, познавая любовь Божию, проявленную к нам, мы воспитываем в себе чувство ответной любви.

Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас (1 Ин. ІV, 19).

Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою (1 Ин. ІІІ, 16).

Итак, познавайте Бога, познавайте любовь Его, особенно явленную в искупительной жертве Господа, положившего за нас душу Свою. Изучайте жизнь Спасителя, Его личность, Его характер, Его деятельность и учение, историю Его страданий. Перед вами откроется личность высокая, необыкновенная, святая, характер чистый, благородный, который нельзя не полюбить.

Яснее представьте себе шаг за шагом, момент за моментом всю эту удивительную жизнь: ночь Рождества... Дивного Младенца, променявшего ради нас престол неба на связку соломы... Убожество пещеры и холод ночи... Воспитание в Назарете... Бедность и необходимость упорного труда... Пост в пустыне и ужас искушения... Скитание по Палестине без Своего угла, без крова... Назойливые толпы народа, и эту постоянно кроткую улыбку... Слова милосердия и сострадания... Чудеса исцелений и благословение детей... Шпионство фарисеев и сгущающуюся всё более вокруг Него ненависть... Звон сребреников и предательство Иуды... Гефсиманию с её предсмертной тоской... Треск факелов и поцелуй предателя... Измену учеников и полное одиночество... Возмутительно жестокий и несправедливый суд... Крики возбуждённой, озлобленной толпы: Распни, распни Его! Крестный путь... Голгофу... Распятие... Последний вздох и этот предсмертный крик: Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?

И когда ярко и отчётливо пройдёт перед вами вся эта страдальческая жизнь с её позором и болью, с её унижениями и тоской, с её одиночеством и любовью и когда поймёте вы, что вас любил и жалел Он, за вас молился и страдал, — тогда острое чувство сострадания и благодарности пронижет сердце... А это — начало любви.

Наконец, великое средство развития любви к Богу, соединяющее с Ним непосредственно и дающее почувствовать сладость этого единения, — это искренняя, сердечная молитва.