Из наследия Катакомбной Церкви

Православный ответ атеистам

Ослепли умы и сердца, и глаза,
Бросают безумцы хулы в небеса.

Безумствуют люди, кричат: «Бога нет!», —
Но как им отсечь в мире разума след?!

Ведь всё говорит о Премудром Творце,
Создателе мира, вселенной Отце.

Без Бога вселенной нельзя объяснить,
Он — первопричина, Он — логики нить.

Весь космос о Боге нам властно вещает
И Сущим Его признавать заставляет.

Что Им существуем, мы внутренне знаем,
И этому чувству вполне доверяем.

И этим же чувством мы знаем Того,
К Кому мы относим причину всего.

И вот потому-то, из века и в век,
О том, что есть Бог, имел мысль человек.

Поэтому ж люди, когда бы ни жили,
О Боге мысль знали и Бога все чтили.

Само же различие форм почитанья
Свидетель единства внутри, в основаньи.

Всем обще здесь чувство, что Бог существует,
Что Он — всепричина, Он всё образует.

Идея о Боге вселенной совечна,
Она в нашем мире есть всечеловечна.

Нельзя здравый смысл у людей признавать
И Бога — причину причин — отрицать.

В натурфилософском людей пониманьи
Для мира без Бога, ведь, нет основанья.

Они ж в сфере мысли смысл весь разрушают,
Творца, как причину всего, отрицают.

Для этого надо законы попрать
И с логикой мысли все связи порвать.

Законы мышления очень упруги —
Смешны и преступны безбожья потуги.

Смешны, как смешна величавая глупость,
Как в позе ума несомненная тупость.

Безумно-преступней нет в мире насилья,
Как веру убить атеизма усилья.

Она человека к вершинам ведёт,
В скота превратиться ему не даёт.

И есть ли рассудок у них в голове,
Иль всё ж отказать им в нормальном уме?!

Понятие нормы всем людям известно
И каждому в мире желанно, любезно.

Мы все утверждаем, что только нормальное,
Есть в области мысли законно-реальное.

В основе такого по норме мышленья
Лежит достоверность состава сужденья.

Где ж мысль не хранит ни закона, ни нормы,
Не может та мысль быть и истинной формы.

Знак истины верной — сама очевидность,
И, в частности, в Боге — вселенной причинность.

Всем с нормой мышления надо считаться,
Иль надо совсем от неё отказаться.

Но истина может быть только одна —
В идее о Боге она и дана!

В основу нормального миропонятья
Должно и нормальное лечь восприятье.

Чтоб Бога Творца во вселенной познать,
Его надо чувством души воспринять.

Мы собственно то понимаем и знаем
Воспринятым, что мы как факт ощущаем.

Где в чувствах и мыслях нет актов нормальных,
Не может там быть и понятий реальных.

Всех этих условий в познаньи отсутствие —
Уже ненормальности некой присутствие.

Мы общее людям Земли пониманье
Кладём для нормального за основанье.

Здесь в корне всем общего мировоззренья
Находим мы чувство Творца ощущенья.

Как истину Бога весь мир принимает
И истину эту за норму считает.

Безбожье — болезнь, ведь то отрицает,
Что род человеческий весь утверждает.

В наличии Бога кто не убеждён,
Тот в мере какой-то в уме повреждён.

Нельзя в этом мире нормально чтоб жить,
И сущим Всевышнего в нём не открыть.

Коль в тысячи лет — опыт богопознанья,
То разве сей опыт не есть основанье?!

Поскольку мы Бога душой ощущаем,
Его мы по опыту внутренне знаем.

Но если здесь опыта этого нет,
Законным ли будет надменный ответ?!

Безумье и дерзость великая это —
Предмет отрицать, но, не зная предмета.

Бог — ум Всемогущий, его мысль есть сверхсила,
Себя эта мысль как Творца проявила.

Кто ж, опыт отсечь человеческий смея,
Не скажет: «Над всем во вселенной Идея»?!

Идея над всем и она же во всём,
Что в мире огромном мы видим кругом.

Она и причина, и первооснова,
Всего бытия и предмета любого.

Идея — само бытие, но — духовно,
Во всём и над всем, несомненно, верховно.

Идея, всем ясно, не материальна,
Она — всепричина, и очень реальна.

Она — ум, мысль, источник творенья, —
Объект запредельный, наук наблюденье.

Но Бог, как всевышний Творец мирозданья,
Науке земной положил основанье.

Она — наша мысль, но о мысли творенья,
О мысли великой вселенной строенья.

Над всем и во всём, и за всем в мире — Бог,
И космос ничто как Его мысли поток.

Наука слепа, и в потёмках блуждая,
Крупинки творенья с трудом открывает.

Она — ученица, в ней нет ничего,
Помимо идеи, вполне своего.

Хоть ум человека достаточно гибок,
Наука ж полна вопиющих ошибок.

А если и есть, что от истины в ней,
Так это лишь блестки идеи-идей.

Законно ль науке себя величать,
Когда ведь на всём в мире Бога печать?!

Науку природа уму наставляет,
И истинный ум в ней Творца открывает.

И если наука Его не открыла,
То, видимо, смысл свой и цель позабыла.

Как в космосе явны приметы Творца,
Но ум близорук ослеплён гордеца!

Не хочет признать он в природе того,
Что Ум в ней сокрытый умнее его.

Анализ вселенной труднейшее дело,
Земная наука здесь мало успела.

Мы ею гордимся, бросая слова,
Но как она, в сущности, мрачно слаба.

Она ведь на страшно опасном пути,
И счастье планеты в ней нам не найти.

Последнюю ищем основу творенья,
А база — гипотезы, предположенья.

Путь — тьма лабиринтов, глухих тупиков,
Напрасно потраченных лет и веков.

И счастье в науке наш мир не нашёл,
Он к самоубийству с наукой пришёл.

Природа планеты едва ль не убита
Ошибкой науки и нашего быта.

В безумстве мы люди того уж добились,
Что даже ресурсы земли истощились.

Живём на планете беспечно, преступно,
Губя много больше без цели попутно.

Кругом зараженье и всё ядовито,
На благо земли что наукой добыто.

Все воды отравлены, люди больны
И воздуха даже мы все лишены.

Растения гибнут, животные мрут,
А дети — что в погребе травка растут;

Зелёные, жёлтые, — больно смотреть,
Всех этих несчастных ждёт ранняя смерть.

А если они свой век проживут,
То счастья в здоровье своём не найдут.

Их колют в роддоме уж с первого дня,
И мать молодая не видит дитя.

Во что превратили теперь медицину?!
Так прежде лечили лишь только скотину.

Теперь с человеком уже не считаются;
Как с вещью бездушною с ним обращаются.

Какая же это, по сути, наука?!
Она — наказанье, сказать просто, — мука.

Научного знания — истина цель,
Но часто корабль здесь садится на мель.

Да, истина трудно земле достаётся;
Не просто в руки уму отдаётся.

Ум ищет в науке причину и следствие
Нередко при методе несоответствия.

Мы чувствуем глубже, чем ум понимает,
И больше мы знаем, чем мысль выражает.

Анализ и синтез, всего обобщенье —
Безбрежное море для умокрушенья.

И где же в науке тот ум-интеграл,
Который бы всё воедино собрал?!

Научная мысль как морская волна
Сомнений и мнений мятежных полна.

Нет истин в науке навечно любимых,
Надёжно-привычных и непоколебимых.

Ведь то, что наука сейчас утверждает,
Назавтра сама же всё то отвергает.

Не чувствуя меры, не зная границы,
Наш ум, что и бурей носимые птицы.

Кто знает, куда слепой мысли полёт,
На горе-планете её занесёт?!

История нашего естествознанья —
Постройка и ломка высотного зданья.

Проносятся годы и с ними века,
И смотрят: наука совсем уж не та.

Возьмём медицину хотя бы к примеру:
Из прошлого что не считают химерой?!

Подобно сему в любой области знанья:
Меняется всё, — и сами основанья.

Нет прочного в знании у нас ничего,
Поскольку в науке меняется всё.

Однако ж наукой всегда мы гордились,
И в слабости знания не убедились.

В науке одно то вполне убедительно,
Что истина в ней лишь весьма относительна.

Мы мало, земляне, и знали, и знаем,
Но знаньем всегда, мы себя обольщаем,

Желаем науке стать точной и вечной,
Она же становиться бесчеловечной.

Наука ведь это — науки носители,
Благие и злые земли нашей жители.

И каждый в науку приносит своё:
Разумный — благое, безумный же — зло,

Наука — река, в ней вода переменная,
То чистая, а то и зловонно-растленная.

Практических целей она достигает,
Но высших порою как будто не знает.

И редко она так в полёт устремляется,
Что даже к вершине вершин поднимается.

Высокая цель — беспредельность призванья,
Всевышнего Разума нами познанье!

Да много ли их, тех бесстрашных героев,
Что жертвуют славою за имя Святое?!

Хоть это наука и не пребезгрешная,
Однако ж, она — объективная, честная.

Но есть и иная наука, подложная,
Бесчестная, нагло-предвзято-безбожная.

Такая она по всему некрасивая
И в голосе зычном, визжаще-крикливая.

И правды истинной вовсе не ищет,
Питая планету отравленной пищей.

Ей чуждо искание, но беспристрастное —
Тенденция в ней отвратительно-ясная.

Поставлено «сверху» такое задание,
Эффект чтобы вышел — Творца отрицание.

И вот отрицают Создателя-Бога, —
Огульно и хульно, и прямо с порога.

И гуманитарные все их дисциплины
Представлены в виде безбожной рутины.

И многие знания авторитетны
В хламиду безбожия нагло одеты.

А все признающие Бога учёные
Сидят в изоляторах с умолишёнными.

И нет такой лжи и такого обмана,
На что не способна бы совесть тирана.

Здесь цель атеизма — обман ли, подлог, —
Лишь бы отрицался Творец наш и Бог.

Какую ж науку построить так можно? —
Лишь ту, у которой всё главное — ложно.

Кричат, что безбожье в науку оковано,
Но явь, что на вере всё той же основано.

И верят безумно, что Господа нет, —
На вере вот этот стоит их завет.

И все в атеизме вожди-изуверы
От всех подопечных ведь требуют веры.

Обязаны все твердо верить во всё,
Догматику что составляет его.

Такое, мол, надо иметь настроенье,
Чтобы червячку не дать места сомненья.

Коль проследить их систему внимательно,
Все их предпосылки сплошная догматика.

В основе у них не наука, не физика,
А явно вне критики — сплошь метафизика.

Гипотезы в догматы превращены,
И права на критику все лишены.

Нельзя и подумать про личное мнение —
Строжайшее действует в миг отлучение.

Анафеме страшной все те предаются,
Что в догме безбожия хоть чуть ошибутся.

Завоют все сразу их веры сирены
По поводу «грязной собачьей измены».

Обычная ж в этой вере позиция —
Вполне современная нам инквизиция.

Публично все вороги там искренно каются,
Но после, как правило, не обретаются.

А папы безбожия непогрешимы,
Им в помощь из стали и страха режимы.

Здесь всё им дозволено — цель оправдает,
А цели-то только никто и не знает.

Обязаны все тут в безбожие верить,
Но, правда, есть льгота пока лицемерить.

А тем, кто не может на путь этот стать,
Пожизненно надо страдать и страдать!

Обманом, под именем ложных наук,
Плетёт паутину безбожный паук.

Как мух он, жестокий, умы оплетает
И ядом безумия всех наполняет.

Главнейшее средство здесь не убежденье,
А страх и насилие — порабощенье!

Подделкой науки обман прикрывая,
Безбожие в мире они насаждают.

Насилуя мысль и научное творчество,
Хотят превратить всех в рабов богоборчества.

Одних же пугают, других принуждают,
И мысли свободу вконец убивают.

Признать Бога явно они все боятся,
Чтоб с жизнью едва ль не пришлось им расстаться.

Фанатики мрака в науке — профаны,
Бичом и железом в ней правят тираны.

Свободно чтоб мыслить в науке не смели,
Ей ставят задачи и крайние цели.

Чего ожидать, коль теперь Пришибеев
Возрос в миллион тупых слуг и лакеев.

Их вождь — Железняк, и в руках его лом;
Круша и кровя, идут напролом.

Что ж, извергам ценностей прошлых не жаль,
Их манят туманом в обманную даль.

Не ценит кто веры и родины прошлого,
Тот соткан духовно из низкого, пошлого.

Чтоб мнимое счастье планеты создать,
Пытаются Бога они отрицать.

Вопят, что вселенная не из ума,
А просто вполне вдруг явилась сама.

Но тот, кто на нашей планете с умом,
Всё видит, конечно, во свете ином.

В основе всего лежит разума сила;
Она всё творит, она всё явила.

И всё, что на небе и что на земле, —
Свидетель неложный о высшем уме.

Кто может тот ум как Творца отрицать,
На всём ведь лежит Его мысли печать?!

Ведь Он всемогущее то Существо,
Которым весь мир и в Нём всё вещество.

И вот, хоть — успехи науки и быта,
Но сущность материи нам не открыта.

И, прежде всего надо то уяснить,
Что разница есть в казаться и быть.

Живя в веществе, мы не знаем его,
А только о нём, да и то кое-что.

Не всё бесконтрольно мы то принимаем,
Пятью что мы чувствами воспринимаем.

Ведь чувства нас могут легко обмануть, —
Здесь надо избрать осторожнее путь.

Свидетельству их не во всём доверяя,
Мы разумом чувства свои проверяем.

В миропонимании ведущую роль,
Играет, конечно, мышленья контроль.

Мы в сущность материи не проникаем,
Явление только со вне наблюдаем.

Не можем себя перестроить мы так,
Изъят чтобы был наш психический акт.

Экран психологии всегда остаётся,
И что познаём — чрез него подаётся.

Нам психики меру нельзя забывать,
На сущность в познании не претендовать.

Попытки ж внутри и со вне наблюденья,
Уж некое вносят в природу смущенье.

Проникнуть мы в сущность объекта не можем,
Его изменяем мы тем, что тревожим.

Когда нарушаем природы покой,
Мы видим её уже так, как больной.

Мы подлинной сущности мира не зрим,
А лишь по поверхности как-то скользим.

Наука давно без сомненья твердит,
Что под и за видимым тайным лежит.

Её наш рассудок с трудом раскрывает,
Но всё же о ней он кое-что знает.

Однако не всё, далеко же не всё,
А только лишь малое наше кой-что.

И то, что нам кажется невероятным,
Быть может, окажется очень понятным.

И дело не в том, что подводит нас зренье,
А здесь — алогизм, ошибка сужденья.

С поверхности всё как бы материально,
Но в нём, и за ним, и под ним — идеально.

Ядро всей материи — мысль и идея,
Которая всем во вселенной владеет.

Для многих такой оборот необычен,
Но космос в основе — иделистичен.

Иделистичным мы мир называем,
Идеи бо в нём открываем.

Без логоса-мысли здесь нет нечего,
Что мир нам являет и в нём вещество.

Он всё проникает, основу даёт,
И в смысле высоком лишь Он и живёт.

И так, во вселенной царит панлогизм, —
Творец в ней, Создатель — Верховная мысль!

В частичке вселенной и самой ничтожной,
Величие мысли, идеи огромной.

О, Логос и Логос — начало творенья:
И нет, и не может быть в этом сомненья!

Как нет во вселенной объекта того,
Чтоб мысль не лежала в основе его.

Великая мысль и идея во всём,
И в самом ничтожном, и в самом большом.

Однако ж, безумие — тьма и воюет со светом
По всем несомненным безумья приметам.

Серьёзных препятствий оно здесь не знает,
Верблюдом чрез факты вприпрыжку шагает.

Толпу легковерных с собой оно водит,
Законы познания ложно обходит.

Безбожья верблюд хоть многоголовый,
Однако ж, весьма и весьма бестолковый.

Логической мысли законы губя,
Твердит, будто космос создал сам себя.

Но логика ясно и всем говорит:
«Причина всегда вне явлений лежит».

Нет вещи нигде в этом мире единой,
Какая явилась себе бы причиной.

Но космос, согласно безбожья картины,
Не знает начала, а равно — причины.

Они ж иногда и в безумьи твердят,
Что космос — взаимной причинности ряд.

Напрасна вся эта навозная гать,
Она не сильна реку правды сдержать.

Ведь как это космос из вьюги частиц,
Сумел сам себя вдруг прекрасным родить?!

Само ль вещество столь разумно в себе,
А ежели нет, так премудрость-то где?

Наш мир — гениальная супермашина,
Должна адекватная быть ей причина.

Такой грандиозный, как космос итог,
Кто может к единству свести, — только Бог!

Безумье — бороться с Богом всевышним,
Кого оно силиться сделать излишним.

Из мира действительно Он удалён,
Но в мнении тех, кто умолишён.

Лишь сумасшедший Вольтер говорил,
Что мир этот дивный не Бог сотворил!

Ведь ум человека, — ни мало, ни много, —
В способности видеть всевышнего Бога.

И если кто в жизни без Бога прошёл —
Ума в полном смысле в себе не нашёл.

Ум надо иметь в душе чистым и ясным,
Увидеть чтоб общее за многочастным.

Способность ума к богозрящей абстракции —
Найвысшее в жизни, в психической акции.

В идее о Боге как переживаньи
Предел высочайший души состоянья.

Духовное в Боге мировоззрение —
Наследство и дар человечеству гения.

Не атом ничтожный создатель вселенной,
Но ум всемогущий предвечный нетленный.

Ведь атомы мысли своей не имеют,
По мысли ж премудрой в кругах своих реют.

Откуда же мысль в веществе появилась,
И в формы мудрейшие вдруг воплотилась?!

И если живое всё в мире от жизни,
То ясно, что мысль во вселенной от мысли.

— Милльоны, милльярды и так далее лет, —
Серьёзный ли то, или детский ответ?!

Как может всё это эволюция дать,
О чём так вопит вся безбожная рать?!

Больные слова на земле раздаются:
«Сознанье — материя, путь — эволюция!»

Что это — наука, или просто догматика,
Куда столь безбожия желчи потрачено?

Откуда ж взялась, тем не менее,
В структуре материи бездна мышления?!

Не ясно ли, что всякой, любой эволюции,
Обязан предшествовать акт инволюции?!

Чтоб что-то потом в мире нашем развить,
Кому-то же надо прежде вложить.

Ведь надо иметь, получить, — чтобы дать.
А ежели нет, то откуда же взять?!

Завитое кем-то лишь можно развить,
И надо завитию прежде развития быть.

С клубка, чтобы нитку потом размотать,
Её надо раньше того намотать.

Чтоб эволюция «быть» и «суметь»,
Ей, прежде всего, надо разум иметь.

Но коль эволюция миру дана,
То кем?! Ведь она не явилась сама!

И Тот, Кто способность в мир эту вложил,
От вечности прежде материи был.

Мы факт эволюции не отрицаем,
Но в творчестве Бога её понимаем.

И Дарвин вот именно так понимал,
Безбожник же нагло его оболгал.

Не атом бездумный вселенной отец,
Но ум всемогущий — Зиждитель, Творец.

В основе всего мирового творенья,
Лежит океан беспредельный мышленья.

Мышление это сокрыто во всём,
Как в малом, так и в бесконечно большом.

Оно изначальное есть основание,
Всего грандиозного космоса здания.

Вселенная — как мировая система,
Глубокая и весьма необъятная тема.

В науке земной, коль с умом человек,
Откроет всегда неземной интеллект.

И мыслящий неуч, даже и тот,
Великую истину эту поймёт.

Ум был изначально, и Им — вещество, —
Отсюда на всём печать мысли Его.

Не мысль от материи, а наоборот,
Мышленье Всевышнего в ней как причина живёт.

Предвзято, убого, нелепо, поспешно, —
Причина всего ведь не атом конечно!

Вот горе, поистине страшное горе, —
За каплей воды не увидели моря!

Как может наш космос без логоса мыслиться?
Безумная это попытка, — бессмыслица!

Само по себе вещество и материя —
Продукт Высшей мысли, вершины мышления.

Материя космоса мыслить не может,
И творчество мысли её не тревожит.

Она не Творец, а всего лишь творенье,
Во всём исполняет Его повеленья.

Частички вселенной — инертная масса,
Способная только Творцу подчиняться.

В них нет ни собственной мысли, ни воли,
Не может быть речи об их произволе.

Поэтому мир сам себя не родил,
Он мысль лишь чию-то в себе воплотил.

И чья ж это сила, и чья это мысль? —
Ответ нас уводит в надмирную высь.

Итак, по неложным законам мышленья,
Мы явно пришли к постулату творенья,

Ясна и понятна вселенной картина, —
Лишь в творчестве Бога её вся причина!

Да, в мире ничто не причина себе,
Причина вещей всех сокрыта вовне.

Нет самопричинных вещей во вселенной,
И в целом она такова, несомненно.

Наш космос есть сумма отдельных предметов,
Но самопричинных меж ними-то нету.

Ведь если в слагаемых качеств тех нет,
То в сумме не будет показан и след.

Как всякому ясно, ни сутью, ни видом,
Творенье не может быть idem per idem.

Желали б заверить безбожного друга:
«Природа не знает порочного круга».

Не может быть в мире той странной картины,
Чтоб всё было в круге взаимной причины.

Об этом гремят небеса и земля:
«Причина вселенной лежит вне ея!»

Возьмётся ль твердить кто из здравых умом,
Что сын может быть сам себе и отцом?!

А где-то так чудно сложились дела,
Что мать та сама же себя родила?!

Не меньший, а больший абсурд утверждать,
Вселенную самопричинной считать!

Ум в творчестве зреть, каждый миг созерцать,
И всё же упрямо Творца отрицать!

Ментальная явно здесь скрыта болезнь,
В мышлении плесень и дребедень.

Что думают эти, и думают ли,
О самой великой проблеме земли?!

Ведь эта проблема — смысл жизни и Бог, —
Не мыла проблема, гвоздей и сапог!

Такую проблему проблем неужели,
Нет смысла поставить и в качестве цели?!

Как можно серьёзно то смыслом считать,
Чтоб что-то, кого-то «догнать», «перегнать»?!

Несчастный, замученный будущий робот,
Тебя к этой цели волочит цепь-провод!

На мысль кандалы твою рабства одели,
И тащат арканом к намеченной цели.

И носят те цепи, как дар с позолотой,
Чем меньше ума, тем и с большой охотой.

Держатель неволи того уж добился,
Что мыслить свободно народ разучился.

Он слова свободы несчастный боится, —
Колени трясутся, бледнеют и лица.

О, мужество, мудрое мужество, где ты?!
Забыты ужели дней прошлых заветы?!

Порви атеизма безумия цепи,
Не может быть веры в безбожье нелепей!

Очнись и оставь атеизма упорство;
Знай: самоубийство — твоё богоборство.

Идёшь ты сослепу путём отрицанья,
Не зная, что нет у тебя основанья.

Спокойно, достойно и вдумчиво-зрело,
Нам надо обдумать великое дело…

Вот, кстати, спросить у безбожной истерии:
«Где мыслящий центр всемирной материи?

Не может и тени быть в этом сомненья,
Что в космосе целом — единство правленья.

В нём всё так премудро и так всё едино,
Что править в нём разуму необходимо».

На это ответ нам даётся такой,
Что мир и всё в мире само лишь собой.

Есть, дескать, без Вышнего фактор могучий:
Слепой и бездумный, бессмысленный случай.

Всё в мире зависит вполне от него,
Но сам он сплошное ничто, ничего.

Не знает добра он, не знает и зла,
Он просто тупая бесцветная мгла.

И вот из такого-то вдруг ничего,
У них получилось решительно всё!

Не нужен, как слышим мы, миру Творец, —
Мир вечен и сам для себя он отец.

В начале вертелось без формы одно
В частицах враждующих всё вещество.

Так шёл бесконечный от вечности бой,
Со свистом и гулом яростный вой.

Частички в слепую друг с другом дрались,
Пока, наконец, все ума набрались.

Решили же впредь уж не воевать,
А космос как можно умнее создать.

Здесь качества все у частиц изменились,
Способности разные в них появились.

До этого были они близнецами,
И с ними стряслось, что не видели сами.

Но странная с ними тут метаморфоза,
Верблюду безбожия — в язык не заноза.

Слюною он брызжет, губами болтая,
И сказку «творенья» как быль продолжая;

Как спорое дело частиц закипело,
И наша вселенная к сроку поспела.

А срок, говорят, тот весьма длинноват.
Но кто — только случай и здесь виноват.

Да кто его будет за это винить,
Коль призван он Бога собой заменить?!

В безбожьи ведь случай роль бога играет,
И в роль эту верят, всерьёз принимают.

Что он всё устроил, и всё он достал,
Хотя и не думал, но всё же создал.

Но кажется нам, что их вся космогония,
Скорее какая-то фантасмагория!

Вот как по их вере, с первоначала,
Всё в мире случилось и с космосом стало:

«Все атомы в хаосе вечно носились,
Пока во вселенную не превратились.

Причём тут какой-то Сверхразум и Бог?! —
Вселенной создаться лишь случай помог!»

— А случай счастливый такой не случись,
О космосе думать, кому пришла мысль?

«Случайно, нечаянно само получилось,
Что мрачная бездна в наш космос сложилась.

Но как это было всё прежде прекрасно!
Зачем этот случай?! — Напрасно, напрасно!

Не нужен нам разум и наше сознанье,
Оно ведь всё тех же частиц колебанье.

Частички вертелись, и наши бы с ними,
Бездумным процессом природы крутимы».

— Ну что, из огромнейшей атомной тучи,
Вселенную создал слепой просто случай?!

«Какая в Творце неизбежность и крайность, —
Его заменяет сплошная случайность.

Случайно так атомы мудро сложились,
Что мир и все вещи в нём сами родились.

Как видите, Бога вселенной не надо,
Для точной науки и вышнего взгляда.

Нет довода к Богу, нет горя-кручины,
Наш мир и мы в мире — без цели, причины!

Ведь это ужасно и мы б онемели,
Имелся, коль Бог и Его в жизни цели!

Но случаю слава, что Бога то нет!»
«За жизнь перед кем?» — и какой там ответ?

«Нет Бога, нет чуда, — здесь весь реализм!» —
Вот так говорит тот мудрец атеизм.

Какой здесь диагноз? Увы: сумасшествие —
Признать беспричинным огромное следствие!

Ведь это абсурд, паранойя и бред, —
Здесь логики здравой и капельки нет.

И ясно, у этого мысли покроя
Одна из типичнейших форм — паранойя.

Играет безбожье свою в мире роль,
По сказке из книги «Голый король».

Безбожие яростно против чудес:
Ни Бога, ни чуда — нигде, — наотрез!

Однако, не веря в Бога-Творца,
В нелепые верят свои чудеса.

Чудес у безбожья до странности много,
Хотя атеизм — это вера в «нет Бога».

Не всем же бросается это в глаза,
Что в вере безбожной кругом чудеса.

Вся их космогония из чудес — чудо,
Но псевдонаукой прикрыто от люда.

Любое из их основных положений —
Гирлянды чудес, лабиринт приключений.

Вселенная — чудо ума, — объяснима,
Но если без Бога, она невместима.

Как Ум — Бог Всевышний творит мир и всё,
Умно ль заменить его глупым ничто?!

По вере в безбожье, частиц столкновенье
И есть акт случайный вселенной творенья.

Кто сказкам подобным поверить способен? —
Лишь тот, кто к безумью безбожия склонен.

Помогут ли здесь бесконечности лет,
Коль в мире залога к развитию нет?!

Какую и случай играть может роль,
Когда он по сути полнейший есть ноль?!

Не могут признать они с Богом чудес;
А их у самих — непролазный то лес!

Никто никогда на земле не слыхал,
Чтоб случай хоть что-то построил, создал.

Коль сделать не может он самое скромное,
То как он создал беспредельно-огромное?!

Коль случай способен творить чудеса,
То чьи-то бы видели это глаза?!

Вселенной создать глупый случай не мог,
Ей дать бытие мог премудрый лишь Бог.

Роль случая в мире с слепой автоматикой —
Абсурд для науки, начав с математики.

И это безумие и эта нелепость,
В глазах омрачённых — научная крепость!

От Бога и чуда безбожье бежало,
Но под псевдонимом их всё же признало!

Но двинемся в путь космогонии дальше,
К тому «миллиарды» что лет было раньше.

Откуда такие гигантские даты,
Растущие быстро, без меры громады?

Недавно ведь тысячи и миллионы,
Теперь миллиарды, вот-вот биллионы.

В науке, как видно, подобный фасон
Скорее походит на аукцион.

Кто больше в торгу том ведь цифру даёт,
Тот верх, как известно, на время берёт.

Уж очень всё шатко, противоречиво —
Как можно сказать, что здесь истины сила?!

И мог ли кто-либо жить в те времена,
И нам передать о всём бывшем слова?!

Им важно одно — как итог получить:
Творца, как они говорят, исключить.

Чтоб жизнь зародилась, зачем Творца сила?
Ведь жизнь автогенно явилась из… ила!

А раз есть исходный для жизни белок,
Зачем, для чего и кому нужен Бог?!

Ясна нам теперь тех уж далей картина:
Явилась сперва белконосная тина.

Откуда явилась пока неизвестно,
Для пекаря важно, чтоб было бы тесто.

А дале: из клетки-амёбы — и рыбы, и птицы,
И всё, что живое, как быль небылицы.

Затем уж явились в наш мир обезьяны:
Мартышки, гориллы, питек-павианы.

Но вот, наконец, вдруг настал такой век —
От шустрой мартышки рождён человек.

Всё это, конечно, процесс, несомненно —
Всё долго, всё медленно, всё постепенно.

Но главное нечто совсем ведь иное, —
Здесь радость, что как-то забыто больное.

Что мы не от Бога разумные твари,
А сами собою разумные стали.

Ура! Мы не люди, мы — тоже из тины, —
Прямые потомки мы зверя, скотины!

Пойди, посмотри обезьян в зоопарке, —
Мы тоже до высших проблем-то не падки.

Мы сами себе наивысший закон,
И, значит, законен любой наш уклон!

Какая без Бога нам воля, свобода!
Безбожье — свободы прекрасная ода!

Вот так-то явился наш sapiens homo,
По-русски и проще сказать: «Не все дома».

Вот в Бога не верят, а верят в прогресс,
Как к цели направленный мира процесс.

Но ясно прогресс — есть движенье вперёд,
К чему-то, что манит духовно, зовёт.

Оно постепенное есть улучшенье,
Как к идеалу какому стремленье.

Вот здесь атеизм и попал в непонятное,
Для собственной веры в безбожье превратное.

Безбожники песни победные пели,
И вдруг оказались у космоса цели.

С понятием цели заложена логики мина,
Под весь атеизм, под его понимание мира.

Где цель — там и разум, где разум — там Бог,
Кто ж цели вселенной поставить бы мог?!

Безбожье, дабы избежать таких мелей:
«Нельзя признавать и у космоса целей!»

Прогресс, эволюция с целью — одно.
И вновь здесь безбожье садится на дно.

Они в данном случае не понимают,
Что в цели вселенной — Творца утверждают.

Откуда без Бога прогресс вдруг в природе?!
Мысль эта отнюдь не безбожья дань моде.

Выходит вселенною кто-то же правит,
Кто цели ей ставит, и планы все знает!

И для соблюденья безбожью лица,
Нельзя им кричать против мира конца.

Коль случай вселенную создал случайно,
То он и разрушить сумеет нечайно.

Да, есть в их познании странный момент:
Какая-то вера в сплошной Happy End.

Зачем на кончину вселенной кричать,
Иль думают случай тем самым сдержать?!

Кто ж миру счастливые цели поставил?!
Такая игра против логики правил.

Дабы человека в раба превратить,
Им надо разумную мысль в нём убить.

Их цель: категорию Бога и духа,
Не знал чтобы ум и не слышало ухо.

Для цели-то этой порядок такой:
Понятия надо — все вниз головой.

И многие свыклись ходить вверх ногами,
И мыслить, как велено, не головами.

В последних, глубинных основах творенья,
Покоится атом великий мышленья.

Наш атом — не атом, хоть так называется,
Ведь он неделимым отнюдь не является.

В понятии атома — смысла увечье,
Прямое по логике противоречье.

Коли протяжённое в сути не мнимо,
Обязано быть бесконечно делимо.

Материю же на бесконечность деля,
Приходим в конце к аксиоме ноля.

А ноль не иное ведь что означает,
Как то, что количество здесь исчезает.

Материя числа-меры лишённая, —
Ведь это идея Творца обнажённая.

Идею как сущность нельзя уловить,
И мысль неделимую переделить.

Как может, как атом — материальное,
Когда неделимо одно идеальное?!

В материи мысль есть предел всех границ,
Пред мыслию этой склоняемся ниц.

На атоме мысли построено всё:
Причина, структура, основа, ядро.

Начало ж всего, в чём нет и сомнения,
Есть разум и сила Премирного Гения!

Так Гений вселенной — не есть вещество,
Но ум беспредельный — Создатель всего.

Спросите любой в нашем мире предмет,
И даст вам он ясный о Боге ответ.

Всё слышит в себе несомненную весть,
Что Бог всегда был, вечно будет и есть.

Не мир сам себя так премудро создал —
Начало всему всемогущий Бог дал.

Дивятся ж безбожным Земля и Луна:
«Несчастные люди, ваш ум — без ума!»

Вещают им сонмы и звёзд и планет:
«Есть ум у вселенной, но в вас его нет!»

Его как возможно вселенной отсечь?!
О нём неустанно ведёт она речь!

Недугуют люди, душа их больна —
Вселенная мысли огромной полна.

Творец и Создатель — Божественный ум,
Весь мир необъятный — поток Его дум.

Вблизи ли посмотришь, в далекую ль высь, —
Во всём красота, необъятная мысль.

Глубин этой мысли нет силы познать,
Ей можно лишь славу с любовью воздать.

Но как бренной славе прославить его?! —
Всевышняя слава — его естество!

Вся космоса слава — вся создана Им,
Её мы с любовью Ему воздадим.

Великий Художник, вселенной Творец,
Всему Он начало, всему Он конец.

Ему-то ни имени нет, ни понятий;
Познанию всякому он необъятен.

Единый он Дух, Всемогущая сила, —
Та самая, что и весь мир сотворила.

Понять его сущность из смертных, кто мог!?
Сверхсилу сию, именуем мы Бог!

О Боге кой-что ещё можно сказать,
Но Бога нельзя ведь перстом указать.

Он всё проникает, Собой наполняет,
Однако же, Сам вне всего пребывает.

Мир полон движенья, и миром Он движет,
Но Сам остаётся во всём неподвижен.

Меняется в космосе всё и течёт,
Но Он лишь Один неизменно живёт.

Ни время, ни место Ему не предел —
Сверхсила и вечность Его лишь удел.

Вселенная — великолепный дворец,
Но есть в нём Строитель, Художник, Творец!

Великая мир философская книга
О Боге и против безбожного ига.

И эту премудрую книгу читать —
Всевышнего Сущим в вселенной познать.

Земля, небеса — два мудрейших листа,
Их Бог написал о Себе неспроста.

Величье и красота всех творений
Вещает, что Создатель — премудрости Гений.

Размысли о том, что кругом, что в тебе,
И Бога премудрость найдёшь ты везде.

Тебя, человек, твой Творец, без сомненья,
Поставил главою земного творенья.

Быть равным, подобным тебе по уму
Из тварей земных Бог не дал никому.

Однако себя ты совсем ведь не знаешь,
Какое ты чудо в себе представляешь.

Достаточно в мире тебя одного,
Чтоб Бога познать как причину всего.

Свидетель — природа не только твоя, —
О Нём говорит весь итог бытия.

Великая истина богопознанья,
Сама раскрывается из мирозданья.

Природа, весь космос о Нём говорит,
И каждый в них атом о том же твердит.

Над всем во вселенной порядок и чин,
И Он-то, незримый, — причина причин.

Вот звёзд миллиарды над нами горят,
И все о Едином, о Нём говорят.

И атом, и клетка, и жизнь вся и смерть,
К Нему открывает познания клеть.

В великом и малом единый закон,
За этим единством, таинственный — Он.

Огромность галактик ничтожна пред Ним,
Что капля воды, что туман или дым.

Нам трудно достойно о Нём говорить,
Его ведь не может и мир весь вместить.

Он нашего мира и солнце, и свет;
Подобия, впрочем, Ему ни в чём нет!

Всё в мире о Нём, о Едином вещает,
Однако ничто до конца не вмещает.

По действию Он есть и всё, и во всём,
Но по существу Он над всем и ни в чём.

Блажен, кто Его хоть на миг ощутил, —
Тот счастье, богатство на веки добыл.

Всё в мире прекрасно, всё создано Им,
И всё славословит, поёт Ему гимн.

Творенье и твари, и всё вещество,
В себе прославляют премудрость Его.

Поют Ему горы, поля и леса,
Дожди, снегопады, морозы, гроза.

И тихая речка, и горный поток,
И каждая травка, и каждый листок.

И рыбы, и птицы, и всякие твари,
Что мир наполняли и наполняют.

Он равно велик — в океане, в росе,
И в крошечной искре, и в мощной грозе.

В космических далях, в орбитах планет
И в том, чему меры по малости нет.

Вибрации, скорости, гамма-лучи —
И тайны, и славы — конца не найти.

Поют Ему реки, озёра, моря,
И, словом одним, поёт вся Земля.

А с нею поёт весь бесчисленный хор,
Что может объять только мысленный взор.

Но песнь та звучит не для нашего уха,
Она — достояние вечности духа.

Вселенная — дивная мысли гармония,
Она — грандиозная Богу симфония.

Одни только мы, разбитые оземь,
В неё диссонанс, какофонию вносим.

Во всём несомненные в мире следы,
Особой тончайшей святой красоты.

А мы при желании мир украшать,
Умеем лишь только его опошлять!

Всё в мире чудесном и ночью и днём
Поёт песнь о Боге, и только о Нём.

И в макро, и в микро — вся слава Ему,
И славы его не затмить никому!

Свидетель в природе нам каждый закон —
Создатель законов и космоса — Он.

О Нём возвещая, небесная высь,
Зовёт и тебя: «Пред Всевышним смирись!»

В смирении этом лежит основанье,
Всевышнего дивное нами познанье.

Какие ещё тебе дать уверенья,
Когда, ведь, о Боге гремит всё творенье?!

Тебе доказала земная вся твердь —
Есть Бог над вселенной, в Него свято верь!

И веровать в доброе — Бога любить,
Не верить — любовь ненавидеть, губить.

Путь света — к добру, подвиг самоусилья,
А зла — путь во тьму, с верой только в насилье.

Но верха и низа, Бог дал нам свободу,
Чтоб выявить нравственно нашу природу.

Добро — это свет и само уж награда,
А зло — это мрак, предначатие ада.

Одни избирают путь света, добра;
Другие идут путём мрака, греха.

Но Бог, как любовь, — бездна долготерпенья,
Ждёт вечно в нас самоопределенья.

Господь никого ведь не принуждает,
Любви добровольной к Себе он желает.

Он — Истина, Правда, Добро, Красота, —
Блаженна общением с Богом душа.

Лишь кто во тьме как мертвец пребывает,
Тот Бога Всевышнего свет отрицает.

Но разве не видящий света слепец,
Есть сверходарённый природой мудрец?!

Он самый несчастный, ужасный калека,
Он света не видит премирного света.

В безумии яром он то отрицает,
Чего в сумасшествии знать не желает.

Отравлен он ядом и к аду стремится,
И Света, и Жизни, как смерти боится.

И этих несчастных теперь миллионы,
Безумию их — ни границ, ни препоны.

Горим — заливает нас огненный шквал,
И слышится в небе: «Пропал мир, пропал!»

Хоть Бог — сама благость, Небесный Отец,
Но твари безумству положит конец!

Страстями в нас тёмными ум ослеплён,
И видеть способности самолишён.

Мы слепы ко Свету, как мрачные совы,
И мудрости доброй в нас нет и основы.

В опасном безумии мечется век, —
Потерян, потерян у нас человек.

Нормальных людей на поверхности мало,
И, как говорят, их почти что не стало.

Взгляните безумному миру в лицо!
Начало конца уж теперь налицо.

Безбожье идёт на всемироагонию,
Чтоб только свою навязать гегемонию.

Беспечный наш мир ожидает «идиллия»
Погибнуть под прессом гиганта насилия.

Его не смущает Всемирный Позор,
Что ложь — его правда, а сила — террор.

Что жалкий народ до конца развращён,
И страхом животным в раба превращён.

Не смеет и слова он против сказать,
И рабство своё таковым он назвать.

На подлость, жестокость, на ложь и обман
Готов он пойти, коль приказ ему дан.

Любое уродство ему продиктуют —
И, жалкий невольник, он не протестует.

Запущен масонством таинственный пульт,
Создать чтоб безбожьей религии культ.

И это давно уже в кузне куётся,
Безбожия культ в тайнике создаётся.

Им нужен до крайности идол-лжебог,
Который в обмане планеты помог.

Попытки за годы различные были,
Но люди как люди всё то позабыли.

То три, то четыре, теперь же один
Безбожный маячит у них исполин.

Из этого-то без ума демагога,
Им надо создать заменителя Бога.

Стараются многие руки и рты,
Чтоб идол шедевром бы стал красоты.

Старательно его они красят и мажут,
Да миру урода красавцем покажут.

Убийцы умов, чужой славы-то воры,
Меняют ходули под ним и подпоры.

И идол растёт не по дням, по часам,
Всё выше и выше ползёт к небесам.

Теперь величайший он стал от вершины,
А было всего лишь в два с чем-то аршина.

Все идола этого очень бояться,
С огрызком свободы чтоб им не расстаться.

К нему страха ради идёт на поклон,
Трусливых рабов не один миллион.

Рабами их сделали чрез атеизм,
Убили в них ум и свободную мысль.

Но что же возможно теперь предпринять?
— Борьбу и борьбу целью жизни считать.

Долой недостойный и рабский тот страх,
Что истину-правду затмил уж в глазах!

А правда, как солнце над нами есть Бог,
В то время как против — безумия рог!

Он болен ужасной, ментальной болезнью,
И миру несёт он насилия бездну.

Уж ясно пред миром не просто тьмы мрак,
А в подлинном смысле невиданный враг.

Ведь он одержим волей наглой и злою,
Готов он губить всё преступной рукою.

Все силы давно бы, давно бы пора,
Собрать воедино в защиту добра.

Но мир наш беспечный давно погружён
В опасный как смерть летаргический сон.

И кто его сможет теперь разбудить,
И новые силы к добру в него влить?

Однако ж пусть мрак тебя тот не смущает,
Хотя и грозу он конца предвещает.

Борьба эта — света со тьмою,
Иисуса Христа с сатаною.

Арена и цель величайшей борьбы —
Душа человека, сердца и умы!

Кто ж Бога всем сердцем и жизнью возлюбит,
Тот в этой борьбе победителем будет.

Всё светлое, доброе только лишь в Боге;
Он ждёт нас у самой двери, на пороге.

Его ты ищи, но не гордым умом,
А в чувстве глубоком, смиренном твоём.

Он близок ко всем, кто живёт и страдает,
Кто правды святой всей душою желает.

Желай этой правды и с жаждой ищи,
И радость найдёшь ты в сердечной тиши.

Но, прежде всего, ты к себе обратись,
И к Богу направь свои чувства и мысль.

Наш дух как оптический тонкий прибор,
Особый способен иметь кругозор.

Решись на сознательный опыт духовный,
Ведь смысл-то заложен предельно-верховный.

Как можно жестоко всё то истребить,
За что миллионы готовы и жизнь подарить?!

Сперва глубоко ты всё сам испытай,
Потом, если сможешь, уже отрицай!

Очисти же сердце своё, человек,
И тайны всевышней заметишь ты бег.

Падёт с твоих глаз пелена слепоты,
Тогда и поймёшь сокровенное ты.

Но если ты ходишь во злобе и тьме,
Как можешь понять, что творится в тебе?!

Смирись и покайся, проси исцелить,
И в руки подать Ариаднину нить.

Смирись пред Владыкой времён и миров,
Воздай ему должную честь и любовь!

О том, что мы видим, давно предрекли, —
И вот приближаются ужаса дни.

Безумные люди кричат: «Бога нет!»
И в этом одна из конечных примет.

Стремятся, чтобы все обезумели —
За этим сокрыты особые цели.

Их ложью и яростью поют и кормят,
Потом подымают несчастных и гонят.

Чтоб всё разрушать и губить их руками,
Но чтобы не знали, что делают сами.

Встают, подымаются, громко кричат,
И в их голосах кричит подлинный ад.

Вся мерзость земная, куда ты не глянь,
Всевышнего против всех кличет на брань.

Их вопль в ширину и длину всей планеты,
И тихого места на ней уже нету.

Восстали на высший земли идеал,
Чтоб мир сумасшедшим поистине стал.

Что может безумней быть этой вражды,
С ума посходящей на Бога хулы?!

Всевышнего нагло хуля, отрицать
И камни на Небо безумно бросать?!

Те камни хулы до Небес не дойдут;
На головы тех, кто бросал, и падут.

История мира нас в том уверяет,
Что мир катастрофы теперь ожидают.

Бросают безумцы хулы в Небеса,
Но, страшно подумать, ведь грянет гроза!

Архив А.М. — г.Харьков

Содержание

Используются технологии uCoz