Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? — с таким животрепещущим вопросом обращается богатый юноша к Господу Иисусу Христу.
Не правда ли: это самый важный, может быть, единственный вопрос в жизни, который должен быть разрешён во что бы то ни стало для каждого человека? И не чувствуем ли мы вместе с юношей, как сразу настораживается наше внимание, когда со смутным трепетом мы ждём ответа?
Знаешь заповеди, — говорит Господь, — не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать.
Обычный порядок заповедей в ответе Спасителя несколько изменён: во-первых, опущены первые четыре заповеди Закона Моисеева, говорящие об отношении человека к Богу; во-вторых, седьмая заповедь поставлена на первом месте, а пятая — в самом конце. Это объясняется, вероятно, тем, что собеседник Господа был человек, несомненно, религиозный, насколько можно судить по его ответу и по характеру самого вопроса, и, следовательно, не нуждался в напоминании об исполнении своих религиозных обязанностей по отношению к Богу; напротив, ему следовало напомнить в первую очередь те заповеди, против которых чаще всего грешит ветреная и увлекающаяся юность, и прежде всего, заповедь о целомудрии.
Учитель! — отвечал он. — Всё это сохранил я от юности моей.
Он сохранил все заповеди и тем не менее не чувствовал удовлетворения; в душе всё ещё копошился сосущий червяк сомнения — иначе он не предложил бы своего вопроса. Он был искренен в своих исканиях. Иисус, взглянув на него, — говорит евангелист, — полюбил его, а Господь не терпел лицемерия и притворства. Кроме того, вопрос о вечной жизни не был для него вопросом пустого любопытства, годным лишь на то, чтобы служить предметом отвлечённых рассуждений и словесных препирательств. Он не искушал Господа, как фарисеи. Он действительно искал вечной жизни, ибо строго исполнял заповеди и всей душой чувствовал необходимость разрешения мучащих его тяжёлых сомнений.
В нём не было уверенности в правильности пройденного пути; чего-то не хватало, а между тем он исполнил все заповеди, которые предписывал Закон. Чего же больше? Что ещё надо?
С тревогой и надеждой он ждал ответа и разъяснения мучительного недоумения. Надежда его не обманула.
Одного тебе недостаёт, — услышал он голос Того, Кто знал сокровенные мысли человека и Кому открыты были советы сердечные, — пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест.
Господь сразу определил то, что лежало тяжёлым гнётом в глубине души юноши как препятствие к дальнейшему совершенству и вечной жизни и что было неясной даже для него самого причиной тоски и неудовлетворённости.
Бедный юноша страдал привязанностью к богатству! Быть может, он и сам не сознавал всей силы этой привязанности до настоящего момента, но, несомненно, она-то и была главной язвой его души. Она отвлекала его от самоотверженного и цельного служения Богу и раздваивала его любовь между Богом и маммоной. Вся его праведность была, в конце концов, не выше фарисейской праведности чисто внешнего благочестия, и когда перед ним в упор встал вопрос, что выбрать: служение Богу и вечную жизнь или богатство, — он, смутившись... отошёл с печалью, потому что у него было большое имение.
Он выбрал маммону.
Так трудно человеку, владеющему богатством, сохранить своё сердце от яда пристрастия к этому кумиру и отказаться от привычной роскоши и комфорта! Нужно много решимости и искреннего порыва, чтобы променять всё это на бедную жизнь, полную лишений, хотя бы вдали как награда за подвиг добровольной нищеты и сиял свет вечного блаженства.
Господь сейчас же отмечает эту слабость человеческого сердца.
Как трудно, — говорит Он, — имеющим богатство войти в Царствие Божие!И так как факт владения богатством сам по себе греха не составляет, то Он прибавляет в пояснение: Дети! Как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.
Таким образом, Господь осуждает любовь и привязанность к богатству, осуждает тех, кто отдаёт сердце своё золотому кумиру и надеется на богатство более, чем на Бога.
Некоторые предполагают на основании данного евангельского эпизода, что Господь от каждого Своего последователя требует обязательного отказа от богатства, которое составляет непреодолимую преграду для вступления в Царство Божие. «Верблюд, — говорят, — никогда не может пройти сквозь игольные уши, следовательно, и Царствие Божие для богатого закрыто безусловно».
Мнение, конечно, неправильное, ибо хотя Господь и говорит о трудности спасения для богатых, но тут же прибавляет, что невозможное для естественных сил человека возможно для Бога, то есть с помощью Божиею. И мы знаем, действительно, много богатых людей, например ветхозаветных патриархов, которые по всей справедливости оказались достойными Царства Божия.
Другие придают словам Господа смысл социального правила и утверждают, что, по мысли Спасителя, совсем-де не должно быть ни богатства, ни частной собственности и что всё имущество христиан должно находиться в общем владении, подобно тому, как это было в первоначальной общине христиан, когда никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. ІV, 32).
Правда, конечно, то, что вопросы материального благополучия являются чуть ли не самым главным препятствием на пути ко спасению; правда, что большинство святых подвижников, достигших небесной славы, совершенно не связывали себя никаким имуществом, ни «куплями житейскими», но тем не менее говорить, что христианство запрещает самый принцип частной собственности, нет никаких оснований.
В Ветхом Завете, открывая волю Свою на Синае, Господь дал совершенно определённую заповедь: Не кради (Исх. ХХ, 15). Законодатель Нового Завета Иисус Христос эту заповедь снова подтверждает как раз в настоящем отрывке Евангелия, когда, обращаясь к юноше, говорит: Знаешь заповеди: ...не кради.
Раз Господь запрещает воровство, то ясно, что Он разрешает право частной собственности, потому что там, где нет личной собственности, где никто не имеет ничего своего, там не может быть и речи о воровстве, то есть присвоении чужого, ибо в этом случае, если я беру у вас рубашку, которую вы носите, или горшок, в котором вы варите щи, то я не ворую вашу вещь, так как вашего ничего нет, а беру только предмет общественного пользования, на который я имею такое же право, как и вы.
Кроме того, в жизни Господа и Его учеников мы постоянно встречаем предметы личного владения: одежду, деньги и т.п.
Но, признавая частную собственность и даже право на богатство, Господь требует совершенно другого употребления имущества, чем то, которое является вполне естественным в наших глазах, и на цели владения смотрит совершенно иначе, чем мы.
Обычно мы считаем, что наше имущество дано исключительно нам, только для нашего личного эгоистического пользования. В учении Господа мы нигде не находим такой точки зрения. О таком праве исключительного пользования Господь нигде ничего не говорит. Наоборот, в Его речах то и дело встречаются заветы противоположного характера: Продавайте имения ваши и давайте милостыню (Лк. ХІІ, 33); Подавайте... милостыню из того, что у вас есть (Лк. ХІ, 41); Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. V, 42) и т.д. Такое же повеление продать имение и раздать нищим Господь даёт и богатому юноше. Создаётся впечатление, что, допуская владение личным имуществом, Господь требует, однако, чтобы этим имуществом мы пользовались не столько для себя, сколько для благотворительности нашим нуждающимся ближним. И это действительно так. Некоторые притчи Спасителя, как, например, притчи о талантах, о неправедном домоправителе, о безумном богаче, о богаче и Лазаре, дают право думать, что Господь смотрит на богатых собственников просто как на распорядителей или приказчиков временно вверенного им имущества, о распоряжении которым они должны будут дать отчёт Богу. Если это имущество употреблено только на личные нужды и удовольствия, то им не избежать печальной участи того богача, о котором говорится в притче о бедном Лазаре.
Но какой же в этом смысл? — спросите вы. Давать человеку богатство и требовать, чтобы он тратил его не на себя, а на других? Не проще ли было наградить имуществом непосредственно тех, кто в нём нуждается? Почему это надо делать через приказчиков, которые, может быть, эту свою задачу даже и выполнить не пожелают? Во всём этом есть глубокий смысл. Духовная основа жизни есть любовь... Все заповеди заключаются в сём слове: люби ближнего твоего, как самого себя, — говорит апостол Павел (Рим. ХШ, 9). В исполнении заповеди любви к ближнему состоит высшая обязанность человека по отношению к человеку. Если я не имею любви, — то я ничто (1 Кор. ХІІІ, 2). Но любовь в высшем своём расцвете не даётся как природный дар, и, хотя зародыши любви есть в каждом сердце, развитие их зависит от характера той жизни, какую ведёт человек. Любовь можно развить, но её также можно и погасить совершенно. Дела милосердия, благотворительность, забота о других — вот лучшие средства воспитания любви. Для этой-то цели Господь и даёт человеку имущество.
Все таланты, все блага жизни, духовные и материальные, даются для целей взаимного служения, которое представляет единственный путь к развитию любви. Для этой цели мы и должны ими пользоваться. Это — великое воспитательное средство в руках Божиих. Мы черствы по своей греховной природе. Раздаяние милостыни, оказание помощи и взаимных услуг, одним словом, вся практическая деятельность любви смягчает сердце, делает для человека более понятным и близким чужое горе, рождает благодарность в сердцах тех, кто получает благодеяния, и развивает любовь в тех, кто его оказывает; в последних, быть может, даже более, чем в получающих. Если же мы задерживаем данные нам Богом средства только для себя, то этим развиваем, наоборот, эгоизм и своекорыстие, то есть нечто совершенно противоположное намерениям Божиим. Вообще говоря, средство в духовной жизни может быть обращено или в сторону добра, для Бога, или в сторону зла, для диавола, и каждый случай, где на пробу ставятся нравственные устои человека, может его или духовно укрепить, поднять выше, или, наоборот, ослабить, понизить нравственно.
Богатство, употреблённое на служение ближним, — средство нравственного подъёма и укрепления. В этом смысле принцип собственности может быть назван священным, ибо тогда он служит высшим предначертаниям Божиим.
Богатство, потраченное исключительно на себя и на свои удовольствия, — орудие греха и нравственного падения, ибо тогда его употребление противоречит воле Божией и развивает лишь себялюбие.
С другой стороны, и отношение к чужому богатству тех, кто его не имеет, может быть двояким: оно может быть правильным, нравственным, соответствующим Божественной воле, или же, наоборот, может быть ложным, безнравственным, идущим вразрез с заповедями Божиими.
Когда люди, не имеющие богатства, но пользующиеся им из чужих рук, питают к своим благотворителям чувство благодарности, которое есть не что иное, как известная форма любви, тогда этим отношением увеличивается сумма любви в мировой жизни, протягиваются новые, духовно скрепляющие связи в массе общества и выполняются Божественные законы, которыми держится жизнь. Такое отношение правильно с христианской точки зрения.
Но могут быть и другие формы отношений к чужому имуществу: зависть, дерзкая требовательность, насильственное присвоение и т.п. — отношения, которые вносят разлад, вражду, неурядицу и которые находятся в решительном противоречии с заповедями Творца и с законами жизненной гармонии. Такие отношения неправильны и безнравственны, ибо они разлагают общество.
Самую обычную форму таких отношений представляет воровство. Заповедь не кради — дана в Ветхом Завете через Моисея и составляет восьмую заповедь Синайского Законодательства.
Она подтверждена также Господом, как мы видели выше (Мк. Х, 19). В Ветхом Завете она соблюдалась очень строго, как и все вообще заповеди Моисеева Закона, и наказания за воровство были довольно суровы. В книге Исход установлены такие карательные нормы: Если кто украдёт вола или овцу и заколет или продаст, то пять волов заплатит за вола и четыре овцы за овцу. Если кто застанет вора подкапывающего и ударит его, так что он умрёт, то кровь не вменится ему; но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь. Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им (Исх. ХХІІ, 1-3). Закон, как видим, грозил за кражу не только штрафом, но и рабством, если вор не мог уплатить штрафа, и даже позволял его убить, если пойман был на краже в ночное время. В экстренных случаях преступление это каралось смертной казнью.
Когда при взятии Иерихона Ахан, сын Зары, из колена Иудина, украл из военной добычи Израиля, преданной заклятию, прекрасную Сеннаарскую одежду, двести сиклей серебра и слиток золота весом в пятьдесят сиклей, то Иисус Навин и все Израильтяне с ним взяли Ахана, сына Зарина, и серебро, и одежду, и слиток золота, и сыновей его и дочерей его, и волов его и ослов его, и овец его и шатёр его, и всё, что у него было, и вывели их [со всем] на долину Ахор... И побили его все Израильтяне камнями, и сожгли их огнём... И набросали на него большую груду камней, которая уцелела и до сего дня (Нав. VІІ, 24-26). Так строго каралось иногда воровство в древности.
Православная Церковь за некоторые формы воровства, например, за похищение свечей и елея из храма, отлучает от общения Церковного (Апост. пр. 72).
Люди высокой духовной жизни, христианские подвижники, строго хранили восьмую заповедь и чрезвычайно осторожно относились к чужой собственности, старательно оберегая себя даже от случайного присвоения того, что им не принадлежало.
Однажды авва Агафон и его ученик нашли на дороге брошенный кем-то пучок гороха.
— Авва! Благослови поднять... — сказал ученик.
— Ведь не ты это положил! — отвечал старец. — Как же ты хочешь взять то, что тебе не принадлежит?
И они прошли мимо.
Когда преподобному Исааку случалось проходить полем и ему хотелось сорвать колос, он сначала просил позволения у владельца поля и, если не находил его поблизости, то никогда не решался сделать это самовольно.
Однажды святой Зенон в жаркий, удушливый день, томясь жаждой, сорвал и съел огурец с чужого огорода. Но затем почувствовал такие сильные угрызения совести, что в наказание заставил себя три дня стоять неподвижно под палящими лучами южного солнца. К концу третьего дня святой старец изнемог совершенно и уже не мог продолжать свой покаянный подвиг. Тогда он сошёл с места, сделав самому себе нравоучение: «Зенон не может вынести не только геенского огня, но даже солнечного тепла... Итак, Зенон не должен брать ничего чужого!..»
В жизнеописании преподобного Иоанна Персянина рассказывается такой случай.
Он задолжал одному брату небольшую сумму денег и, так как не мог уплатить долг, то очень скорбел и молился Богу о помощи. Однажды, проходя пустыней, он заметил на песке золотую монету. Сначала он хотел поднять её, потом удержался и прошёл мимо. Трижды по разным поводам ему пришлось проходить тем местом, где в жёлтом песке, блестя на солнце, лежала монета и как будто дразнила его. Каждый раз его охватывало искушение воспользоваться находкой, и каждый раз он подавлял в себе это желание. Наконец, он рассказал обо всём своему духовному отцу, престарелому авве Иакову. Тот приказал объявить о находке по соседним монастырям и кельям, и только долгое время спустя, когда никто не заявил о пропаже, авва позволил преподобному Иоанну взять монету и уплатить долг, убедившись, что находка эта — дело благости Божией, откликнувшейся на молитву преподобного.
Не только прямого воровства, но и всякого обмана, связанного с материальным ущербом для других, старательно избегали люди праведной жизни.
Когда святой Епифаний Кипрский был ещё отроком, его послали однажды на рынок продавать осла. Среди шумной толпы покупателей, окружившей его, оказался один старый еврей. Он тихонько отвёл мальчика в сторону.
— Послушай, — сказал он ему, — мы веруем с тобой в одного Бога... Скажи по правде: нет ли порока в твоём осле? Стоит ли он того, что ты просишь?
— Нет, — правдиво отвечал Епифаний, — у него ноги никуда не годятся... Посмотри сам! Он показал ему испорченную ногу животного.
— Покупать не советую! — прибавил он.
То же самое говорил он и другим покупателям.
Так добросовестны и безукоризненно честны были эти святые люди.
Да и не только святые. Среди самых обыкновенных граждан западно-европейского общества честность и добросовестность в договорах и сделках разного рода считаются обязательными для каждого порядочного человека, уважающего самого себя. В некоторых странах честность жителей удивительна и необыкновенна для наших нравов.
Один русский путешественник, проезжая по Финляндии, потерял на дороге свои карманные золотые часы. Погоревав немного о пропаже, он уже хотел махнуть рукой и ехать дальше, предполагая, что горю помочь невозможно и что никто часы ему не возвратит, если они и будут найдены. К счастью, о потере узнали его спутники.
— Напрасно вы так думаете, — сказали они ему в ответ на его безнадёжные, разочарованные сетования, — заявите о пропаже в ближайший приход.
Он так и сделал: заявил пастору ближайшей церкви о потерянных часах.
— Подождите здесь до воскресенья, — сказал ему любезно пастор, — если кто-нибудь из нашего прихода поднял ваши часы, вы их получите.
Путешественник остался.
В воскресенье за богослужением во время обычного в лютеранской церкви объявления о новостях приходской жизни пастор сообщил собравшемуся народу о потере часов и просил их вернуть по принадлежности.
Часы были возвращены немедленно.
В той же Финляндии этот путешественник был чрезвычайно удивлён, когда, сдав на станции ручной багаж железнодорожному носильщику, он не получил от него никакой квитанции.
— Как же я получу назад свои вещи? — спросил он.
— Очень просто: зайдёте в багажный вагон и возьмёте.
— У вас такие порядки?
— Да.
— Ну а если кто другой возьмёт мои вещи?
— Будьте спокойны... Этого здесь не бывает.
— Как странно... но ведь это всё-таки возможно? Послушайте, а если я пойду и возьму вместо своего чужой чемодан?
— Чужой? Да на что же он вам?
— Ну... ну, если он мне больше понравится?
— То есть украдёте? — прервал носильщик резко. — Ну, на это есть суд!
И он повернулся с негодованием, давая понять, что порядочным людям и говорить об этом неприлично.
Во многих местах хозяева, уходя, не запирают дверей своих домов. До такой степени редко здесь воровство!
Какую грустную противоположность этой честности мы наблюдаем у себя в России!
Как-то во время одной из экскурсий наших учителей за границу небольшая группа русских педагогов вошла в народную английскую школу в Лондоне. Их приняли очень любезно, провели по всем классам, всё показали, всё объяснили. Некоторые из них посетили урок географии. Один из учителей заинтересовался тем, что преподаётся английским детям о России. Он взял с парты учебник географии, перелистал, нашёл раздел о Русском государстве и стал читать. И что же он прочитал?! После прекрасного и точного географического и этнографического описания страны в учебнике стояла небольшая заметка о национальном характере русских, заставившая его покраснеть от стыда до корней волос: «Отличительная особенность русских — это бесчестность».
Такова характеристика русского народа, которую заучивают английские школьники.
Но как бы то ни было, можно краснеть от подобной характеристики, которую дают нам иностранцы, но нельзя не сознаться, что она недалека от правды.
На лондонской бирже существует так называемая чёрная доска, на которую заносятся фамилии недобросовестных фирм и коммерсантов, с которыми нельзя иметь дело. Преобладают русские фамилии.
Чего стоят одни русские пословицы, выражающие взгляд народа на честность, особенно в торговых делах: «Не обманешь — не продашь», «От трудов праведных не наживёшь палат каменных», «Пусти душу в ад — вот и будешь богат». И что всего хуже, в этих пословицах не ирония видна, не насмешка, а совершенно спокойное, можно сказать, идейное оправдание плутовства.
В порядочном обществе как-то даже неловко доказывать, что не следует красть, а между тем чрезвычайно многие из нас, особенно за последнее время, развратились до такой степени, что серьёзно нуждаются в таких доказательствах. Многие смотрят на чужую собственность с точки зрения того жулика, который на вопрос о профессии отвечал:
— Я — лекарь... Да, лекарь: лечу общественные недуги и занимаюсь более справедливым распределением ценностей по карманам!..
Легкомысленное, выражаясь мягко, отношение к присвоению чужого у нас необычайно велико, велико до преступности и грозит стать повальною болезнью. По-видимому, большинство держится здесь правила: «Воруй, да не попадайся», «Не пойман — не вор». Внутренних же устоев честности в народе очень мало.
Между тем, не говоря уже о том, что воровство является нарушением заповеди Божией, простые практические наблюдения говорят против него. Краденое редко идёт впрок, и что легко нажито, легко и проживается. Как говорит святитель Тихон Задонский: «Нажитое неправдой протекает, как вода сквозь пальцы... Пытаться увеличить своё благосостояние на чужой счёт — значит черпать воду решетом».
Несколько лет тому назад на Волге около Богородского разбило бурей баржу с ватой. Сбежались крестьяне окрестных деревень и растащили с разбитой баржи всю вату. Так как вата была подмочена, то её разложили на крышах домов для просушки: но сырая вата, как известно, обладает способностью самовозгорания, и, разложенная по крышам, она быстро воспламенилась. Начался пожар, от которого сгорело сорок пять дворов. Тогда только крестьяне поняли свой грех и в страхе побросали свою добычу в Волгу, к сожалению, слишком поздно!
Автор жизнеописания святителя Василия Нового, Григорий, рассказывает о себе такой случай.
Однажды, остановившись во время путешествия в гостинице, он нашёл здесь пояс, забытый проезжими купцами, и взял его себе. Напрасно вернувшиеся с дороги купцы искали пояс всюду в гостинице. Григорий утаил свою находку. И что же?.. Вскоре после этого он потерял собственный пояс, вышитый золотом да ещё с деньгами, зашитыми в нём. Когда, вразумлённый этим происшествием, он скорбел и каялся, явился ему во сне святой Василий с разбитым горшком и, указывая на него, сказал: «Если кто украдёт даже это, то потеряет здесь вчетверо... А если нет у него имения, то вчетверо увеличатся его мучения в будущем».
Бесчестность особенно пагубно сказывается в общественной деятельности и в государственной жизни, рождая взаимное недоверие и подозрительность, разлагающие общество. Воровство здесь принимает едва ли не худшую форму — казнокрадства, составляющего, по-видимому, широко распространенный грех среди русского служащего класса. Ещё при Петре Великом, когда, раздражённый постоянным взяточничеством и воровством служилых людей, царь грозил им строгим наказанием до смертной казни включительно, один из видных вельмож того времени, Ягужинский, совершенно откровенно заметил:
— Ваше Величество, может быть, один хотите царствовать? Ведь мы все воруем: одни — больше, другие — меньше.
А между тем эта бесчестность в общественном или государственном деле грозит самыми серьёзными последствиями. Это уже своего рода саморазрушение или саморазложение общественного организма. Государство тогда представляет гигантский муравейник, где каждый муравей, стремясь поживиться, растаскивает государственное достояние в свою норку, на свою потребу. Нетрудно видеть результат такого процесса: общее достояние скоро будет разграблено, государство экономически развалится, и наступит рано или поздно такое время, когда и воровать будет нечего и не у кого. Экономическая жизнь упрётся в тупик.
Наконец, бесчестность позорит народ, позорит и дискредитирует его верования и идеалы в глазах других народов, даже более низких культурно. Народ теряет тогда право на уважение и не может более исполнять свою христианскую миссию обращения и просвещения других племен, на что давало бы ему право величие исповедуемой им религии.
Как горько читать, например, такие рассказы:
«Молодой миссионер-монах держит речь перед собранием язычников Тибета. С жаром и горячим одушевлением говорит молодой инок о нашем Спасителе, о Его страданиях, искупивших грех человека, о Его великой любви к людям, о Его дивном учении, приносящем в жизнь свет и счастье, о вечном блаженстве и т.д. Внимательно и задумчиво слушают проповедника ламы-жрецы, ни одним звуком не прерывая его речи: восточный этикет строг.
Наконец миссионер кончил. Медленно и величаво из круга слушателей поднимается старый лама. Он низко, по-восточному, кланяется, скрестивши на груди руки, и начинает ответную речь: “Мы с великой любовью выслушали нашего брата, выслушали его прекрасную речь о Христе Спасителе, учившем любить друг друга и жертвовать собою для других... Да, Христос выше, шире, светлее Будды. Его учение бесконечно лучше и может составить счастье человечества. Надо быть глупым слепцом, чтобы этого не видеть и не понять. Рай был бы на земле, если б исполняли Его учение... Но где исполнители? Мы их не видим и не находим, и ваш народ, обладающий столь великой религией, не стал от этого ни лучше, ни счастливее. Мы со своими скромными верованиями были лучше вас. Мы не знали Христа, но были честны, прямодушны, правдивы, целомудренны, трезвы... Мы не знали замков, и можно было положить на дороге кошелёк с золотыми монетами в уверенности, что никто его не тронет. Воровство было не слыхано в нашей земле до тех пор, пока не пришли вы. Вы принесли к нам пьянство, разврат, бесчестность. Вместе с вами появились злоба, ненависть, воровство. Начались преступления всякого рода. Явилось недоверие и замки. Нашего честного, доброго народа узнать нельзя. Наша молодёжь гибнет от распутства и пьянства. Вы сделали нас несчастными с вашим Христом...»
Так говорил старый лама.
«Я чувствовал себя оплёванным, — прибавляет миссионер, — никогда в жизни не переживал я более глубокой скорби, как тогда, внутренне сознавая, что старый жрец прав и что сияющее знамя Христа втоптано в грязь недостойною жизнью и пороками того народа, которому оно было вверено».
Да, великое счастье быть христианином, но это великое звание налагает и великие обязанности.
Умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, — завещает апостол Павел (Еф. ІV, 1).
Вы скажете: да ведь мы не воруем и в бесчестности нас нельзя упрекнуть!..
Так ли? Проверьте свою жизнь: нет ли там фактов мелкого хищения? Зачитанная книга, не возвращённая сдача просчитавшегося приказчика, вырубленное в лесу дерево, яблоко, сорванное мимоходом в чужом саду, присвоенная находка и т.п. — ведь это тоже воровство. Пусть это кажется нам мелочью, но от этого развивается постепенно привычка небрежного, легкомысленного отношения к чужой собственности, и на почве этой привычки при случае вырастут и крупные грехи. Мелкая пыль, накапливаясь годами, может засорить и остановить весь механизм духовной жизни.
Поэтому будьте строги и внимательны к мелочам. Воровство всегда есть воровство — украдёте ли вы миллион или не возвратите найденную копейку. А Господь определённо говорит: не кради.