В журнале «Православный путь» в 1966 были опубликованы воспоминания И.М.Концевич о священнике Николае Загоровском. Иван Михайлович Концевич приехал учиться в Харьковский университет ещё в начале 1915 и через знакомых снял комнату в доме Загоровского. Ему довелось часто прислуживать в церкви, и сопровождать о.Николая, когда тот служил молебны на дому. Концевич был свидетелем многих эпизодов в жизни батюшки.
В его воспоминаниях немало интересных подробностей, вплоть до описания внешности о.Николая: «Батюшка был невысокого роста, широкоплечий и скорее полный. У него окладистая борода, но волос на голове почти не было. Чертами лица он напоминал греческого философа Сократа. Но выражение его лица было несравнимым ни с кем! Оно дышало лаской и приветливостью. Сияло и светилось необычайной добротой, и привлекало всех и каждого».
В этих же воспоминаниях приводится и свидетельство того, что по благословению оптинского старца Анатолия (Потапова), о.Николай рано начал нести бремя старчества. «При жизни великого старца Амвросия было несколько смиренных иереев Божиих, на которых Господь пролил особую благодать пророчества или старчества вне монастыря. Старец Амвросий несколько таких подвижников провидел на расстоянии и благословил старчествовать. Старец Анатолий следовал совету старца Амвросия — благословлять некоторых принимать на себя этот редчайший путь подвига…» По свидетельству духовной дочери о.Николая монахини Алипии, оптинский старец Анатолий (Потапов) был его духовником ещё с дореволюционного времени.
О личности старца Анатолия рассказывает протоиерей Сергий Четвериков в главе «Последние оптинские старцы» в своей книге «Правда Христианства». Он пишет: «В 1905 году он уже привлекал к себе внимание и сердца богомольцев своим внимательным и любовным выслушиванием их печалей и жалоб… он пользовался уже большой известностью как общепризнанный старец… Около него уже создалась та особенная духовная атмосфера любви и почитания, которая окружает истинных старцев, и в которой нет ни ханжества, ни истеричности… Отец Анатолий и по своему внешнему согбенному виду, и по своей манере выходить к народу в чёрной полумантии, и по своему стремительному, радостно-любовному и смиренному обращению с людьми напоминал преподобного Серафима Саровского».
Старцу Анатолию (Потапову) пришлось пережить все бедствия революции и большевизма. Красноармейцы его обрили, мучили и издевались над ним. Он много страдал от новой власти, но, по-возможности, продолжал принимать страждущих. В начале 1922 у него побывала семья Концевич из Харькова, уповающая на его духовную помощь. Навсегда они запомнили его мудрые слова: «Не бойся ни горя, ни страданий, ни всяких испытаний: все эти посещения Божии тебе же на пользу. Перед кончиной своей будешь благодарить Бога не за радости и счастье, а за горе и страдания, и чем больше их было в твоей жизни, тем легче будешь умирать, тем легче будет возноситься душа к Богу».
По возвращении домой, они первым делом поделились своими впечатлениями с о.Николаем и его матушкой. Это был последний привет и своеобразный завет оптинского старца своему духовному сыну и преемнику. По некоторым данным, он закончил свой земной путь удивительно: 29 июля 1922 приехала какая-то комиссия его арестовывать и он, не противясь, попросил себе отсрочку на сутки, чтобы приготовиться, а когда на следующий день за ним пришли, то посреди кельи лежал в гробу мёртвый старец…
Концевич отмечает, что «влияние отца Николая было очень велико и далеко простиралось. Учитывая это, большевики призвали отца Загоровского, и предложили ему войти с ними в известное соглашение. От него требовалось только одно: не произносить против коммунистов проповедей. Они даже предлагали ему субсидию золотом на его благотворительность. На это предложение отец Николай ответил, что он служит Единому Богу и никому больше. Вскоре его арестовали и посадили в тюрьму».
«Возможно, что арест отца Николая последовал после того, как он с толпой народа отстоял от разгрома монастырь, где находилось местопребывание харьковского архиерея, которым в то время был Владыка митрополит Антоний (Храповицкий)». Следовательно, батюшка был арестован до июня 1918.
С июля 1922 о.Николай служил в Рождественской церкви, до тех пор, пока 17 марта 1923 он не был, теперь уже по «Делу Павла Кратирова», вторично арестован и заключён в Холодногорскую тюрьму. По поводу этого ареста Концевич вспоминал: «Когда весть об аресте отца Николая распространилась, то вся площадь перед тюрьмой покрылась крестьянскими подводами, полными деревенской провизией. Пока отец Николай содержался в тюрьме — все узники кормились привезённым ему питанием. Видя такую великую народную любовь к отцу Николаю, власти решили, что спокойнее будет, если его удалить из Харькова».
Сохранилось и другое свидетельство. Вспоминает мать Иерусалима: «И вот я помню, как он объявил народу, что я сегодня служу последнюю литургию, потому что должен готовиться к аресту, потому что мне сказали: «Не поминай Патриарха Тихона!». А я подчиниться этому никак не могу. И как он это сказал, такой был плач, что даже было слышно на километр на улице. Он плакал и рыдал, и все провожали его, а вечером пришли к нему домой, и его арестовали. Поместили его в тюрьму. А у него была очень большая паства… и когда узнали, что его арестовали, то наутро начальник тюрьмы испугался: вся площадь вокруг тюрьмы была покрыта крестьянскими повозками и на них продукты… кормили всех заключённых…. И когда начальник видит, что и сегодня, и завтра, и послезавтра повозки не уезжают, чуть ли не ночуют, тогда решили его выслать… в Петербург…»
Сотруднице исторического музея Харькова, Светлане Анатольевне Бахтиной, на запрос о священнике Николае Загоровском удалось получить справку из Службы Безопасности Украины по Харьковской области. Приводим текст этого документа: «15 мая 1923 года постановлением Особой комиссии НКВД по административным высылкам Загоровский Н.М. был осуждён к высылке за пределы Харькова на три года. Проживал по Рудаковскому переулку д.11 (этот дом сохранился — прим.ред.). В обвинительных материалах статья Уголовного Кодекса указана не была. Признан виновным в том, что являлся ярым монархистом. В период революционного движения 1905-1907 годов выпустил брошюру “Бога бойтесь — Царя чтите!” С 1921 года использовал проповеди для антисоветской агитации. Реабилитирован прокуратурой Харьковской области 30 декабря 1992 года». Документ выдан 29 декабря 1993.
У одной из его духовных дочерей сохранилась тоненькая тетрадка с пожелтевшими от времени листами, с Рождественской проповедью о.Николая. Этот текст не датирован, но понятно, что написан он во время его первой ссылки. В конце этой проповеди такие имеются строки: «Спасайтесь, спасайтесь о Господе Иисусе, чада мои возлюбленные, и спасены будете, и будет спасена вся земля! Христос с вами да будет всегда. Мати Божия да осеняет вас ризочкой своею святой, благодатным спасительным покровом своим, и да соберёт вас всех, моих крохоток. В обитель свою “Взыскание погибших”… Я же, грешный и недостойный, духом, любовью и молитвами всегда и неизменно с вами и пред Господом за вас».
В этой проповеди о.Николай далее говорит: «Я уже написал вам, деточки мои, эти строки, (когда) был вечер 3-го января по новому стилю, а 21 декабря по старому стилю. Дул сильный ветер, шёл дождь! Стало заметно, как в Обводном канале вода быстро начала подыматься, и пошли волны против течения. Я стоял на Афонском подворье за всенощной, вдруг загрохотали пушечные выстрелы, от которых дрожали здания и дребезжали стёкла в окнах. То предупреждали всех жителей о несчастьи наводнения. Было жутко, и сердце ныло. Чувствовалось, как мы мелки и ничтожны пред всем существом Божиим. Море устремилось на город. Волны в реках пошли обратно. Наводнение повторилось, принесши большие несчастия. То Господь говорил людям, забывшим Его и оставившим веру в него: «Я есмь!» То Господь говорил и нам, всем верующим, но беспечным о своём спасении: «Я есмь, приду внезапно и сотворю Свой суд праведный над всеми!» И под впечатлением пережитого, я ещё и ещё умоляю вас, чадца мои, с благоговением прочитайте вы 25 главу Евангелия от Матфея, притчу о десяти девах, прочитайте всю главу сию до конца, и пусть головки ваши склонятся над нею в тихих думах. Я же, отец ваш духовный и Старец, взываю к вам: Бодрствуйте! Молитесь! Спасайтесь! В Боге живите, потому что не знаем ни дня, ни часа, в который придёт Сын Человеческий». И заканчивается это письмо признанием, что сам он «радостно в Боге несёт свой крест изгнания…»
В сентябре 1923 он написал поэтическое послание, направленное своим духовным чадам. На Рождество 1924 его привезла из Ленинграда «Дуничка» (в тайном монашеском постриге Мелетия). Многие строки звучат как своеобразное духовное завещание: «Живите же в Боге, как я со слезами, нежной любовью всегда вас учил… Храните завет мой: В любви пребывайте…. Спасайтесь о Господе… молитвы и слёзы мои вспоминайте…. Готовьте вы Господу души свои…» В стихотворении есть и предсказание собственной смерти на чужбине. Там сказано: «...Когда я умру на чужбине чужой».
В книге И.М.Концевич «Оптина пустынь и её время», где одна глава посвящена о.Николаю, тоже приводятся сведения о его поэтическом даровании: «При Батюшке образовался особый хор, с которым он посещал частные дома для молебнов, его приглашали нарасхват. После молебна пили чай и общим хором пели “Псалмы” — духовные стихи. Многие из них были написаны самим Батюшкой…»
Духовная дочь о.Николая м.Магдалина в своих воспоминаниях говорит также о том, что «у него был дар слёз» и он часто, слушая духовные песнопения своих духовных чад, иногда проливал слёзы.
В середине 20-х, по возвращении из ссылки в Харьков, о.Николай организовал у себя дома тайный женский монастырь, в котором служил до тех пор, пока не настало время его изгнания из Харькова. Следует заметить, что о.Николай ещё перед революцией стал организовывать женский монастырь, но тогда помешала революция. Позже, он пытался создать открытый монастырь уже во время войны.
В 1928 о.Николай, став на позиции Истинно-Православной Церкви, примкнул к иосифлянам. Живя тогда в Ленинграде, он устроил на квартире домовую церковь и таким образом совершал тайные службы. 17 января 1930 по постановлению КОГПУ от 3 августа 1930 он был арестован и приговорён к 5-ти годам лагеря. Затем этапом батюшка был отправлен на Соловки 18 августа 1930.
В современном петербургском журнале «Возвращение» в 1999 была напечатана статья историка В.Антонова о «священномученике архиепископе Димитрии (Любимове) и его сподвижниках», где говорится о жизни о.Николая в Питере: «Случайно в руки чекистов попал протоиерей Николай Михайлович Загоровский... после 3-х летней ссылки устроивший домовой храм в своей ленинградской квартире. Сюда к нему, «как к Старцу», приходили верующие, испрашивая совета — «какой Церкви держаться?» Ответ убеждённого «иосифлянина» был определённым. За свои убеждения он получил пять лет лагеря, после чего, как и большинство его подельников, отправился в ссылку».
И.И.Осипова в своей книге «Сквозь огнь мучений и воды слёз», вышедшей в 1998 году в Москве в издательстве «Серебряные нити», сообщает такие сведения о батюшке: «Николай Михайлович Загоровский родился в 1872 году в харьковской губернии. Окончил Духовную семинарию. В 1894 рукоположен в иерея. В 1923 выслан на три года “за контрреволюционные проповеди”. После возвращения из ссылки в Харьков организовал молельню на квартире. В ноябре 1929 — арест по делу “Ленинградского филиала Истинно Православной Церкви”. 3 августа 1930 приговорён по статье 58-10 и 11 УК РСФСР к 10-ти годам ИТЛ». М.В.Шкаровский в своей книге «Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви» указывает другой срок наказания — 5 лет.
Солженицын в своём «Архипелаге» писал: «Весной 1929, по всей стране началась крупная операция чекистов по ликвидации придуманной ими “Всесоюзной контрреволюционной церковно-монархической организации Истинно-Православная церковь”. Закончилась эта кампания в 1932». Он отмечает, что «серебряные седины их мелькали в каждой камере, а затем и в каждом соловецком этапе… Но будем всё время помнить, что верующих сажали непрерывно, само собой. Тут всплывают какие-то даты и пики, то «ночь борьбы с религией» в Рождественский сочельник 1929 в Ленинграде, когда посадили много религиозной интеллигенции.., то там же в феврале 1932 закрытие многих сразу церквей и одновременно густые аресты духовенства. А ещё больше дат и мест — никем до нас не донесено».
Мать Магдалина по поводу второго ареста вспоминала: «Сначала мы оказались в Петербурге, но в 1930 о.Николай за отказ принять декларацию митр.Сергия был арестован и помещён в дом предварительного заключения. Его направили на Соловки…» Ульяша указывает и адрес, по которому в Ленинграде они жили перед арестом: Боровая улица, дом 46. По её словам, «в одну ночь арестовали пять тысяч человек, особо преданных церкви людей». Тюрьма была настолько переполнена, что о.Николай девять дней стоял, но потом один уголовник сжалился, и уступил ему своё место…Так стали известны обстоятельства, место и время его второго ареста. Кроме того, известно, что с 1923 о.Николай в Петербурге сначала жил по адресу: Лиговская, 87. Последнее из сохранившихся писем из Ленинграда датировано декабрём 1929.
В лагере о.Николай принял тайный постриг с именем Серафим, в честь прп.Серафима Саровского, и об этом он не рассказывал даже самым своим преданным духовным чадам. О принятии монашеского пострига И.М.Концевич пишет так: «Он был на Соловках тайно пострижен и назван Серафимом. Он не ожидал, что ещё вернётся в мир, и что жизнь его продолжится, и принял тайное монашество…»
Ульяша (м.Магдалина) приехала к о.Серафиму, когда он после освобождения в 1935 жил уже в ссылке, на поселении. Она вспоминала: «После пребывания на Соловках отец Николай с другими узниками был отправлен на Крайний Север, на поселение. Шли по тундре пешком, изнурённые и измученные. В одном месте путники заночевали в покинутой часовне. Проснувшись, отец Николай увидел, что спал под образом “Взыскание погибших”. Это несказанно его обрадовало: он почувствовал, что находится под покровительством Царицы Небесной. Лишь он один дошёл до места назначения — все остальные умерли в пути».
На поселении он пробыл недолго, хотя из воспоминаний ясно, что ещё до начала войны о.Серафим сумел возвратиться в родные места. М.Магдалина свидетельствует: «Когда отец Николай отбыл срок наказания, его отпустили жить, где он хочет, кроме Харьковской губернии. Он выбрал город Обоянь Курской губернии, как ближайший к Харькову».
Подъезжая к Обояни, в поезде о.Серафим и Ульяша говорили о том, что никого здесь не знают, и некуда им пойти. Случайно их разговор услышала жена ссыльного священника. Она сообщила им, что в Обояни существует тайный женский монастырь, и дала им адрес. «Мать-привратница категорически отказывалась их впустить, так как она боялась привлечь к монастырю внимание властей…. — Вы всё же доложите о нас игуменье, — попросил о.Серафим. Мать-игуменья скоро вышла и приветливо пригласила их войти». Оказалось, что в ночь перед их приездом ей во сне явился прп.Серафим и сказал: «К тебе прибудет харьковский Серафим, ты его прими…» Узнав о таком дивном заступничестве своего небесного покровителя, о.Серафим даже расплакался.
М.Магдалина навсегда запомнила слова, с какими её духовник неизменно обращался к своим собеседникам: «Радость моя!» или же задушевно произносил: «Крохотка моя!». В такой форме обращения к людям он естественно следовал примеру прп.Серафима Саровского.
Итак, в конце 30-х годов, уже после испытаний на Соловках и в ссылке, спасался в затворе в тайном монастыре, в Обояни Курской области, куда его направил промысел Божий по молитвам и заступничеству Серафима Саровского. При немцах батюшка вернулся в Харьков и служил на дому. В Харькове он устроил тайный женский монастырь «Тихая пyстынька» во имя иконы Божией Матери «Взыскание погибших». Сохранилась и его переписка с «сестричками-сиротками», как называет он в письмах своих духовных дочерей.
Архимандрит Нектарий (Чернобыль), чья молодость также была связана с Харьковом, вспоминает об этом последнем периоде жизни о.Серафима: «При немцах он возвратился в Харьков и устроил у себя на квартире домовую церковь. Я приходил туда на службы, вместе с другими исповедывался и причащался… Зять протоиерея Николая Загоровского в то время был директором харьковского оперного театра. Отца Николая приписали к театру, и мы эвакуировались вместе с актёрами. По дороге наш поезд обстреливали советские самолеты».
Летом 1943, при приближении Красной Армии, он с отступавшими германскими войсками выехал из Харькова. Мать Иерусалима воспоминает: «Когда Батюшка вернулся в Харьков, он не в церкви служил, а в своём доме, в полуподвале. И это были такие литургии, такое торжество! Мы с мамой и сестрой всегда ходили. Народу собиралась полная комната. У него большая комната была. Там людей полно всегда было. Пение было прекрасное. Монашечки всегда при нём. Все причащались, все так радовались, как будто вернулось прежнее… Но тут красные стали наступать. Его бы, конечно, арестовали. Дочь Лидочка уже уехала с мужем. И он говорит матушке: «Не могу я тут ждать этих красных, мне даже страшно помыслить, что они приближаются…» 70-летний старец не чувствовал призвания обрекать себя на мученическую кончину, и винить его в этом никто не имеет права.
Архимандрит Нектарий пишет: «Отец Николай решил двинуться на Запад, ибо, как он говорил, большевиков он не был в силах снова увидеть, когда он переезжал границу своего отечества, то горько заплакал… А вскоре с ним случился удар, и его положили в больницу, где он прожил всего несколько дней. Всё произошло так, как он описал свою смерть в одном стихотворении, написанном двадцать лет назад, в бытность его в Петрограде... Батюшка, который не отличался особой красотой при жизни, на смертном одре был более чем прекрасен. Лик его носил отпечаток нездешнего мира, непередаваемой словами красоты».
Мать Магдалина, выехавшая вместе с ним из Харькова, вспоминает: «Батюшка был уже больной. У него случались частые сердечные припадки… а умер тихо, спокойно. Почти вся больница выходила смотреть — такой он лежал светлый, такой улыбающийся, такой хороший… и панихиды были, и похоронили его в Перемышле... Оказывается в том месте, где его похоронили, в Перемышле, его деды и прадеды все поумирали. Ведь батюшка был из древнего рода, и даже где-то там был монастырь Загоровских…»
Отец Серафим, был один из потомков старинного княжеского польско-украинско-литовского рода Сангушко-Загоровских. На протяжении нескольких столетий представители этого рода исповедывали православную веру. Здесь в Галиции, в старинном польском городе, 30 сентября 1943 и скончался батюшка. И не случайно, что свой земной путь о.Серафим завершил на родине предков, живших здесь давным-давно.
