Репрессии против духовенства и, прежде всего, против ИПЦ в первые же дни войны усилились. Во-первых, в тюрьмах и лагерях сразу прошли массовые расстрелы определённых категорий заключённых, в числе которых были священнослужители. Это было характерно для тех областей, к которым приближалась линия фронта. Во-вторых, по законам военного времени, расстреливались все ИПХ, призванные в армию, но отказывавшиеся от присяги по религиозным убеждениям. В-третьих, расстреливались клирики и активисты общин ИПЦ, обнаруженные органами НКВД по доносам «добровольных помощников» чекистов в тылу, а члены общин отправлялись в лагеря с огромными сроками (учтём, что вопрос о бесплатной рабочей силе приобрёл большую актуальность).
Оценивая масштабы репрессий духовенства в годы войны, следует учитывать, что после расстрельных акций 1937-1938 и преследований священнослужителей, ещё остававшихся на свободе, число арестованных клириков во время войны было гораздо меньшим — за пять лет войны оно не превышает 7500 человек. Необходимо также учитывать, что в сводных отчётах НКВД, начиная с 1944, кроме итоговой цифры арестованных священнослужителей, стали приводиться цифры арестованных по следующим категориям: православные и сектанты, католики, униаты, лютеране, мусульмане, буддисты, раввины. За два года войны (1944-1945) из общего числа осуждённого духовенства католики и униаты составляли не более 10%, а мусульмане — 5%. Арестованные ИПХ, особенно из монашествующих, часто не называли себя. Чекистам известно было лишь их имя, поэтому в отчётах они приписывались к сектантам.
В общей численности арестованного православного духовенства за период 1944-1945 они составляют примерно половину, так что приведенная цифра арестованного православного духовенства за пять лет войны — 7500 человек, при учёте других конфессий и какой-то части сектантов, может быть уменьшена на 20-25%, т.е. до 6000 человек, что в 1,5-1,8 раза меньше числа осуждённых только за 1930. Как правило, это были клирики ИПЦ, находившиеся на нелегальном положении, что для и так уже практически разгромленной ИПЦ являлось серьёзным ударом.
Приведём в качестве примера групповое дело участников вскрытой и ликвидированной контрреволюционной организации «истинно-православных», участники которой были арестованы в Москве и области летом 1941. Руководителем «организации» был священник Феодор БОГОЯВЛЕНСКИЙ, который, по версии следствия, устанавливал широкие связи с а/с настроенными церковниками в Москве и Московской области и создавал ячейки а/с организации под видом, т.н., домашних церквей.
Следствие добилось от обвиняемых признательных показаний, согласно которым о.Феодором было организовано в Москве пять домашних церквей на квартирах верующих — активных участниц организации ИПЦ. Там им, согласно обвинению, во время проповедей велась пораженческая агитация. Домашние церкви, в которых проводились нелегальные богослужения и читались проповеди, действительно, существовали, а пораженческая агитация, о которой показывали «свидетели», могла говорить только о возродившихся надеждах ИПХ на возможное изменение ситуации в стране в случае поражения Красной Армии.
Во время следствия о.Феодор, прошедший ранее лагерь и ссылку, находящийся перед арестом на нелегальном положении в Москве, не назвал имена хозяев квартир, где он тайно ночевал и проводил богослужения и исповедовал. Он также не подписал обвинение, заявив: Я никогда не вёл борьбы с соввластью и считаю это несовместимым с моими религиозными убеждениями.[1]
К сожалению, в среде его прихожан оказался «добровольный помощник» чекистов, давший сведения о членах тайной приходской общины, а добиться признаний от обвиняемых женщин у органов НКВД было много способов. В результате о.Феодор БОГОЯВЛЕНСКИЙ был приговорён к 10 годам ИТЛ, остальные же обвиняемые отправлены в лагеря и ссылки на 3-5 лет.
В годы войны изменилось отношение оперативных работников органов НКВД к определённым категориям заключённых и в лагерях. К сожалению, в лагерных отчётах НКВД мало прямых документальных свидетельств о случаях сопротивления отдельных заключённых-священнослужителей, — в основном, это сообщения о «групповых акциях» верующих. Приведём выдержки из них:
Во 2-м отделении Печорлага НКВД нами ликвидирована устойчивая к-р группировка сектантов-чернодраконовцев, которая под видом своих религиозных убеждений, находясь в заключении, проводила явно враждебную работу, направленную на подрыв мероприятий, проводимых в лагере по строительству Северо-Печорской ж.д. магистрали.[2]
Далее приводился список участников группировки, в котором фигурировали три брата РЕМНЕВЫ, два брата КУЛИКИ и ещё четыре заключённых. Сообщалось также, что все они были связаны между собой родственно-земляческими связями и свою подрывную работу в лагере проводили путём групповых отказов от порученной им работы, организованно проводя к/р саботаж в лагере и на производстве.[3] Участники группы были арестованы. С мая по июль 1941 у каждого из них было насчитано лагерным начальством по 51 отказу от работы, которые они на допросах мотивировали личными религиозными убеждениями. 29 сентября 1941 по Постановлению Верховного Трибунала СССР арестованные были приговорены к высшей мере наказания — РАССТРЕЛУ.
Гораздо больше свидетельств об активном сопротивлении духовенства и верующих в лагерях можно найти в воспоминаниях бывших репрессированных. Стойкость и непримиримость так называемых «сектантов» до такой степени изумляла заключённых, что рождались легенды:
За невыход на работу, за неповиновение раздевали догола, ставили к проволоке под конвой, обливали водой на морозе. Стоит молодой, худой, стриженый. Улыбается, молится. Стоит, за проволоку колючую держится. Стоит, не сдаётся, уже не молится, ещё улыбается. Уже мёртвый стоит. Он — в раю! «Христос терпел и нам велел!».
Двух пожилых монахов и молодого послушника шестнадцати лет в нашем этапе привезли в Норильск и стали требовать их выхода на производство (у всех у них были 25-летние сроки «за подпольную антисоветскую организацию», «банду»), Монахи наотрез отказались, мотивируя тем, что выходить на государственную работу — значит «работать на диавола», а это — большой грех. Они согласны были исполнять в зоне лагеря самую тяжёлую и чёрную работу, но лишь бы не выходить на работу в Горстрой. Их много дней мучили в карцере, применяли самые жестокие пытки. Особенно усердствовал лагерный нарядчик по фамилии Ворона. Сильно пытали этого молоденького паренька. Ему, кроме других пыток, наливали под босые ноги хлорную известь и держали привязанным. Известь разъедала мясо до костей. Но он, невзирая ни на что, всё равно не соглашался выйти на работу. Тогда к нему запустили гомосексуалистов. Пять дней и пять ночей его мучили, а на шестой выволокли на вахту и хотели поставить в строй направляющихся на работу. Поставили рядом со мной.
Я тогда впервые в жизни увидел такого человека — на нём не было лица, а лишь кровавое месиво. Таким же было и его тело, белые кости торчали вместо подошв... Но лишь только парнишку выпустили из рук Ворона со своими подручными, как он рванулся, крестясь на ходу, в запретную зону возле вахты. В тот же миг автоматчик с вышки перерезал его очередью напополам, тело повисло на проволоке.[4]
В лагерных отчётах из большинства управлений ГУЛАГа в период 1942-1944 оперуполномоченными постоянно сообщалось о вскрытых и ликвидированных «к/р группировках церковников». Приведём выдержки из таких отчётов военного периода:
В Ухтижемском ИТЛ ликвидирована к/р группа заключённых, которая под видом богослужений устраивала нелегальные сборища, высказывая пораженческие настроения и распространяя клеветнические измышления.[5]
Далее назывались руководители группы: священники С.В.НОЗДРЯКОВ и Ф.А.ГУДКОВ, осуждённые ранее за «контрреволюционную деятельность и антисоветскую агитацию», и диакон П.Я.ГРАДОВ, отправленный в лагерь за «террористическую деятельность». Руководители группы были приговорены к расстрелу, остальным участникам сроки заключения в лагере увеличены до 10 лет.
В Тырно-Аузском ИТЛ антисоветская группа заключённых-верующих под руководством проповедника секты евангелистов ЗАДЕРЯКА устраивала нелегальные моления, призывала к отказам от работы. Участники осуждены к расстрелу.[6]
В Воркутинском ИТЛ ликвидирована а/с группа заключённых-церковников. Один из руководителей, священник УШАКОВ, составил молитвы и распространял их среди заключённых. Выявлено, что он поддерживал нелегальную связь с епископом Брянской епархии ГОЛЫНСКИМ, ранее отбывавшим наказание в ИТЛ и по отбытии наказания перешедшим на нелегальное положение.[7]
В сводном отчёте ГУЛАГа НКВД СССР за 1945 год сообщалось, что в последнее время в ИТЛ и колониях НКВД активизировалась вражеская деятельность заключённых из числа церковников и сектантов,[8] которая выражалась в многочисленных случаях отказов от работ, совершении тайных религиозных богослужений, проведении пораженческой и профашистской агитации, распространении клеветнических слухов, организации саботажа и подготовки побегов. Для изъятия церковного контрреволюционного элемента Центр настоятельно рекомендовал:
После подобных указаний из Москвы количество «вскрытых и ликвидированных организаций заключённых-церковников» в лагерях должно было резко увеличиться.
Война 1941-1945, как следует из воспоминаний ИПХ и многочисленных бесед с выжившими после многих лет лагерей и ссылок катакомбниками, свидетелями и участниками тех событий, воспринималась в среде ИПХ не как Отечественная.[10] Клирики ИПЦ, многие годы проживая на нелегальном положении, с риском для жизни проводя тайные богослужения и посвящения, воспринимали тоталитарный советский строй как царство антихриста, которому надо было сопротивляться всеми возможными средствами. Надо помнить, что многие катакомбники являлись убеждёнными противниками толстовского непротивленчества и в своё время были участниками гражданской войны, сражаясь на стороне Белой Армии, и активно действовали во время антибольшевистских восстаний крестьян и казачества. Поэтому оккупация немцами больших территорий страны воспринималась катакомбниками как освобождение верующих от богоборческой власти и приветствовалась ими. Для Катакомбной Церкви появилась надежда, на то, что, наконец-то, Богом дан шанс освободиться от ига большевиков, в оккупации ИПХ видели осуществление пророчества, сделанного 15-10 чтимыми старцами ещё в первые годы революции немцы придут войной на большевиков.
Некоторые из молодых ИПХ, призывников в действующую армию, избирали своеобразную тактику. Они вступали в ряды Красной Армии, попадали на фронт, а там с оружием в руках переходили на сторону немцев, чтобы бороться с безбожной и ненавистной властью большевиков, так как видели в этом возможность религиозного сопротивления. После войны стали известны случаи перехода на сторону немцев целых армейских подразделений, возглавляемых младшими командирами, тайными ИПХ.[11]
На оккупированных немцами советских территориях религиозная жизнь стремительно возрождалась, причём Русская Православная Церковь, в отличие от Католической, пользовалась явным покровительством немецких властей. Конечно, для оккупационных властей это был пропагандистский ход, в противовес большевистской политике — даровать верующим религиозную свободу, умиротворяя местное население.[12] В Германии, очевидно, были специалисты по вопросам современного Православия в СССР,[13] поэтому к ИПХ у оккупационных властей было исключительное расположение, как к непокорившимся большевикам.
Определённая политика оккупационных властей поддерживать прежде всего национально ориентированные группы Православной Церкви усложнила положение ИПХ на Украине, где автокефалисты были тесно связаны с немецкой администрацией, а также в Прибалтике, где немцы поддержали «национальные» Церкви. Показателен также случай с организованной немцами Псковской миссией, которую возглавил митр.Сергий (ВОСКРЕСЕНСКИЙ) — Экзарх Московской Патриархии. В результате его агитации о вредности Катакомбной Церкви, как «неподконтрольной», в Псковской, Новгородской, Ленинградской и Калининской областях общины ИПЦ не легализовались.[14] Так как открытые храмы возглавили клирики-сергиевцы, то общинам ИПХ, кроме двух-трёх церквей, ничего получить так и не удалось.
Лучше сложились отношения у ИПХ с Белорусской Автономной Церковью, в частности с еп.Стефаном (СЕВБО), который даже поставил для них несколько священников. В двух местах — в Смоленской области и Можайском районе Московской области — клирики ИПЦ не только возродили, но и значительно пополнили ряды паствы, сильно поредевшей в 1937-1938 — в период массовых расстрелов и высылок.
Принципиально иная ситуация сложилась на Северном Кавказе, где почти поголовно все казаки принадлежали к ИПЦ, а иногородние и новые переселенцы — к сергиевцам или обновленцам. Казаки, часто ещё до прихода немцев, уничтожали оставшиеся части Красной Армии. Почти все чудом оставшиеся в живых клирики Катакомбной Церкви стали духовными вождями антибольшевистского движения.
Во время оккупации борьба между ИПХ и другими верующими за храмы была настолько ожесточённой, что порой даже доходило до кровопролитных побоищ,[15] но немцы старались во взаимоотношения верующих не вмешиваться. На Дону положение ИПХ осложнилось в связи с тем, что созданное при поддержке оккупационных властей Епархиальное Управление возглавил бывший обновленческий еп.Николай (АМАССИЙСКИЙ), которого ИПХ не принимали категорически, как безблагодатного.
В Воронежской, Орловской и Брянской областях обстановка для ИПЦ была наиболее благоприятной: ряд общин ИПХ вышел из подполья, открылись многие храмы, где стали проводиться открытые богослужения при большом стечении верующих, в местностях, где в церквях сохранились колокола, немцев встречали колокольным звоном, как освободителей.
По рассказам очевидцев, к духовенству отношение немецких офицеров и солдат было хорошее, они даже считали обязательным для себя посетить местный храм. Хуже было отношение к ним эсесовцев, хотя и его можно было считать достаточно благосклонным. Самым удивительным, судя по воспоминаниям очевидцев, бывало, когда немцы загоняли население в храм на богослужения, угрожая безбожникам расстрелом. Клирик ИПЦ о.Никифор (РИХТЕР-МЕЛЛИН) вспоминал о крещении им 45 офицеров и солдат немецкой армии и о венчании 8 молодых пар, в которых невестами были русские девушки. Катакомбники до сих пор вспоминают годы войны — годы больших надежд для них и религиозной свободы — с теплотой и энтузиазмом. Именно тогда немецкие власти предоставили им оружие. Ударные части катакомбников, боевой дух которых поддерживали священники ИПЦ, сконцентрировались как в составе казачьих частей, так и в Брянской области, где в районе г.Локоть было создано местное управление под контролем ИПХ в лице ВОСКОБОЙНИКОВА.[16] В 1942 оно, получившее название РОНА,[17] участвовало вначале в операциях против партизан, а позже воевало на стороне немцев против частей Красной Армии.
Важно заметить, что во время войны небольшой группе клириков ИПЦ удалось выехать на время за границу, где они познакомились с архиереями РПЦЗ. Они были сильно разочарованы моральной деградацией зарубежного клира, а особое возмущение вызвала у них личность митр.Серафима (ЛЯДЕ), в котором ими был опознан известный обновленческий епископ Змиевский, выехавший в 1929 в Германию.
Конец войны для многих общин ИПЦ был трагичен. Когда началось наступление Красной Армии и освобождение ею оккупированных территорий от немецких войск, во многих ожесточенных боях, развернувшихся при освобождении городов Курска, Орла,[18] Харькова, поддержка немцев катакомбниками была очень сильной, ведь население едва ли могло забыть массовые расстрелы верующих в 1937-1938. Потому число беженцев, уходящих с немецкими войсками на Запад, с каждым оставленным городом увеличивалось. Тогда покинули города и области большие общины ИПХ, а вооружённые мужчины, находясь в арьергарде войск, помогали уходить как можно большему числу верующих. Клирики ИПЦ участвовали в ожесточённых боях, своим мужеством подбадривая бойцов и не позволяя им сдаваться в плен.
В Прибалтике, после окончания войны, в отрядах «лесных братьев» против подразделений НКВД воевало много ИПХ. Они жили в лесных подземных «схоронах», имели там походные церкви, часто вели богослужения в дебрях леса, используя в качестве престола раскладные столики либо широкие пни. Перед каждым боем молились и причащались, готовясь к возможной гибели.
Репрессии, проводимые СМЕРШем в освобождённых районах против ИПХ, выявлению которых помогали клирики-сергиевцы, ужесточились. Например, в 1944 на Северном Кавказе была расстреляна группа отшельников-монахов за оказанную ими помощь раненым немцам, эвакуацию их по тайным тропам и условную сигнализацию лётчикам. Более 100 клириков и активистов-катакомбников, арестованных в советской зоне в Германии или выданных американцами и англичанами, были расстреляны, остальные отправлены на 25 лет в каторжные лагеря. Заметим, что с 1945 арестованных клириков ИПЦ ждал утончённый вид казни — их стали распинать на крестах.[19]
В итоге, несмотря на изменение во время войны политики государства в отношении Московской Патриархии и освобождение части священнослужителей в 1943-1945 и послевоенные годы, за три года — с 1946 по 1948 год — в стране было арестовано свыше 4300 клириков, причём лишь 20% из них составляли католики, униаты, лютеране, раввины, мусульмане и буддисты. Несомненно, большая часть арестованных — это клирики ИПЦ. Согласно сводному отчёту ГУЛАГа, на 1 октября 1949 в лагерях находилось 3523 священнослужителя, из которых 1876 человек (около 50%) было в Унжлаге, 521 человек — в Темниковском Особлаге № 3, 266 человек — в Интинском Особлагах № 1, 140 человек — в Степном и Озерном Особлаге № 4 и № 7. Все перечисленные лагеря принадлежали к лагерям каторжного режима, где содержались заключённые, приговорённые к 15-25 годам.
После восстановления советской власти на освобождённых территориях к окончательной ликвидации общин ИПХ приступили органы МГБ. Выполнению этой задачи посвящено секретное письмо Берии, адресованное Сталину, в котором сообщалось, что НКГБ СССР выявлена антисоветская сектантская организация «Истинно-православных христиан», состоящая к основном из бывших кулаков и ранее судимых за антисоветскую деятельность.[20]
Далее в письме говорилось, что группы этой организации имеются в Воронежской, Рязанской и Орловской областях, что её активные участники находятся на нелегальном положении, а рядовые — живут в домах с замурованными окнами, мужчины отпускают волосы, а женщины отвергают брак, что всё перечисленное разлагающе влияет на работу ближайших колхозов. В письме особо подчеркивалось, что аресты активных участников не оказали должного воздействия на членов организации, в силу существующего у них поверия: «Кто арестован и сидит в тюрьме, тот избран Богом, находится на кресте, и ему обеспечено царство небесное».
Берия предлагал всех участников ИПЦ вместе с членами их семей переселить в Омскую и Новосибирскую области, в Алтайский и Красноярский края, рассредоточив их в нескольких спецпоселениях, где они будут находиться под постоянным и строгим наблюдением. Переселение ИПХ из 87 населённых пунктов и 538 хозяйств намечалось провести в течение одного дня — 15 июля 1944, указывалось общее число переселенцев — 1673 человека. Предлагаемая акция МГБ получила одобрение Сталина. Летом-осенью 1944 были осуществлены массовые аресты и переселения общин ИПХ во многих регионах европейской части СССР. Многие священнослужители и активисты ИПХ были или расстреляны, или приговорены к 10-25 годам ИТЛ, а большинство общин депортировано в суровые края. В итоге к 1948 многие нелегально существовавшие в европейской части страны общины ИПХ были окончательно разгромлены.