Фотография на шмуцтитуле: Священник Анатолий Жураковский. Предп.: Киев, после 1923 |
Еще один ушел из поредевших рядов истинных служителей подлинного знания, тех, кто отдавал всю свою жизнь безраздельно и самоотверженно работе на благо ближних и дальних. Как мало остается их, этих служителей. Какое безлюдие, какая пустота кругом... И кто придет им на смену? Всюду воцаряется, торжествует какая-то тупость и самодовольное полузнание, наступают какие-то томительные сумерки просвещения. И самое страшное не то, что оскудевает научное знание, изживается в своем объеме, мельчает в своей глубине. Самое страшное — это надвигающееся банкротство нравственных начал, оскудение духа, крах души. Вместо высокого нравственного одушевления, самоотверженного энтузиазма, каким жили такие люди, как покойный, видим всюду торжество самых низменных, корыстных и пошлых жизненных интересов, нескрываемый, безудержный эгоизм.
Покойный дожил до 80 лет и до последних дней своей жизни сохранил он пламенный интерес к своему делу, желание еще и еще работать для блага ближних. Откуда же черпал он запасы жизненной творческой энергии, откуда у таких людей, как покойный, этот неоскудеваемый нравственный энтузиазм, неослабевающее горение духа? За два дня до его кончины я пришел к нему ночью от имени Церкви, и вместе со мною в его комнату вошел Христос. И на мой вопрос о его вере он, осенивши себя широким крестом, отвечал мне: «Верую и исповедую».
Не в этом ли главная тайна его души? «Верую и исповедую». Он имел все время дело с человеческим телом, изучая материю в ее явлениях и законах, но за оболочкой тела, за пеленой материи провидел он царство духа, мир неиссякаемых Божественных сил и оттуда, из этого мира черпал помощь, поддержку и свет. «Верую и исповедую». Вы, соблазненные вашим полузнанием, пытающиеся поставить ваш немощный рассудок на место мудрости тысячелетий, прислушайтесь к голосу, звучащему из гроба: верую и исповедую. Вы, сомневающиеся, колеблющиеся, стоящие на распутье, не знающие, в чем найти смысл жизни, точку опоры в страшной окружающей пустоте, вслушайтесь и вы в слова этого предсмертного завета: верую и исповедую. Такие люди, как покойный, учат не только со своих кафедр в аудиториях, они учат в жизни и самой жизнью. И сегодня он дает через меня как своего духовника последний урок своим ученикам и тем, кто захочет слушать. И в этом уроке таится самое главное, с чем он жил и что открыл у гроба. «Верую и исповедую». Унесем же с собой этот урок и свет, сохраним его в своей душе. Великая радость для нас, верующих, знать, что такие люди, как покойный, носители подлинной науки, бескорыстные в своем служении человечеству, — они с нами, в нашем уповании, в нашей вере. «Верую и исповедую». А о покойном будем молиться, чтобы было ему дано по его вере, чтобы та истина, с которой он соприкасался здесь в символах науки, открылась ему лицом к лицу в обителях Отца Небесного, чтобы дано было ему проникнуть к самому Первоисточнику того Добра, которое не уставал он искать на путях своей жизни.
Будем молиться и о себе, чтобы Божественный Хозяин выслал на Свою оскудевающую ниву работников, приносящих плод и возвращающих его Отцу жизни, Ему же слава и держава во веки веков. Аминь.
14 марта 1927 г.