Господь сказал: на камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18), и Святая Православная Церковь непоколебимо стоит, всегда стояла и будет стоять по непреложному слову Господа до скончания века. Сколько было нападений на Святую Церковь! То ее думали сдвинуть с истинного пути навязыванием новых догматов (на Западе); то ее старались лишить богоучрежденной иерархии, Таинств, чрез которые подается верующим благодать Божия (протестанты, наши раскольники); то кознями врага рода человеческого жизнь верующих доходила до крайнего развращения, так что готово было уже со стороны неверующих обвинение, будто бы Церковь не улучшает жизни людей, а потому и не истинна. Но никакие силы ада доселе не подвинули Святой Православной Церкви Христовой. Она продолжает строго содержать апостольское, подтвержденное и закрепленное Вселенскими соборами вероучение; она имеет Таинства, в которых преподается богоучрежденной иерархией верующим благодать Божия, без которой невозможно нам спастись; она не перестает выдвигать со стороны своих членов необычайные образцы добродетельной жизни — признак, что Церковь не утратила своей правоспособности — воспитывать верующих и доводить их до совершенства.
Свята, соборна и истинна Православная Церковь! Слава же Милосердному Господу, что Он сподобил и нас быть в ее ограде. Кажется, нам остается только внимать учению Церкви, пользоваться подаваемою ею благодатию и спасаться. Но нет, много среди нас есть людей маловерующих, осуждающих Святую Церковь, а то и совсем ее оставляющих. Где же причины этому печальному явлению? Причины эти надо искать в нас самих, часто слабых умом и сердцем.
И прежде всего причиной неверия являются наше вольномыслие, невдумчивость, несерьезность. Кто не знает, как многие из нас, не имея основательных познаний в истинах веры, только следуя моде, по своему легкомыслию отрицают религию. Встретится невер, станет судить, глумиться над всем святым, и мы за ним. До этого времени мы довольствовались своею верою, но вот случай, и мы готовы продать ее.
В житии преподобного Паисия Великого[42] рассказывается следующее. Один из учеников преподобного отправился однажды из пустыни в город для продажи своих рукоделий. Дорогой случайно с ним встретился еврей и стал ему спутником. Видя простоту инока и вступив с ним в разговор, еврей начал отвергать божественное достоинство Спасителя. Слыша нечестивые слова, инок не только не отвратил слуха своего от них, но даже с любопытством и как бы с доверием внимал злохулению неверного. Вынужденный наконец к ответу, инок от неразумения сказал: «Может быть, это и справедливо, что ты говоришь», так, по легкомыслию, он отрекся от Христа. Не то же ли самое часто бывает с нами? Сколько у нас легкомыслия относительно веры! Стоит хорошему нашему знакомому, другу, важному какому человеку дурно отозваться о вере, и мы, в угоду ему, готовы его поддержать, боясь его обидеть, боясь показать себя отсталыми людьми, тогда как прогневать Господа своею изменою мы не боимся. О легкомыслие и неразумие наше! Как оно пагубно и неизвинительно в деле веры. Здесь нужна стойкость, непоколебимость, ибо вопрос веры — вопрос жизни или смерти, спасения или погибели нашей души.
Пришли однажды к преподобному Агафону[43] искусители и стали ему говорить: «Ты, авва, блудник, гордец, пустослов, клеветник». — «Да, правда, братия, я таков». «Ты, авва, — продолжали те же искусители, — еретик». — «Нет, подождите, с этим я не соглашусь, я не еретик». Удивились искусители этому ответу преподобного и спросили: «Почему ты на все прежние вопросы соглашался, а с последним нет и даже, видимо, оскорбился?» — «Потому, — отвечал преподобный, — что первые пороки я признаю за собою и это признание полезно душе моей, а еретиком я не согласен быть, ибо это значило бы находиться в отлучении от Бога, а отлученным от Него я быть не хочу, напротив, всегда желаю быть с моим Господом и от Него не отступлю».
Вот нам пример для подражания. Нас постоянно искушают, кругом нас поводы, мотивы к отречению от Христа, от веры, но мы должны быть стойкими, должны быть всегда готовыми дать такой ответ соблазнителям: мы дорожим своею верою, мы не позволим глумиться над нею, наша вера свята и истинна!
Далее, второю причиною неверия являете порочная развращенная жизнь. Вера, религия — дело высокое, святое, небесное. Чтобы их понимать, нужно иметь для этого соответствующие средства. Слепой не поймет света, глухой звука, развращенный — высоких нравственных истин. Кое общение свету ко тьме (2 Кор.6:14), говорит Слово Божие. Как может понять, оценить добро тот, у кого совесть заглушена, кто погружен в бездну страстей, — ведь последние застилают духовные очи его. В злохудожную душу не внидет премудрость (Прем.1:4). Нужен душевный переворот, нужно просветление, каким может явиться только покаяние, сокрушение, слезы умиления, чтобы духовно прозреть и восчувствовать добро. Опыт говорит, что порочная жизнь и неверие находятся в связи. Развилось неверие в обществе — значит, низко оно стоит в нравственном отношении: сильна вера — процветает и христианская жизнь.
Вот и теперь, мы все жалуемся на упадок нравов, на развращение, — значит, слаба у нас вера. И действительно, кто не знает, как у нас теперь осмеивается, попирается, отрицается все святое, все церковное. Люди, обратившиеся на путь покаяния, сознаются, что прежде в греховном своем состоянии они считали очень многое непредосудительным, негреховным; это же самое, в просвещенном верою сознании их, при свете Евангелия, кажется дурным. Чего раньше они не понимали в области нравственных истин, то, после исправления и покаяния, делается для них ясным. На очищении сердца основано и постепенное восхождение по пути высшего духовного ведения, духовного созерцания подвижников.
Наконец, причиною неверия является большое доверие силам разума, гордость ума. Апостол Павел говорит: разум кичит (1 Кор.8:1). Мы возгордились своими познаниями, своим умом и готовы все истолковать разумом. Особенно часто впадают в гордость ума люди, от природы одаренные обширными способностями. При исследовании истин христианских они принимают за правило советоваться только со своим собственным разумом, признавать истинным только то, что не превышает их понятий. Признавай, говорят они, только то, что внушает тебе здравый рассудок и собственное внутреннее чувство совести. Авторитета Церкви, мнения других людей, даже просиявших в вере и благочестии, они не признают, ибо они слишком горды своею ученостию, своими познаниями, чтобы воспринимать что-либо совне.
А между тем забывают они ту истину, что как много значат в деле нашего миросозерцания склад ума, настроение, воспитание, личные особенности характера. Иной раз не потому я так думаю, что это истинно и иначе думать нельзя, а потому, что моя натура, духовные особенности склоняют меня к тому или другому мышлению, — отсюда возможны собственные измышления. Часто нам нужен высший авторитет, а в деле веры, если мы желаем быть непогрешимыми, безусловно необходимо братское общение в союзе со Святой Церковию. Как важно для выяснения и правильного уразумения истин веры это общение, можно видеть из следующего примера, записанного в отечнике.
Один старец провел семьдесят недель в посту, употребляя пищу только однажды в неделю. Он постился, ибо просил у Бога, чтобы открыто было ему лично значение некоторого изречения в Священном Писании, но Бог не открывал ему. Видя это, старец сказал сам в себе: «Вот я подъял немалый труд и ничего не успел; пойду лучше к брату моему и спрошу его». Когда он вышел из келии и запер за собою дверь, послан был к нему от Господа Ангел, который сказал ему: «Семьдесят недель, проведенные тобою в посте, не приблизили тебя к Богу, потому что ты горд был своим умом, своею праведностию, но теперь же, когда ты смирился и вознамерился идти для вопроса и совета к брату своему, я послан к тебе истолковать значение изречения».
Не то же ли самое можно применить к нашим неверующим мыслителям? Они, гордые своим умом, не хотят прислушиваться ни к голосу Святой Церкви, ни к святоотческим писаниям, толкуют веру самолично, не сознавая того, что истина часто бывает далеко сокрыта от них Господом.
И в этом-то самоличном толковании они доходят до отрицания истины нашей святой веры, доходят до неверия — как граф Толстой и подобные ему гордые мыслители. От них-то и распространилось у нас повсюду неверие. Но спросите самих неверующих, находят ли они успокоение, удовлетворение в своем неверии, пусть они скажут нам по совести. Гордость, конечно, многим воспрепятствует сознаться, открыть состояние своего духа, однако, немало есть примеров, когда неверующие, большею частию под влиянием особенных, чрезвычайных обстоятельств жизни, прорывались и обнаруживали все свое душевное состояние. А душевное состояние неверующих бывает самое ужасное. Это часто люди мнительные. Потеряв истинную веру, они впадают в массу суеверий. Это часто люди, у которых стоит сломить гордость, и они готовы поступиться тем, что проповедовали.
Про одного неверующего нам пришлось читать. Однажды был он неожиданно позван к одру умирающей любимой дочери. Неверующий подошел к смертному одру своей дочери, воспитанной матерью в духе Святого Евангелия, и с глубокою горестию взял холодеющую руку своей любимицы. Тогда дочь еще раз приподнялась на своем ложе и сказала: «Отец! Я умираю. Скажи же мне в последний раз, как я должна умереть: веруя ли в то, чему учил ты, или чему учила меня покойная мать?» Неверующий подумал с минуту и сказал: «Верь в то, чему научила тебя твоя мать».
В 29-м номере Синодальных Церковных Ведомостей за 1905 год в извлечении из Тульских Епархиальных Ведомостей передаются следующие обстоятельства кончины графа Сергея Н<иколаевича> Толстого, родного брата Льва Н.Толстого. Будучи неверующим, как и брат, Сергей Н. перед кончиной мучим был страхом смерти. Местный священник увещевал его по-христиански приготовиться к смерти — поисповедаться и причаститься Святых Животворящих Тайн Христовых. Граф долго не соглашался, видимо, стыдясь брата. Но вот пришел еще раз священник незадолго до смерти Сергея Н. и снова спрашивает его: «Ну, что, граф, решили (причаститься)?» — «Да, батюшка, решил. И знаете ли что? Брат одобрил мое намерение: «Что же? Очень хорошо сделаешь», — сказал мне Лев». И затем, когда верующая сестра графа Льва Н. благодарила последнего за одобрение умершему брату причаститься, граф Лев Н. при этом разрыдался и поспешил удалиться в другую комнату.
Что означают слова графа: «Что же, очень хорошо сделаешь» и эти его рыдания? Оплакивал ли граф изменника-брата, теперь безвозвратно погибшего для него, или, может быть, в тайнике души его заговорило что-то другое? Быть может, даже блеснуло у него сознание, что он теперь чужой для Церкви, для русских, почувствовал, что в протекшей его жизни с ним произошло нечто особенное, что он что-то потерял, потерял то, чем пользуются для своего утешения другие, близкие даже ему люди. Несомненно только то, что всякий неверующий в глубине своей души носит много нерешенных вопросов, много сомнений.
Были случаи, когда у неверующих вдруг являлась мысль, а что если справедливо то, что говорит Библия, а что если есть ад, вечные мучения, при чем я тогда останусь, и эти вопросы у иных вызывали тяжелое, угнетенное состояние духа. И в самом деле, отвергая Бога, вечную жизнь, они должны наследовать ад со всеми его ужасами! Покойный митрополит Филарет Московский так увещевал неверующих: веря вечному мучению и сообразно с сею верою располагая дела свои, мы ничего не теряем, если бы даже наша вера оказалась тщетною, но смеясь над верою и отвергая ее, мы подвергаем себя опасности наследовать вечное мучение, а каково нам тогда будет?
Да, не позавидуешь положению неверующих! Им готовится в загробной жизни осуждение, да и в сей жизни они уже получают некоторую долю мздовоздаяния, ибо часто их поражает ужасная душевная мука, тревога, убийственное изнеможение духа, недовольство всем окружающим, оцепенение всех душевных сил, страшная предсмертная туга. Один известный неверующий (Вольтер[44]), который при жизни хвалился, что он своими сочинениями, своим умом истребит христианство, на смертном одре испытывал ужасный страх. Он в отчаянии умолял врача продлить еще немного ему жизнь, ибо он чувствовал, что ему принадлежит ад.
Тяжело неверие, и наоборот, как спасительна вера! Последняя и в сей жизни нас утешает, успокаивает и в будущей готовит нам небесный чертог. Пребудем же, братие, послушными, верующими чадами нашей Святой Соборной Апостольской Православной Церкви. А кто не хочет быть покорным сыном ее, тот выслушай грозное слово Самого Господа — Главы Церкви: Аще Церковь преслушает брат твой, буди тебе якоже язычник и мытарь! (Ср.: Мф.18:17). Господь поручил Церкви дело нашего спасения и потому всякое самочиние в сем деле ведет прямо к погибели. «Кто Церкви не слушает, тот не есть сын Церкви; кто не сын Церкви, тому Христос не пастырь; кому Христос не пастырь, тот не Христова овца; кто не Христова овца, тот напрасно ожидает вечной жизни». «Хочешь спастись, — поучает святитель Иоанн Златоуст, — пребывай в Церкви, и она не выдаст тебя; Церковь есть ограда, если ты внутри сей ограды, то тебя не тронет волк; а если выйдешь вон, то будешь похищен зверем. Не уклоняйся же Церкви: нет ничего в мире сильнее ее. Она твоя надежда, в ней твое спасение». «Как без корабля, — говорит святой отец Киприан, — нельзя переплыть море и достигнуть пристанища благоотишного, так нельзя без повиновения учению Православной Церкви достигнуть спасения душевного. Ее возлюби, как матерь, ей повинуйся и само Слово Божие бойся толковать по-своему. Ей даны разумения, и она одна непогрешимая истолковательница его. Помни: “кому Церковь не мать, тому Бог не отец”». Аминь.
Что вам, возлюбленные братие и сестры, пожелать в жизни? И что может пожелать вам пастырь Христовой Церкви с Святым Евангелием в руках, долженствующий проповедовать правду Божию на земле? Несомненно — наилучшего в мире счастия. Но где оно? Дает ли нам его наша настоящая, так называемая, мирская жизнь? Далеко нет. Вот черты этой жизни. Прежде всего, мы всю заботу полагаем в том, чтобы обставить себя удобно, приятно, чтобы обеспечить себя материально. Некоторые из нас действительно успевают достигать внешних удобств жизни, и эти люди кажутся нам счастливыми, на деле же часто бывает не так. Внешнее благополучие не обеспечивает нас от болезней, семейных огорчений и разного рода нравственных страданий, во множестве нас посещающих при всякой обстановке жизни, не говоря уже о том, что самое это искание мирского счастия сопряжено с большими неприятностями, волнениями и опасностями. Все это создает ту мирскую суету, которая так часто нас одолевает и совершенно расстраивает.
Вторую особенность современной жизни составляет сильный упадок религии, безверие. По-видимому, без религии человек свободен, не связан никакими обязательствами и может жить как ему хочется, жить в свое удовольствие. Но результатом безверия является страшное развитие пороков и преступлений, когда люди начинают друг друга грабить, убивать, когда они впадают в разврат, в нравственное и физическое бессилие. Это ли опять счастие? Будучи невыносим для ближних, развращенный человек и в своей душе постоянно носит тугу в виде отчаяния, ненависти ко всем и сатанинской гордости. Такова теперь мирская жизнь, суетная и развращенная. Не в ней, конечно, наше счастие.
Но, возлюбленные, вы, быть может, знаете, что есть еще духовная жизнь, может быть, приходилось вам слышать выражение: «этот человек духовной жизни». Что же это за жизнь? Вдумаемся, не в ней ли наше счастие? Духовная жизнь — это когда человек верует в Бога, когда он живет добродетельно, когда он милостив, доброжелателен, кроток, смирен, любвеобилен, приветлив, воздержан, целомудрен и трезв. Духовная жизнь соответствует человеку как нравственному, богоподобному существу. Помимо этого, люди, пожившие добродетельною жизнию, говорят, что она приносит душе великое утешение, великую сладость, мир и успокоение. Она регулирует и нашу внешнюю мирскую жизнь, в которой нам приходится вращаться. Правда, мы не испытали, не знаем духовной жизни, ибо немощны и греховны, но мы все, как носящие от Святого Крещения дух благодати Христовой, можем, по крайней мере отчасти, чувствовать сладость этой духовной жизни.
Вспомните, когда вы обогреете сироту и убогого, когда спасете утопающего, когда утешите, успокоите убитого горем, когда выручите из беды брата или иное добро сделаете, не наполняется ли тогда ваша душа, ваше сердце мирным, отрадным настроением? Это и есть плод духовной жизни человека. А если ты верный сын Святой Церкви, если ты религиозен, то еще больше имеешь случаев испытать сладость духовной жизни. Вспомни, когда ты от души, со слезами помолишься, когда искренно поговеешь, поисповедуешься и причастишься Святых Животворящих Тайн Христовых, когда в праздник побываешь в храме Божием, когда в семье, дома, этот праздник встречаешь с верою и любовию к Господу — не успокаивается ли в то время твоя душа от всякого рода волнений, не чувствуешь ли ты тогда духовной радости, мира и утешения? И это опять следы твоей духовной жизни.
Духовная жизнь, о, это великое счастие, великое благо для человека-христианина!.. Если там, в мирской жизни, суета, беспокойства и треволнения, то здесь мир, тишина и успокоение; если там злоба, вражда и ненависть, то здесь кротость, любовь и доброжелательство; если там разнузданность, порок и развращение, то здесь сдержанность, добро и чистота; если там тоска, душевная туга и отчаяние, то здесь благодушие, радость и надежда!..
Этой-то духовной жизни я от всей души вам, возлюбленные, и желаю как высшего и наилучшего счастия для человека-христианина. Но недостаточно пожелать, нужно указать и средства к приобретению, достижению его, ибо в противном случае наши благопожелания будут неполны, безжизненны. Как если бы мы, увидав немощного, больного, бедного, пожелали бы ему только на словах здоровья, средств к жизни и не оказали бы ему существенной, материальной помощи, то наше участие было бы неполно, так и в данном случае. Недостаточно пожелать вам, возлюбленные, духовного блага, но позвольте от опыта богомудрых отцев предложить, хотя вкратце, некоторые средства и к приобретению его.
Прежде всего, в духовной жизни большое значение имеет внимание к себе, бдительность над своим сердцем. Во всем нужно руководствоваться здравым рассуждением и всему производить внутреннюю оценку. У каждого из нас в душевной жизни есть два начала, два течения — одно, очень сильное, ко всему нравственно дурному; другое течение, часто даже не течение, а просто сознание, да и то притуплённое, чего-то лучшего, доброго, нравственно хорошего. Вдумавшись в себя, мы уже вследствие природной наклонности к добру можем сознать, почувствовать: доброе или дурное мы подумали, сделали. Если же мы храним веру в Бога и пользуемся благодатными средствами, преподаваемыми нам Святою Церковию в Таинствах, то это чувство различия у нас бывает еще тоньше, еще сильнее.
И вот это-то внимание к себе, соединенное с различием доброго от злого, имеет величайшее значение в духовной жизни, в деле выработки доброго настроения. Нашу внутреннюю наклонность ко греху хорошо сравнить с злокачественной раной. Как рана от нерадения, медицинского недосмотра может затянуться и заразить все тело, а потому рану лучше держать открытой, дабы постоянно ее видеть и излечивать пластырем и другими средствами, так и грех — эта душевная рана, от нашего невнимания, забвения может скрыться от духовного зрения и нравственно развратить все наше существо. Постоянное же внимание к внутреннему состоянию не дает возможности скрываться нашим немощам. При внимании к себе они — эти немощи, для нас открыты, ясны — остается только их излечивать.
Но трудно поддерживать уже самое внимание к себе. Здесь можно предложить следующие советы. Ежедневно вечером, после вечерних молитв или на ложе хорошо подводить итог прожитому в течение дня: «Положи, — сказано в молитвослове после вечерних молитв, — слово с самим тобою, и испытание сотвори совести твоея, преходя и подробну изсчитая вся часы дневныя, начен от времене, когда возстал еси от одра твоего, и приводя себе на память: камо ходил еси; что творил еси, кому; и что собеседовал еси; и вся твоя деяния, словеса и помышления, от утра даже до вечера тобою произнесенная, со всяким опасением испытай, и воспоминай». Полезно также, кто может, вести дневник своей внутренней жизни, как делал это достоуважаемый наш пастырь отец Иоанн Кронштадтский и делают другие, ревнующие о благочестии христиане. Вот и еще правило для внимательной жизни — меньше говорить, а больше думать, меньше суетиться и разбрасываться, а больше иметь прилежания к начатому делу.
Если трудно поддерживать внимание к своему внутреннему состоянию, то еще труднее бороться и искоренять замеченные недочеты, немощи и грехи. И тут полезны советы духовно-опытных людей. Прежде всего, нужно постоянное самоукорение — подумал, сделал что-либо дурное, укори себя в этом. Самоукорением подавляются греховные наклонности наши. Сегодня сознай и укори себя в дурной привычке, завтра и т.д., смотришь — и эта привычка все меньше и меньше станет тебя беспокоить. Хорошо, далее, духовное руководство, или, что называется в обителях, старчество — открытие помыслов. Прошел день в этих обителях, и братия направляются к своим духовникам и им без утайки рассказывают все свое душевное настроение. Открытие помыслов есть постоянное очищение сердца от всего греховного, дурного. Как если ежедневно выметать от сора дом, горницу, они будут постоянно чисты и опрятны, так если и часто открываться в своих грехах, сердце наше будет чисто и спокойно.
И действительно, опыт хорошо подтверждает это. В обителях, где есть старчество, братия приобретают ровное, спокойное, мирное, серьезное, бесстрастное, высокое настроение духа. Это невольно подмечается, чувствуется и посетителями тех обителей. Здесь не заметишь ни злобы, ни зависти, ни насмешки, ни осуждения, а только поистине братское, мирное отношение между собою и ко всем ближним. Но вы скажете: кому в миру открываться в своих помыслах? Апостол говорит: Исповедуйте друг другу согрешения ваша (Иак.5:16). Можно открывать свою душу родным, друзьям и добрым людям. Не мешает, правда, здесь иметь осторожность, дабы наше доброе намерение не обратилось во зло, дабы не подвергнуться насмешкам и неприятностям. Лучше поэтому открываться преданным и доброжелательным нам людям. Но мы знали одного доброго юношу, учащегося, который вел дневник своего душевного состояния, причем оставлял его у себя на столе в общей занятой комнате, где каждый товарищ мог этим дневником интересоваться — брать и читать. Сей юноша, таким образом, постоянно отдавал себя на суд товарищам, хорошим и дурным, пред всеми всегда ходил осужденником.
Да, бывают примеры великого смирения, силы воли и глубокого сознания своего ничтожества, своей греховности! Мы наметили средства к выработке доброго настроения, приходящие от наших способностей, от нашей силы воли, конечно, действующих не без помощи Божией, подаваемой нам во всем. Но христианин имеет еще особые, чрезвычайные, благодатные средства в борьбе со грехом, которые подаются ему в Святых Таинствах. Так, в Таинстве Покаяния прощаются Господом нам грехи; в Таинстве Святого Причащения мы закрепляемся в добром настроении, одухотворяемся. Часто прибегать к этим Святым Таинствам — значит постоянно иметь благодатную помощь в нашем духовном делании.
Потецем же, возлюбленные братие и сестры, на путь духовной жизни. Довольно нам погрязать в мирской суете, в грехах и беззакониях, укрепимся в вере в Господа, нравственно обновимся, станем по мере сил проводить добрую христианскую жизнь, ибо в ней наше счастие, наше благополучие!
***
Как ни оскорбительно для нашего религиозного христианского чувства, а надо, к сожалению, сказать, что были и есть люди, которые почитание икон приравнивают к идолопоклонству. В VII и VIII веках возникла даже ересь иконоборческая[45], которая стремится уничтожить почитание икон, а в последующее время отделилась от Церкви целая христианская община, которая отвергла почитание икон и всякого рода внешних предметов, — под именем лютеранства[46].
Что на это сказать? Как защитить христианское иконопочитание? Отвечаем, что, во-первых, не обоготворяем, а только почитаем иконы. Далее, важен тот источник, из коего исходит это почитание. Источник этот есть Единый Истинный Бог, Творец и Промыслитель мира, во Святой Троице славимый. Возьмем ли мы иконы, возьмем ли мощи и т.п., все они нам дороги потому, что освящены благодатию Божиею, которая приосеняла святых, значит, не столько мы чтим их самих по себе, сколько почитанием их прославляем того же Единого Бога, дивного во святых Своих. В язычестве же каждый почитаемый предмет представляется как отдельный самостоятельный бог, вследствие чего получается многобожие, а так как при нем единое множится, то Единый Истинный Бог уже теряется в сознании людей, или, если так можно сказать, стушевывается, ограничивается; многобожие, таким образом, безмерно оскорбляет Единого Истинного Бога, здесь же в христианском почитании святыни только еще более и более прославляется Господь. И чем христианин чувствительнее в почитании всего того, что ему напоминает Господа, что так или иначе связано с Богом, тем он любезнее Самому Господу, тем он и совершеннее.
Да и может ли добрый христианин ко всему, что напоминает ему Господа, относиться без благоговения и почтения? Нет. Так, когда он увидит священное изображение даже на бумаге, он и его не допустит до поругания, найдет ли он крестик на земле, он и его облобызает и т.п., и только христианин с притуплённым религиозным чувством ко всему этому отнесется безразлично. И выходит от этого часто, что кто полюбит Бога, у того и все, что напоминает Его, находится в благоговейном почитании, а кто духовно нерадив и маловерующ, кто далек от Бога, у того и всякая святыня — в поругании. Словом, если мы любим Господа, нашего Спасителя, нашего Творца и Промыслителя, мы непременно должны почитать и благоговеть и пред всем тем, что Его напоминает, где Он Своею благодатию присутствует, на чем благодать Его почила или почивает, ибо это почитание будет только восполнением и подтверждением нашей веры и любви к Нему. На этом-то, братие, и основано наше почитание святых икон и всех священных предметов.
***
Один простой, но хорошо настроенный человек однажды так сказал: «Как человеку свойственно приписывать все себе; только и вертится у него в голове наше "я". А между тем рассмотри хорошенько: не Бог ли твой Промыслитель; не в Его ли руце все живущее? Вдумайся и увидишь, что действительно твое "я" должно быть на самом последнем месте; не потому ли и в алфавите буква "я" стоит в самом конце».
***
Мне пришлось быть свидетелем смерти человека, впавшего в полное неверие в течение жизни и пришедшего в покаянное чувство на смертном одре. Этот человек мне говорил: «Ах, как я каюсь в том, что не верил, чему учит Святая Церковь. Принимай я на веру, без всяких рассуждений предлагаемое нашею Святою Церковию, и был бы теперь спокоен, а то вот чувствую какое-то беспокойство. За мое прежнее неверие меня страшно гнетет. Когда я учился, у меня был хороший голос, и я пел на клиросе. И вот, даю себе обещание, как только поправлюсь, начну опять петь и усердно посещать храм Божий». Это была последняя исповедь неверующего человека; она произвела на меня сильное впечатление. Я всею глубиною своего сердца почувствовал, что никак нельзя оставаться в неверии, что неверие есть ужаснейшее состояние нашего сердца, чуждое нам. О, не дай Бог никому переживать этого пагубного состояния духа — неверия.
***
После Литургии, в Неделю блудного сына, подошел ко мне один простой человек с таким заявлением: «Батюшка, хочу опять возвратиться в Церковь. Я сектант — вот уже 12 лет как нахожусь в разлуке с Церковью и теперь заскучало сердце мое, хочу с сектантством покончить, хочу поговеть и причаститься». — «А что тебя понудило пойти в сектантство?» — спросил я его. — «Свободная, разгульная жизнь. Мне сказали, что в Церкви у вас плохо, а там хорошо, я и пошел. А вот теперь чувствую, что погибает душа моя». — «Что же, — ответил я ему, — дело прекрасное. Слышал притчу блудного сына (См.: Лк.15:11-32), как Господь принимает кающегося грешника, так и Церковь с распростертыми объятиями, с полною любовию снова примет и тебя. Ты своим обращением сделаешь то, что возвратишься домой, опять станешь находиться в общении со всеми православным и истинно русскими добрыми людьми». При этом я указал ему рукой на массу бывших в храме православных людей. Эта исповедь сектанта глубоко тронула меня. Действительно, все наши сектанты ушли из родного отчего дома Церкви Православной, подобно блудному евангельскому сыну.
***
Одна женщина мне заявила: «Что мне делать, моя мамаша переходит в раскол. Уже она собрала все вещи и готова выехать, при этом меня сильно бранит и к расколу склоняет». «Печальное, — говорил я, — положение ты испытываешь, но крепись и молись! Прежде всего сама дай обещание, что останешься непоколебимой в Православии, а затем еще раз усердней помолись о своей матери Святейшему патриарху Ермогену[47] и всем кремлевским святителям». Ушла эта женщина, но вот через несколько дней опять приходит и говорит: «Я сделала, как вы сказали, но мать все продолжала собираться, оставалось снять иконы. Она поставила табуретку и стала уже снимать, как оступилась и упала на землю, причем так ушиблась, что полчаса лежала без чувств, теперь она что-то замолчала о своем отъезде и стала со мной помягче. Помолитесь, чтобы Господь ее вразумил и она осталась бы в Церкви». Боже мой, Боже мой, как ясно Ты вразумляешь заблуждающихся, подумал я, узнав все это.
***
Возлюбленные братие! Если мы присмотримся к своему сердцу, то увидим там зародыши, кажется, всех грехов, всех несовершенств. В самом деле, возьмем ли наше отношение к Богу? Все ли мы верны; не одолеваемся ли маловерием, сомнением, холодностию, духовным нечувствием, недостойным провождением праздничных дней, невниманием к молитве, суеверием, роптанием на Бога, ложным стыдом в деле веры, неблагоговением ко святыне, неимением страха Божия?
Возьмем ли наше отношение к ближним. Кто скажет, что он безупречен в своих отношениях к братиям. Кто из нас не грешен в непочитании старших, родителей, неблагодарностью к друзьям и благодетелям, грубостью и невежеством в обхождении, хитростью, лукавством, обманом, утаением чужого, скупостью, сварливостью, клеветою, оговариванием, осуждением, ненавистью, злословием, немилосердием, завистью, насмешками, гневом, ругательством, притеснением, презрением и всяким недоброжелательством против ближнего?
Возьмем ли мы отношение к самим себе, к своему душевному спасению. О, тут мы увидим целое море, целую бездну грехов — всякие плотские грехи, о них же срамно есть и глаголати: гордость, тщеславие, самолюбие, самочиние, хвастовство, сластолюбие, невоздержание в пище и питии, многоспание, расслабление, леность, роскошь, привязанность к удобствам жизни, к жилищу, одежде, пище, теплу, малодушие, суету, недовольство своей участью, нетерпение, пристрастие и множество других несовершенств.
У каждого все это есть, никто не может сказать, что он чист от скверны. Но что хуже всего — так это то, что эти грехи через повторение обращаются в пороки, в страсти, то есть в такое состояние, когда грех всецело овладевает нами и господствует. Вот и получается, что одним владеет страсть винопития, другим — табакокурения, третьим — плотского сладострастия, четвертым — скупости, воровства, гордости и т.д. и т.д.
И каждый из нас находится в опасности впасть в ту или другую страсть; стоит только потерять нравственное равновесие, стоит только раз-два повторить грех, как он уже будет напирать на нас и нами владеть.
Вот, возлюбленные, каково состояние нашего сердца. Состояние это в нравственном отношении весьма шаткое. Если остаться нам самим с собою, если жить только по влечению сердца, то скоро мы заберемся в такую греховную пропасть, в такую греховную тину, откуда нескоро вылезем. И когда мы видим наших братий в таком состоянии, то скорбию должно обливаться наше сердце, и мы тогда должны так рассуждать: ведь и я могу быть в таком же состоянии, видно, обстоятельства у брата были такие, что завели его в такую греховность. И вот, чтобы не овладел нами грех, нужно не покладая рук с ним бороться, против греха вооружаться, от него отбиваться.
Какие же это средства борьбы с грехом? Господь не лишил человека высоких духовных сил, ума, разума, воли, при посредстве которых человек и может вести борьбу со грехом. И прежде всего всякий христианин, как говорит Спаситель, должен отвергнуться себя. Что это значит? Это все равно, что отказаться от своей воли и передать ее другому, лучшему нас. Если мы останемся сами со своею волею, то она, как дурная, заведет нас в грех. Как сосуд, если он закрыт, в нем может находиться все собранное дурное, нечистое, если же мы его откроем, тем самым сосуд проветрим; так и наша воля, если мы останемся замкнутыми, в нас может таиться всякая нечистота, всякая скверна; когда же мы откроем свое сердце и подчиним свою волю лучшему нас, этим самым предохраним себя от накопления в нашем сердце всего дурного. Отсюда и является необходимость откровения старцу своих помыслов, отсюда монашеское требование все делать по благословению духовника и ничего по своей воле, дурной и греховной; отсюда вытекает стремление к частой исповеди. Итак, вот что значит отвергнуться себя — не иметь своей воли, греховной, самолюбивой, дурной, а подчинить ее другой воле, лучшей, подчинить ее воле Божией, воле святой.
Далее, в деле борьбы со грехом имеет большое значение внимание к своему сердцу в связи с укорением себя. В Отечнике рассказывается такой случай. Один инок подошел к келии старца и слышит, что тот кого-то бранит, называет свиньею и т.п. Инок думал, что кто-нибудь посторонний сидит в келии старца, и, когда узнал, что никого нет, догадался, что сей старец бранит самого себя. Так и мы, по примеру сего богомудрого старца, должны следить за собой и бранить себя за свои грехи, срамить, гневаться на себя; тогда мы перестанем осуждать других, а вместе и бояться греха...
Далее, большое значение для подавления наших греховных склонностей имеет аккуратность, регулярность жизни. Приучи себя к умеренности во всем: вовремя ешь и не объедайся; вовремя ложись спать и не спи сверх меры; не ленись работать, а вместе и не подрывай своих сил, и такой умеренный образ жизни предохранит тебя от многих пороков. Укажем еще на общение с добрыми людьми. Один в поле не воин, говорит пословица, так и в христианском провождении жизни. Хорошо иметь духовных друзей, с которыми можно было бы поговорить по душе, вместе помолиться, горем поделиться. Духовное общение сердец облегчит нашу трудность в борьбе со грехом, а также со скорбями и невзгодами житейскими.
Но всего сказанного, однако, недостаточно. У нас есть страшный враг душевного спасения — диавол, который не дает ни на минуту покоя, строит нам козни хитрые и ужасные, вводит в тонкие искушения, борет нас во всяком месте и во всяком звании. Против него людям своими человеческими средствами не противостать. Но у нас есть Мать — Святая Церковь и ее благодатные средства. Святая Церковь, зная наше безотрадное и трудное положение в борьбе со врагом, старается везде и всегда оградить нас святыней.
В самом деле, присмотримся, что в этом отношении делает для нас Святая Церковь. Она каждый шаг нашей жизни освящает: родились мы — крестит нас, вступаем в брак — благословляет, умираем — напутствует нас Святыми Тайнами, а умрем — с молитвословиями провождает до могилы и после непрестанно продолжает за нас молиться. Она, Святая Церковь, освящает, а нас, наши тела ограждает иконками, крестиками, крестным знамением. И трудно себе представить, что было бы с нами, с нашим внутренним существом, если бы Святая Церковь не ограждала нас святыней; кажется, злой змий, враг рода человеческого, и всякий грех с ног до головы нас бы опутал и полонил.
И если еще существует христианская жизнь, существуют добрые христиане, то только благодаря этой ограждающей нас святыне. Больше того, Святая Церковь и внутреннее наше существо старается освятить, почему Она и предлагает нам пить святую воду, святое масло и, что выше всего и больше всего, питает нас Святыми Тайнами, Телом и Кровию Господа Христа.
***
Много теперь пишут о книге старца Илариона «На горах Кавказа»[48], где говорится о важнейшей вещи в духовном делании — молитве Иисусовой. Молитва Иисусова всегда высоко ставилась святыми отцами-подвижниками. Смысл ее хорошо уже разъяснен. Во время борения ограждай себя молитвой Иисусовой, то есть внимательно читай ее, молись Господу Иисусу, призывай Его себе на помощь, углубляйся в молитву, и этим ты, помощью Господа Иисуса, будешь предохранять себя от дурных, скверных, нечистых, хульных, греховных помыслов и чувств. Не вдавайся при этом ни в какие мечтания относительно Господа Иисуса, то есть не старайся под внешними формами зреть Господа, не создавай себе искусственно образы и виды, а также берегись искусственного разгорячения крови своей, — все это неполезно, все это ведет к прелести и самообольщению. Внутренно, сердцем, с верою, любовию и надеждой, — во всех случаях, будешь ли ты молиться молитвой Иисусовой или другою какою, — чувствуй Господа. Всякое лишнее мечтание отгоняй и не доискивайся до глубины непостижимого и незримого никаким разумом человеческим существа Божия. Молись молитвой Иисусовой и в то время, когда ты спокоен от брани, ибо постоянное упражнение в сей молитве созидает тебя духовно, то есть ты приобретаешь ее духовную настроенность. Вот что богомудрые отцы-аскеты нам преподали относительно молитвы Иисусовой.
К сожалению, пошли у нас большие препирательства относительно самого имени Иисусова. Как понимать Божественное имя «Иисус», как будто бы до этого времени никто его не понимал и о нем не думал. Последуя учению Православной Церкви, изложенному Седьмым Вселенским Собором, мы признаем, что все имена Божии суть великая святыня[49], суть как бы словесные образы Божии, подобно тому, как существуют живописные образы, святые иконы и честной крест.
Что же сказать относительно возникших о имени Иисусовом споров? Тяжелы они и прискорбны. Кажется, все должны согласиться со следующими положениями: Высочайшее Существо — Господь Бог слабым человеческим умом непостижим, и необъятен, и словом человеческим неописуем, будем ли мы касаться Существа Божия, будем ли говорить о действиях Господа в мире. Нельзя постичь, изобразить и вместить Господа и в имени Его. И кто силится делать это, тот впадает в духовную гордость. «Кто измерит разум Божий и кто постигнет глубину Премудрости Его!» — восклицает пророк Давид. К тому же, еще хорошо известно, что духовное не все могут постигать, не говорим уже описывать. Духовное духовным востязуется. А если так, то зачем силиться говорить о духовных предметах тем, кто, быть может, слаб духовным опытом.
Припоминается из жизни святых отцов Церкви золотого IV века следующее. Когда в их время возникли большие суждения о тайне Святой Троицы и начали спорить о сем предмете все и везде, на рынках и на перекрестках, святые отцы выступили со словами обличения, в которых убеждали православных не спорить о таком высоком предмете, а с благоговением, верою и страхом содержать учение о Святой Троице так, как преподала это учение Святая Церковь. В Ветхом Завете из-за благоговения запрещалось громко и без необходимости произносить страшное имя Иеговы. А мы Божественное имя Иисуса, к сожалению, сделали предметом спора и даже поругания. Вот и нам вместо того, чтобы спорить и препираться, выходить из себя и раздражаться, нужно было бы спокойно и с благоговением содержать тайну имени Иисусова, тем более, что в молитве Иисусовой вся суть, все дело не в умозрении, а в практическом ее значении — именно в приобретении через эту молитву духовного устроения нашего сердца, нашей души.
Все святые отцы учили и постановили творить молитву Иисусову, имея в виду от нее пользу нравственную, — они поясняли, как молитвой Иисусовой отгоняются помыслы, как подавляются дурные чувства, как искореняются страсти, как водворяются в сердце мир и радость, но мало кто из отцев задавался мыслию доказывать умозрительно смысл имени Иисусова, и если они об этом говорили, то вскользь, выражаясь каждый раз так, как умели, а не так, чтобы своим выражением точно и для всех понятно изъяснить имя «Иисус». Они хорошо знали, что тайна имени Иисусова не словами доказывается и не умом понимается, а сердцем чувствуется, и притом только теми людьми, кого Господь сподобит иметь духовный опыт.
***
Что такое лицемерие? Это когда человек сознательно, обдуманно, с известною целию показывает себя не таким, какой он есть на самом деле. Например, пьющий вино показывает себя непьющим, курящий табак людям является некурящим; или в сердце нет молитвы, а человек становится на колени и являет себя перед людьми молящимся, осуждает власти, старших; недоволен ими, а показывает себя пред ними преданным и исправным. Но, вопрос. Разве всегда нужно человеку себя являть таким, каким он есть в сердце своем, — ведь там множество нечистоты и всякого зла, — обнаруживать все это значит соблазнять других, наносить нравственный вред ближнему? Нет, не всегда. Всякий человек может быть испорченным только до известной степени, но он должен при этом сознавать свою испорченность, жалеть о ней, стремиться к исправлению, искать правды и добра, и вот такой человек если и скроет свое дурное от других, то лишь затем, чтобы не нанести вреда ближнему. И это не будет лицемерием. Внутренняя борьба парализует лицемерие.
А то может дело обстоять иначе. Я не сознаю своей порочности, она мне льстит, я услаждаюсь грехом, я убежден в известной мысли, я определенных взглядов и чувств, а вовне стараюсь показаться иным, ради своей выгоды, конечно, выгоды корыстной, низкой, материальной. Тут уже лицемерие. Например, в известном кругу, на известных должностях должны быть люди только с известным направлением, но вот может искать и добиваться там места человек только ради материальной выгоды; такой значит будет лицемерить. И лицемерие — весьма опасное явление. Лицемеры по душе иные, чем в действительности, и то, что у них на душе, что составляет для них смысл жизни, они при всяком удобном случае исподволь, постепенно, хитро, коварно будут проводить в жизнь. А когда восторжествует их убеждение, о, тогда они открыто станут проводить свои взгляды! Как поэтому опасны лицемеры на высших государственных постах, от которых зависит жизнь страны, народа. Противоположностью лицемерия является искренность.
***
Пастырь, служащий с верою, проникновенно Божественную литургию, пастырь есть как бы живой источник. Приходилось ли вам когда-нибудь встречать свежий, сильный ключ воды? Он непрестанно бьет и, сколько ни почерпай, он все продолжает источать воду, и узнают об этом источнике далеко-далеко и приходят отовсюду почерпать из него воду. Таким живительным ключом является и священник, проникновенно совершающий Божественную литургию, и приходят к нему издалеча почерпать воду живу, — благодать Духа Святого.
***
Христос — мир наш! «Приидите земнороднии со Ангелы, и мы составим лик: слава в вышних Богу и на земли мир!» (Праздничные стихиры Рождества Христова). Была ночь. Древний языческий мир, погрязший в грехах, пороках и преступлениях, спал. Он спал и, казалось, что лучше было бы ему заснуть и никогда уже не пробуждаться, ибо земля стонала от злодеяний и непотребств людских. В самом деле, что только не творил древний, живший до Христа человек?! Тогда царствовала грубая физическая сила, тогда ничуть не уважалась человеческая жизнь, тогда родители убивали детей, а дети родителей, тогда людьми, заключенными в темнице, кормили цирковых животных, на борьбу с этими последними выводили узников, при этом публика восторгалась, как зверь одолевал изнемогшего борца и растерзывал его на куски. Тогда из трупов казненных делали факелы для освещения царских садов (Нерон[50]). Тогда разврат, чревоугодие и другие пороки доходили до крайних пределов. Стоит только вспомнить обеды римских богачей, чтобы представить себе всю бездну нравственного падения общества того времени. Эти обеды состояли из бесчисленного множества самых изысканных блюд, вроде блюда из соловьиных язычков, причем во время обеда пирующие гости принимали рвотное, дабы высвободить свои желудки от пищи и затем снова есть...
Тогда люди как бы соперничали и состязались в пороках и преступлениях. Казалось после этого, что древний мир нравственно совершенно погиб, потерял всякую надежду на спасение и его ожидало одно вечное наказание от Правосудного Господа. Но бесконечно милосердие Божие! Это милосердие Божие в предвечном Совете Своем подожило спасти погибшее создание — человека через Единородного Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа.
Была ночь, беспримерная, великая в истории человечества ночь. Мир греховный спал, утомившись от совершенных днем преступлений. И вот в это время в пещере близ города Вифлеема совершалось великое таинство спасения человечества — там рождался Христос, Примиритель Бога и человеков (См.: Лк.2:1-20).
Родился Он, и с этого же момента началось водворение мира на земле. Уже мир царит в Вифлеемской пещере. Здесь смиренная, кроткая Божия Матерь мирно повивает Своего Божественного Младенца и полагает Его в ясли. Здесь старец Иосиф благоговейно взирает на совершающееся таинство и радостно поклоняется родившемуся Господу. А вот пастухи в поле. Прежде, в темные ночи им не раз, быть может, становилось среди однообразной пустыни скучно, жутко, ибо они не имели в сердце своем отрады, не имели пред собою никакого смысла жизни. Со дня на день пред ними была голая степь, а в сердце вечный холод, и не видно было для них впереди огонька, куда бы они могли устремиться и обогреть свою душу. Но вот в ночь рождения Спасителя на небе явилось множество Ангелов, воспевающих хвалебную песнь родившемуся Господу: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». Это ангельское пение огласило дикую пустыню, оживило ее и отразилось радостным отзвуком в сердцах простых пастухов. Они почувствовали, что какая-то живительная струя проникла в их исстрадавшуюся пустую душу, и они спешат поклониться Виновнику их душевной радости, поклониться рожденному в пещере Господу.
А вот волхвы от востока издалека направляются к той же пещере Вифлеемской, нося в душе своей мир и отраду. Они посвятили всю свою жизнь изучению природы и человека и пришли к убеждению, что в мире существует разлад, который может быть уничтожен только божественною силою. Волхвы сознавали, что мир гибнет от греха, ожидали небесной, божественной помощи и исстрадались, ожидая. Кто знаком с чувством ожидания, тот хорошо знает, что в этом чувстве есть элемент страдания. И чем ожидание продолжительнее, тем более страдания и самой радости при достижении цели. Волхвы ожидали Мессию, Примирителя неба и земли, много перестрадали, наконец, по звезде, они узнают, что Мессия родился; томительное чувство ожидания сменяется у них радостию, и они спешат в Вифлеемскую пещеру поклониться рождшемуся Христу.
Родился Христос, и мир разлился по всей земле. Теперь сделалось возможным примирение человека с самим собою, Богом и людьми. С самим собою... Прежде, до Христа, человек в душе своей всегда чувствовал разлад, его сердце исполнено было страстей и беззакония и он не имел средств уничтожить их. Чувствовал человек, что грех чужд его природе, что он приносит ему страдание, что он терзает его совесть, и однако нигде и ни в чем он не мог найти себе успокоения. Он бросался в разные стороны, ища счастия, — то он погружался в массу чувственных удовольствий и пороков, то проповедовал полное равнодушие к жизни, то предавался самоумерщвлению посредством грубых, холодных внешних форм аскетизма.
Состояние человека без Христа хорошо изображено самими язычниками в сказании о Прометее51. Некто Прометей похитил небесный огонь и за это был наказан тем, что был прикован цепями за руки к одной скале, при этом ворон постоянно клевал не перестававшую вырастать его печень. Прометей — это падший человек, нарушивший райскую заповедь о невкушении плода от древа познания добра и зла и за это получивший в наследие вечное терзание совести, вечную душевную муку. Но вот Христос пришел и принес мир. Теперь человеку подается Божественная благодать, при помощи которой он может одерживать победу над своими страстями, примиряться со своею совестью. Правда, трудна эта борьба с грехом и теперь, но с помощию благодати Божией она дает благие результаты. Посмотрите на угодников Божиих — они боролись со страстями и достигали мирного, бесстрастного, блаженного состояния духа.
Теперь стало возможным примирение человека с Небом. Древний человек повинен был пред Богом. Он не смел возвести очей к Нему, подобно тому, как провинившийся против нас прямо не смотрит нам в глаза. Господь для падшего человека был грозный Судия, и он мог ожидать от Него только наказания. Но — Христос смыл грех людской, и человек стал иметь Бога своим Отцем, Благодетелем. Теперь мы свободно, безбоязненно можем приходить к Нему во всех своих нуждах с полной надеждой, что Господь не отринет нас. Как дочь или преданный сын, вы оплакиваете свою скорбь на груди своей матери или любящего отца, изливаете пред ними искренно, откровенно, безбоязненно всю свою душу, так теперь христианин может все поведать, всего себя отдать Отцу Небесному, и Он примет его. Теперь христианин может взывать к Богу самыми любезнейшими именами: Отче мой, Создатель, сладчайший мой Иисусе, возлюбленнейший мой Женише и т.п. Теперь он смело может подымать взоры к небу в минуты скорби, обнимать подножие Креста Господня, лобызать лик Его, язвы Его и, что дороже всего, — соединяться с Ним в Таинстве Святого Причащения.
Пришел Христос, и теперь стало возможным примирение человека с ближними. Нося в сердце своем постоянную злобу, терзание совести, человек до Христа не мог жить в мире и с людьми. Вражда, ненависть — вот что господствовало тогда в семье и во всех человеческих общениях. В самом деле, какова была семья до Христа? Здесь господствовал деспотизм, грубое право главы семейства, который смотрел на своих домашних как на собственность, как на вещь и распоряжался ими по произволу — продавал в рабство, казнил... А бедная, бедная женщина — она была забыта, унижена, она не смела думать о супружеской верности своего мужа, ибо последний по произволу менял своих жен и зараз имел по нескольку; она лишена была ласки своих детей, которые часто отнимались у нее. У женщины того времени как бы насильственно убивали инстинкты жены, матери. В христианстве же женщина возвышена. Она заняла в семье теперь почетное место верной жены и доброй матери. Теперь муж не смотрит на нее как только на сосуд для удовлетворения чувственных своих удовольствий, но он оберегает ее права как жены и матери; он не бросает ее при неизлечимой болезни и старости, внимает ее страданиям, хранит ее до смерти. Теперь сделалось возможным семейное счастие.
Вот оно. Праздник Рождества Христова. Добрая христианская семья в сборе. Пред святыми иконами горит лампада, освещая Божественный лик нашего Христа Спасителя и Божией Его Матери. Мирная обстановка царит здесь. Сердца всех членов семьи исполнены любви к Господу и ближним. Маленькие дети лепечут о Христе-Младенце, днесь родившемся в пещере Вифлеемской, нежная мать старается добрыми рассказами согреть, усилить порывы любви, бьющейся в их маленьких сердечках, отец своим благодушием и твердою верою в Господа пополняет гармонию этого семейного счастия.
Со Христом улучшились и общественные отношения людей. До Христа ценили человека со стороны его пригодности, так сказать, материальной, его ценили со стороны приносимой им практической пользы. Тот человек был хорош, кто обладал физической силой, практическим умом, мог работать и созидать внешнюю культуру. Больные же, слабые и старики считались лишними людьми. Их не жалели, часто даже умерщвляли. В одном греческом государстве, например, была скала, откуда бросали в пропасть немощных стариков и слабых детей[52]... В христианстве же ценится душа каждого человека, ибо за всех Христос пролил Свою кровь, — отсюда устройство в христианских обществах богаделен, приютов, больниц, где призреваются наши немощные, слабые, больные братия и сестры. И если в язычестве сила физическая могла наводить только страх на немощных, то в христианстве от этой же силы слабые ожидают себе помощи, покровительства; на нее они с упованием смотрят. И если там ум человеческий изощрялся только в том, как бы придумать больше удобств жизни, то в христианстве он получил способность созерцать высокие мировые идеи, созерцать Божество.
Мир принес Христос на землю. Нам теперь остается только усваивать этот мир, проводить его в нашей жизни. Но, о, горе нам! Как часто мы бываем бесчувственны к призыву Христа, как часто невнимательны подаваемой нам благодати Божией. Нужно было бы нам всецело устремиться к Господу Спасителю, всеми силами души отдаться Ему, уверовать в Него как Сына Божия и сообразно с этим изменить свою дурную, исполненную пороков и преступлений жизнь на лучшую, добродетельную, а мы погрязаем в неверии и пребываем в развращении. И какое же тогда наше преимущество пред язычниками? Мы тогда не лучше их бываем, а скорее даже хуже, ибо язычники могут руководиться своим естественным, нравственным законом, мы же, когда отвергаем Христа, то попираем всякие Божеские законы, отвергаем Духа благодати и отдаем себя всецело во власть духа тьмы, диавола. Вот почему в обществе христианском возможны те ужасные пороки и преступления, свидетелями которых мы теперь являемся. Но спаси и помилуй нас, Христе Боже! Просвети наши сердца Твоею благодатию, укрепи в нас веру. Ты днесь родился и принес на землю мир. Пусть же он наполнит наши сердца, искоренит в нас всякое злое произволение и примирит нас со всеми людьми о Христе Иисусе, Господе нашем.
[42] Преподобный Паисий Великий (V в.) — назван Великим за свои великие подвиги; родился в Египте от богатых и благочестивых родителей. Когда умер его отец, то Ангел явился матери и велел посвятить одного из сыновей на служение Богу. Тогда мать отдала Паисия в церковный клир. Достигнув зрелого возраста, Паисий отправился в скит под руководство подвижника Памвы и в течение трех лет ходил с опущенными вниз глазами, занимался чтением священных книг, побеждал телесные страсти молитвой и постом. Желая больших подвигов, св.Паисий принял на себя подвиг поста и молчания: не ел ничего всю неделю, только в субботу и воскресенье вкушал немного хлеба с солью и выпивал воды; затем удалился в уединение в пустыню. Однажды сам Господь посетил преподобного Паисия в пещере и сказал, что ради него вся обширная Нитрийская пустыня будет населена подвижниками. Во время одного из молений св.Паисий почувствовал, что он как бы на крыльях был вознесен на небо, где видел райские селения и святых и удостоился причащения невещественных Святых Тайн. Слава о святой жизни подвижника привлекла к нему многих и из мирян, и из иноков, которые стали подвизаться около него, под его руководством. Преподобный Паисий умер в глубокой старости, память его празднуется Церковью 19 июня/2 июля.
[43] Преподобный Агафон (V в.) — жил и подвизался в Египте, в Скитской пустыне. Память его отмечается Церковью 2/15 марта.
[44] Вольтер (настоящее имя Мари Франсуа Аурэ; 1694-1778) — французский поэт и писатель, философ-просветитель, деист по своим религиозно-философским взглядам. Творчество, в основном лирика, молодого Вольтера проникнуты эпикурейскими мотивами, содержит выпады против самодержавия. Среди зрелой прозы — повесть «Кандид, или Оптимизм», трагедия в стиле классицизма «Брут», сатирическая поэма «Орлеанская девственница». Вольтер был одним из основных авторов и составителей «Энциклопедии, или толкового словаря наук, искусств и ремесел» Даламбера. Деятельность Вольтера была связана с критикой религии и монархизма, за что он подвергался высылке в Англию и заключению в Бастилию. Вольтер и его взгляды были необычайно популярны как во Франции, так и за ее пределами, в том числе и в России, сыграли большую роль в идейной подготовке Великой французской революции. Вольтер переписывался с некоторыми монархами Европы, в том числе с императрицей Екатериной П. Стремление к вольнодумству в делах политики и веры, тонкий анализ и колкая насмешливость в критике устоявшихся традиций, скепсис в сочетании с остроумием, антиклерикализм — все это получило название вольтерианства.
Показательна кончина Вольтера, так и не примирившегося с Богом и Церковью. «Посмертные его злоключения составляют печальный эпилог его славной жизни. Экс-иезуит аббат Готье, пробравшийся в дом Вольтера при первой вести о его серьезной болезни, хотел отличиться перед католическими властями и вырвать у безбожника отречение от всех заблуждений; но, хотя ему и удалось склонить упавшего силами Вольтера к чему-то вроде примирительного заявления, больной, кажется, и тут хитрил с навязчивым аббатом и, едва поправившись, взял назад свое заявление; когда же новый приступ недуга свел его в могилу, вместо генерального покаяния осталось всего два-три слова общего содержания, не удовлетворившие духовенство. ...Пришлось отказаться от похорон в Париже, тайно вывезти тело Вольтера из Парижа и не без труда склонить священника деревеньки Ромильи, в Шампани, дать хоть на время ему приют в склепе бывшего аббатства. В дни революции прах великого писателя был перенесен в Пантеон; но, по-видимому в 1814 году, когда реакция снова взяла верх, ненавистники Вольтера опустошили гробницу и развеяли его останки» (Из статьи о Вольтере в словаре Брокгауза и Эфрона).
[45] Иконоборство — возникло в 1-й половине VIII в. при императоре Льве Исавре, который, одержав блестящую победу над магометанами, захотел обратить их в христианство, для чего, по его мнению, необходимо было уничтожить почитание икон. Гонение императора Льва на святые иконы и их почитателей продолжили его сын Константин Копроним и внук Лев Козар. Супруга Льва Козара Ирина, ревностная почитательница икон, прекратила гонение и для умиротворения Церкви созвала Седьмой Вселенский Собор. Собор был созван в 787 г. в городе Никее, им была отвергнута иконоборческая ересь и было определено воздавать иконам, наряду с изображениями Честного Животворящего Креста, почтительное поклонение. Однако вслед за тем иконоборство снова возникло и около 25 лет волновало Церковь. Почитание икон было окончательно восстановлено и утверждено на Поместном Константинопольском Соборе в 842 г. при императрице Феодоре. На этом Соборе, в благодарность Богу, даровавшему Церкви победу над иконоборцами и прочими еретиками, установлен праздник Торжества Православия, который совершается в Православной Церкви в первое воскресенье Великого поста.
[46] Лютеранство — направление протестантизма, основанное немецким реформатором Мартином Лютером (1483-1546) как реакция на неправильности и злоупотребления Римско-Католической Церкви. Началу Реформации в Германии положило выступление Лютера в 1517 г. в Виттенберге с 95 тезисами против продажи индульгенций. Для лютеранства, как в целом для протестантизма, характерны: отсутствие принципиального противопоставления духовенства мирянам, отказ от церковной иерархии и от молитв за усопших, отсутствие монашества, почитания Богородицы, святых, Ангелов, икон. Число Таинств сведено к двум: Крещению и Причащению. Основной источник вероучения — Священное Писание.
[47] Священномученик Ермоген (†1612) — патриарх Московский и всея России, чудотворец; занимал патриаршую кафедру с 1607 по 1612 г.; показал пример пастырской твердости и силы духа во время польской интервенции. Патриарх Ермоген разослал грамоты во все русские города с призывом поднимать народное ополчение на защиту веры и отечества. Под угрозой мученической смерти он отказался остановить нижегородское ополчение под предводительством князя Димитрия Пожарского и гражданина Кузьмы Минина, шедшее освобождать Москву. Патриарха заключили в Чудов монастырь, не позволяли ему переступать через порог кельи, дурно его содержали и, наконец, после последнего решительного отказа святителя идти на какие-либо уступки полякам, 17 февраля 1612 г. его заперли в келье, где он умер от голода. Через 300 лет после страдальческой кончины, 11 мая 1913 года патриарх Ермоген был причислен Церковью к лику святых. Память его празднуется Церковью 17 февраля/1 марта, 12/25 мая и 5/18 октября.
[48] Много теперь пишут о книге старца Илариона «На горах Кавказа»... Имеется в виду книга схимонаха Илариона (Долмачева; ок.1845-1916) «На горах Кавказа: Беседа двух старцев пустынников о внутреннем единении с Господом наших сердец, через молитву Иисус Христову, или духовная деятельность современных пустынников».
Эта книга, запечатлевшая ценнейший молитвенный опыт многих отцов-исихастов и изданная впервые в 1907 г., тем не менее, «послужила поводом к богословским спорам, возникшим в 1912 г., и печально известным афонским событиям. Догматическая неточность отдельных богословских построений автора способствовала возникновению учения имяславия, осужденного Церковью как ересь имябожничества. Последовали официальные запреты на чтение книги. <...> В грамоте на Афон патриарха Иоакима III сказано: “Порицая и осуждая неправильные и опасные выражения в ней [книге] об имени Иисус, запрещаем чтение этой книги всем на Св.Горе, как книги, содержащей много ошибочного и ведущей к заблуждению и ереси”. Синодальное послание (18.03.1913) констатирует, что ошибка автора заключается в том, что, не довольствуясь описанием умного делания, его духовных плодов, его необходимости для спасения и проч., о.Иларион поддался искушению дать свое как бы философское объяснение, почему так спасительна молитва Иисусова, и... заблудился в своих измышлениях, выдумал, как он сам говорит, “догмат”, не встречавшийся раньше нигде» (См.: Молитва Иисусова. Опыт двух тысячелетий. Учение святых отцов и подвижников благочестия от древности до наших дней: Обзор аскетической литературы. В 4т. / Сост. Н.М.Новиков. М.: Отчий дом, 2006. Т.2. С.676-677).
[49] Последуя учению Православной Церкви, изложенному Седьмым Вселенским Собором, мы признаем, что все имена Божии суть великая святыня... В церковном правиле VII Вселенского Собора 787 г. под названием «Как следует понимать, что имени Божия нельзя ни смешивать, ни обобщать ни с чем»... говорится: «Мы же христиане, почитая единого Бога, в Троице воспеваемого, и одному Ему служа, посредством чувственных знаков возносимся мыслию к духовному. Будучи чувственными, как иначе стали бы мы устремляться к духовному, если не посредством чувственных знаков, — письменной передачи и иконных изображений, которые служат напоминанием о первообразах и возводят к ним. <...> ...Бог, будучи невидимым и непостижимым, неисследимым и неописуемым, бесстрастным, бессмертным, единым Царем царствующих и Господом господствующих, не имеет ничего общего ни с Ангелами, ни с людьми и ни с каким другим творением; потому что Он есть Творец, а все прочие твари, Он Промыслитель, а все прочие находятся под Его промышлением. <...> Итак, Бог находится вне всякой сотворенной твари и потому имя Его не имеет ничего общего ни с чем» (См.: Деяния VII Вселенского Собора. Казань, 1891. С.331-332).
[50] Нерон (37-68) — римский император с 54 г., из династии Юлиев-Клавдиев. Отличался жестокостью, неоднократно воздвигал гонения на христиан. По одной из версий, именно он приказал поджечь Рим, обвинив затем в поджоге христиан.
[51] Прометей — герой античной мифологии, занявший выдающееся место в мировой литературе. Миф о Прометее впервые зафиксировал древнегреческий поэт Гесиод (VШ-VII вв. до н.э.) в своих поэмах «Труды и дни» и «Теогония». Согласно Гесиоду, «изворотливый умом Прометей обманул» Зевса, обделив его при разделе быка, за что отец богов «измыслил людям гнетущую печаль», отняв у них огонь. Но Прометей похитил огонь и принес его людям в пустом тростнике. Тогда разгневанный Зевс создал женщину Пандору, распространявшую по земле зло и несчастья, самого же Прометея приковал к скале и заставил орла выклевывать ему печень. Впоследствии Геракл, с согласия Зевса, убил орла и освободил Прометея. Этот миф послужил основанием для огромного количества литературы, посвященной разработке образа Прометея — небожителя, друга людей, принявшего бесконечные муки во имя освобождения человечества. Вся античная, а затем более поздняя европейская литература о Прометее пошла по линии углубленной разработки эллинского понимания мифа о Прометее как бунте добра против зла. Из греческих произведений до нас дошла только трагедия Эсхила (ок.525-456 гг. до н.э.) «Прикованный Прометей», составляющая среднюю часть его трилогии о Прометее. Первая часть этой трилогии погибла, а от последней части — «Освобожденный Прометей» — сохранились лишь отдельные отрывки.
[52] ...скала, откуда бросали в пропасть немощных стариков и слабых детей... Имеется в виду древнегреческий город-государство Спарта, в котором избавлялись от немощных и слабых, т.к. Спарта занималась главным образом военными действиями и соперничала с Афинами, почему при воспитании детей главное внимание уделялось физической стороне: развитию в детях силы, ловкости, выносливости. Со временем под «спартанским воспитанием» стали понимать суровое физическое воспитание в целом, и само слово «спартанское», таким образом, стало нарицательным.