7 мая 1929 г.[1]
Заказное
В[еликий] Устюг, Красная Слобода,
дом БУБНОВОЙ № 51
архиепископу Николаю Добронравову из Стародуба от <...>
Святая Пасха 1929 г. 24-го апреля... своим чувством я постарался в пасхальную ночь слиться душою со всеми своими близкими и далекими друзьями. Когда я мысленно перенесся за полярный круг, внутри меня даже что-то заклокотало, и я очень взволновался, представивши себе картину жизни двух митрополитов и проч[ей] братии нашей.
А теперь я тут, духовно таинствую: с Лаз[аревой] Суб[боты] непрерывно служил и весь пост живо участвовал во всех службах, кои в одном из местных храмов, при очень добром, хотя и молодом иерее исполняются благолепно, при постоянном моем личном руководстве. В сем же храме постепенно сосредоточилось все то, что еще осталось живого в местном церковном обществе.
Теперь, дорогой владыко, я предполагаю уклониться от служения вовсе, пока не уяснится ихнее церковное положение.
Обращение Прокопия и Амвросия я имею давно, и даже хотел В[ам] выслать копию. Меня поразило то обстоятельство, что мои убогие мысли и начинания вполне совпадали с мыслями и настроениями тех, хотя мы и были совершенно разобщены. Еще удивительно то, что мы, точно сговорившись, почти одновременно послали свои протесты митрополиту Сергию (копию своего я вышлю В[ашему] В[ысокопреосвященст]ву). Теперь для меня крайне интересно было бы получить копию их протеста для проверки собственного. Ох, владыко дорогой, как я мучаюсь иногда тем, что не имею здесь никого, с кем бы мог поделиться своими мыслями, посоветоваться в важных случаях.
Киевские святые отцы очень сочувствуют моим планам, но профессор Экземплярский[2], например, находит, что все обращения к митрополиту Сергию совершенно бесцельны, ибо митр[ополит] Сергий так далеко зашел уже, что ему и возврата нет и что продолжение связи с ним лишь углубляет болото. Помните, Владыко, каким видом приехал ко мне Миша[3]. Вот таким же видом и мною предположена отправка, и я уверен, что Господь благословит начинания. Помолитесь о сем и благословите, может быть, к Николе еще коснетесь этого вопроса. Не позже....
Из новостей литературы есть у меня большое письмо Киевских архипастырей и святых отцов, но оно меня в своем многословии не удовлетворило. Называется это письмо «почему мы не отделяемся»[4]. Чтобы все же дать приложение, к своему письму прилагаю «наставление старца Алексия, монаха». От Ивана Ивановича[5] получил постом громадное письмо, ему посылаю обращение и послание митр[ополита] Петра от 1-го Января 1927 г.[6]
Своего архиерея[7] я совершенно не поминаю, да и никто его вокруг не поминает. С одной стороны, полная терпимость в отношении непримиримых (даже в монастыре, где он служит, некоторые отцы никогда не служат), с другой стороны, его постоянная защита митрополита Сергия и его активность многих оттолкнула от него, и по всей епархии есть места, где его вовсе не хотят поминать, несмотря на мои требования. Один очень хороший батюшка пишет мне: «Если вы, владыко, требуете поминать А.П.[?], то я предпочту вовсе уйти от службы». Мне он присылает регулярно небольшую помощь, а там рассылает на основании беззаконного Киевского акта, о прекращении поминовения моего имени[8].
Вот, Ваше Высокопреосвященство, почему я придаю такое значение поездке[9]. Тогда определится положение, для всех станет ясным позиция тех и других. Я получил от некоторых собратий ссыльных и от профессора Галахова одобрение своим планам и просьбу действовать и от их имени.
Очень буду ждать следующего В[ашего] письма, может быть, с приложением тезисов.
Здесь у нас началось тепло, только на пасху посевы запоздали на полтора м[еся]ца, озимые во многих местах погибли. В Херсонской губ[ернии] холод, и по деревням открылись столовки, пшеничная мука 25 р[ублей] пуд, на яровые посевы плохая надежда, у многих хозяев крайне подавленное настроение. Добровольная сдача излишков хлеба сделала то, что у многих крестьян нет хлеба, чтобы дотянуть до нового урожая, зато «красные обозы» встречали с музыкой. Галахов сообщает о необычайно теплой зиме там и на почве сего поголовном заболевании гриппом. Епископ Макарий (Кир[?]) сообщает, что запрещено отпускать им продукты из кооператива. Дурацкие процессии безбожников на пасху почти всюду провалились, в Стародубе со скандалами и разбитыми черепами1. У меня все время гости, без кавычек, и живет у меня старушка мамаша. Кругом крепко стали лаять на меня собаки. Были усиленные разговоры не дать мне служить и арестовать еще в великий четверг. Пока Господь хранит. Вероятно, господам самим некогда.
[Подпись Е.Д.]
Верно: п[омощник] уполномоченного] (Свикис)
[1] Поскольку Пасха в 1929 г. приходилась на 22 апреля (5 мая), можно предполагать, что священномученик Дамаскин датирует письмо по старому стилю — 24 апреля (7 мая).
[2] В копии ошибочно: Экземильский.
[3] Возможно, имеется в виду Михаил Золотарев, бывший послушник епископа Дамаскина.
[4] Документ имеет подзаголовок: «Ответ вопрошающим со стороны тех, кто не приемлет декларации и административных деяний митрополита Сергия в то же время не прекращает с ним молитвенно-канонического общения». Копия имеется в деле епископа Дамаскина (Архив УФСБ по Брянской обл. П-8979. Т.1. Л.97-110 об.).
[5] Имеется в виду епископ Чистопольский Иоасаф (Удалов).
[6] Так называемое «Пермское» послание святого митрополита Петра об упразднении коллегии, образованной архиепископом Григорием (Яцковским) (см.: Акты... С.92-493).
[7] Примечание следователя Свикиса: «Брянского Матвея».
[8] Примечание следователя Свикиса: «Речь идет о деятельности Брянского епископа Матвея».
[9] Возможно, владыка Дамаскин имеет в виду посылку гонцов к митрополиту Петру.
[10] Примечание следователя Свикиса: «Последнее неправдоподобно».