1909 г.
Ваше Преосвященство!
В прошлый мой проезд из Монголии Вам угодно было предложить мне высказаться о возможности нашей миссионерской деятельности в Монголии.
Многоразличные обстоятельства настолько до сих пор связывали меня, что лишь теперь я возвращаюсь к этому чрезвычайно интересующему меня вопросу, и я попытаюсь изложить свои взгляды на данный вопрос.
Разумеется, не может быть и речи о том, нужна ли проповедь христианства в Монголии и возможна ли она, ибо нести свет веры Христовой людям, сидящим во тьме и сени смертной, является одной из наиважнейших обязанностей христианина, а самая проповедь, поддерживаемая Благодатью Божией, всегда действенна. Остается говорить лишь об условиях и обстоятельствах вполне возможной миссионерской деятельности в Монголии.
Относительно открытия нашей миссии в Монголии прежде всего необходимо сказать, что с этим следовало бы поторопиться — и вот по каким соображениям.
Несмотря на то что мы первые из европейцев вошли в сношения с монголами, несмотря на то что границы нашего государства на громадном протяжении соприкасаются с землями монголов, несмотря на то что громадный политический интерес должен был бы пробудить то обстоятельство, что значительное количество инородцев в нашем отечестве одинаково по происхождению и верованиям с народом монгольским, несмотря на то что прежнее более благоприятное политическое положение создало для русских в Монголии исключительно благоприятные условия в политическом и торговом отношениях вплоть до исключительного права въезда в Монголию, — несмотря на все это, мы абсолютно ничего не сделали для того, чтобы сблизиться с этим народом, чтобы иметь культурное влияние на него, о миссионерской же деятельности среди монголов, кажется, и вопроса серьезного не поднималось. Теперь положение наше в Монголии значительно меняется. Положение самой Монголии по отношению к Китаю также постепенно изменяется. Прежде полусамостоятельная, значительно удаленная от центрального Китая, отчасти даже грозная для него, Монголия постепенно обращается во внутреннюю Китайскую провинцию, все больше и больше подпадает под оригинальный режим Китайского чиновничьего полновластия, и недалеко то время, когда самое название Монголия будет вычеркнуто из географии и заменится китайскими названиями нескольких отдельных провинций взамен нынешних Халки[1], Ордоса[2] и др. Тонкая струйка дыма китайской колонизации, никогда не прерываясь, прорезывает пустынную Гоби и расширяется в черную тучу сплошного в недалеком будущем китайского населения вдоль русской границы.
Ширь нетронутых плодородных степей пограничной с нами полосы Монголии служит большой приманкой для задыхающихся от тесноты у себя китайцев, и правительство Китая всячески поощряет эту колонизацию.
До сих пор не надо было нам никаких крепостей на границе с Китайской империей, — малонаселенная Монголия и труднопроходимая Гоби служили для нас достаточным оплотом от внезапных нападений со стороны Китая.
Теперь же, благодаря полному невниманию нашему к соседней Монголии, благодаря безучастному отношению к тем стеснениям, которые чинили китайцы над монголами вопреки договорным условиям между китайским правительством и монгольскими князьями, благодаря не использованию благоприятствовавших нам обстоятельств в то недавнее еще время, когда многие монгольские князья серьезно раздумывали над тем, быть ли им под Китаем или идти под Россию (вспомним историю с Кульджой[3]), благодаря и теперь продолжающемуся небрежному отношению нашему к Монголии, — мы очень скоро будем иметь удовольствие видеть под самым носом своим на огромном протяжении нашей границы реформированный Китай с плотным населением и большими вооруженными силами (сравним положение хотя бы Ононских казаков[4] 3 года назад и теперь).
Мы сами приблизили к себе Китай, мы сами уничтожили естественные наиболее для нас выгодные границы, отделявшие нас от грозного соседа.
Тяжелые результаты всего этого не заставят долго себя ждать, горько раскаемся мы в своей халатности к задачам православного государства, но — не будет ли тогда уже поздно?
Имеет ли значение для нашего миссионерского дела перемена политического положения в Монголии? — Разумеется, имеет, и даже немалое.
Вместе с постепенным закрепощением монголов под китайское иго ускользает от нас почва для более тесного общения с монголами. В недалеком прошлом открывалась для нас полная возможность такого общения, возможность основывать русские культурные и торговые центры в Монголии, даже возможность развить русскую колонизацию для эксплуатации весьма плодородных земель в северной и западной Монголии. Все это подготовило бы почву и для миссионерской там деятельности. Теперь такая возможность исчезла или почти исчезла. Китайцы, которые раньше строили на тысячи верст каменные стены, дабы обезопасить себя от набегов монголов, теперь все более проникаются сознанием необходимости сохранить под своим исключительным влиянием Монголию, так как это открывает широкий простор для их колонизаторской деятельности, являющейся для Китая вопросом жизни и смерти. Теперь китайцы уже направляют все свои усилия для ограждения монголов от посторонних, т.е. русских влияний. Результаты такой политики уже сказываются, как в сношениях наших дипломатов с китайскими албанями в Монголии, все более возвышающими свой высокомерный тон, так и в наплыве многочисленных иностранных комиссионеров, спешащих использовать нетронутый монгольский рынок. Нынешним летом и наши доброжелатели японцы, еще во время войны проникшие к различным монгольским князьям, снарядили военную экспедицию в Монголию. Цель такой экспедиции не трудно угадать, и во всяком случае немного она воспособствует поднятию русского престижа в Монголии. Конечно, наша дипломатия не замедлит дать должную оценку совершающимся на наших глазах фактам, я же указываю на все это, чтобы показать, какие трудности предстоят нам в осуществлении наших вековечных по отношению к монголам задач, чтобы показать, как много мы потеряли там, где, по-видимому, все было в наших руках, чтобы показать, какая масса труда предстоит нам в борьбе с нахлынувшими туда влияниями других народов. Печально, что даже почвы не подготовили мы для наших будущих сношений с монголами. Можно было бы предположить, что консульства наши в Монголии, штат которых составляют все люди с высшим образованием, исполнят свою миссию просвещенных людей в дикой стране, но, по-видимому, забота о просвещении степняков совершенно исключается программой их деятельности, т[аким] образом и с этой стороны ничего не сделано, что бы подготовило почву для миссионерской деятельности. Заботы такого рода являются одними из главнейших обязанностей консульств других государств на востоке. Быть может, назревший уже пересмотр консульского устава и даст ему желательное направление, пока же деятельность наших консульств в Монголии нередко возбуждает лишь нарекания со стороны немногих русских, вынужденных обращаться к ним за каким-либо содействием.
Итак, первое затруднение для нашего дела — отсутствие подготовленной почвы. Но это может иметь и свою хорошую сторону, так как дает возможность при самом начале деятельности избежать некоторых ошибок на основании опыта других миссий.
Второе затруднение представляет перемена политики Китая по отношению к нам в Монголии. Но если раньше мы могли действовать в Монголии, игнорируя авторитет Китая, то теперь мы можем приступить к миссионерской деятельности на основании известных статей Тяньцзинского договора[5], и министерство иностранных дел без сомнения окажет свое содействие. Может быть, вначале Китайское правительство и будет косо смотреть на нашу деятельность, но совершенное отсутствие политических целей в нашей миссионерской деятельности вскоре должно будет рассеять подозрения китайцев, и тогда, конечно, никаких затруднений со стороны китайского правительства наше дело не встретит. Затруднение миссия [может] встретить в самих монголах.
Обычно принято думать, на основании ежегодных миссионерских отчетов, что главным тормозом нашей миссионерской деятельности среди ламаитов служат ламы. По-моему, взгляд этот мало основателен.
Особенно к Монголии взгляд такой трудно применим. Говорить о Монголии — это то же что говорить о ламах, так как по меньшей мере половина всех монголов принадлежит к сословию лам. В Монголии, наоборот, ламство должно быть главной почвой, на которой будут засеяны первые семена миссионерской проповеди.
Главным препятствием для миссионерской деятельности является общее невежество монголов. Показателем невежества этого служит то, что в Монголии только незначительное меньшинство знает свою родную грамоту. Для многих это покажется странным, так как ламство уже по своему положению должно быть более или менее просвещенным. Но в том-то и дело, что даже из лам немногие знают монгольскую грамоту. Обычно все образование лам сводится к тому, что они умеют бессознательно прочесть несколько тибетских книг. Зачастую вы встретите, что монгольские ламы пишут различные между собою условия тибетскими буквами монгольские слова [так в источнике]. Самая религия монголов, которых обыкновенно статистика по недоразумению относит к буддистам, составляет странную смесь первобытных шаманских верований с извращенными буддийскими понятиями, причем на долю первых приходится не меньше 7 долей из 10, а вторые сохранили почти только внешнюю форму. Подобные верования только и могут питаться невежеством, а какие трудности предстоят в борьбе с невежеством, — известно хорошо каждому. Борьба продолжительная, трудная, требующая громадных усилий и средств, но зато всякая даже частичная победа в этом направлении явится ступенью к христианству. На борьбу с этим невежеством и должны быть направлены все силы нашей миссии на первых порах ее деятельности. К этому вопросу я вернусь ниже. Отсутствие постоянных населенных мест, разбросанность населения является также не малым затруднением для миссионерской деятельности. Монголы вообще ведут кочевой образ жизни, и даже такие постоянные населенные пункты, как Урга[6], не вполне подходят под такое понятие, так как постоянными являются только монастырские храмы, ламские постройки да небольшое количество главенствующих лам, остальное же население периодически то прибывает, то убывает все в новом составе. (Конечно, я не принимаю в расчет русского и китайского торгового люда, которые устраиваются при таких пунктах часто на постоянное житье).
Кочевья монголов разбросаны на громадном протяжении, состоят часто всего из одной-двух юрт; между кочевьями также значительные расстояния. Кроме того, кочевья эти несколько раз в году меняют свои места стоянок. Такая подвижность и разбросанность монгольского населения потребует соответствующих качеств и от состава миссии. Необходимо будет создать известные центральные миссионерские пункты и состав деятелей, способных примениться к обстоятельствам жизни монголов. Впрочем, есть места особенно благоприятные для скотоводства, и в таких местах кочевья расположены сравнительно густо, что несколько облегчает это затруднение, особенно на первых порах.
Кроме того, монголы вообще тяготеют к таким постоянным пунктам, где они находят средства удовлетворения каким-либо своим потребностям — религиозным, хозяйственным. Таким образом, создание постоянного пункта, который может иметь для монголов просветительное значение, может отчасти служить целям группировки монгольских кочевьев, конечно, если эти пункты будут избираемы с известным расчетом. С таким расчетом, например, строятся монгольские монастыри.
Недостаток способных миссионеров — это явление общее в русских миссиях. Этот же недостаток дает себя чувствовать и при первых шагах миссии нашей в Монголии. Разумею здесь, конечно, не миссионеров для заполнения штатов, а миссионеров-проповедников, не только владеющих языком, но способных понять душу народа, верящих в свое призвание, видящих в просвещении своих ближних свою единственную жизненную цель, скорбящих над невежеством близкого им народа.
Таких миссионеров трудно найти. Но их необходимо найти, иначе не может быть и миссии. Вся забота основателей миссии должна быть направлена к тому, чтобы подготовить таких миссионеров. Надо воспитать миссионеров. Лучшим материалом для этой цели является тот самый народ, которому такие миссионеры нужны.
Воспитать из среды монголов отряд воинов Христовых, осветить пред ними посредством христианского воспитания широкие горизонты истинной жизни, представить им тяжкое иго невежества, в котором томится родной им народ, распалить в них огонь любви к своему народу и стремление прийти к нему на помощь, предоставить им всю высоту такого подвига — вот какая главная и трудная задача должна быть поставлена себе учредителями миссии в Монголии. Решена эта задача — сделано все, если же нет, то какими бы громкими отчетами ни прикрывалась официальная миссия, какие бы усилия она ни употребляла на увеличение штатов, на переводы книг, — миссии в собственном смысле не может быть и не будет.
Я твердо стою за то, что все неблагоприятные условия для миссионерской деятельности в Монголии суть чисто внешнего характера и, следовательно, могут быть так или иначе устранены или ослаблены. Наряду с ними есть много обстоятельств, способствующих делу миссии.
Я уже говорил о том, что главным препятствием для миссионерского дела является невежество монголов. Очень трудно заставить народ отрешиться от вековых предрассудков, громадная трудность пробудить в закосневшем в течение веков народе сознание, вызвать к деятельности его духовные силы, направить его ум к правильному мышлению, трудно, но не невозможно. Орудием в этой борьбе является истинное христианское просвещение.
Насколько же подготовлены монголы к принятию такого просвещения?
Было время, когда монголы стояли на значительно высшей степени развития, чем многие другие народы Азии, когда они близки были к осуществлению идеи всемирного царства, когда различные смелые идеи проводились ими не без успеха и добрых последствий в жизни различных подвластных им государств; было время, ознаменованное в их истории развитием литературы на их родном языке, посредством изобретенного ими же алфавита. Следы их далеко не плохого господства в Азии доселе сохранились в различных государствах Азии. Но все это было, да быльем поросло. Теперешние монголы являют, пожалуй, обратные черты характера сравнительно с прежними. Где их предприимчивость, где их свобода мысли, стремление к свободе! И подумать только, что все эти черты постепенно сглажены неуклонно направляемой к тому политикой Китая. Ведь то, чем сейчас монголы дышат, т.е. так называемый ламаизм, сознательно и настойчиво прививался Китайским правительством монголам с исключительной целью атрофировать у них все живые стороны характера их, так как жизнеспособные монголы являлись всегдашней опасностью для существования Китайского государства. Надо было умертвить этот народ, и вот китайцы достигли этого, привив монголам учение ламаизма. Первобытные верования их, оставлявшие еще некоторый простор для живой мысли, были пришиблены гнетущим формализмом крайне извращенного учения буддизма (буддизм в Монголии распространился из Тибета, где он был страшно заражен шиваизмом), и идея совершенного уничтожения достигла в Монголии своего высшего выражения, ибо где отсутствует сознание, там нет и жизни. В настоящее время все учение ламаизма свелось чисто к формальному, механическому выполнению различных обрядностей, и великолепной иллюстрацией этого является молитвенная машинка ламаитов (Хурде), верчение которой вполне заменяет для монгола прочтение вложенных в нее тибетских писаний. Такое формальное отношение проявляется не только у мирян, но и вообще у лам, вплоть до различных божественных перерожденцев. Курьезно наблюдать, когда они, ставя себе целью прочтение известной книги, помогают друг дружке поскорее дочитать ее. Самая идея ламства, естественным путем выродившаяся из идеи нищенствующей братии основателя буддизма — Шанья-Муни[7], достигла в Монголии своего кульминационного пункта. Даже более можно сказать, — ламство в Монголии само себя съело. Уже теперь возможно наблюдать, как постепенно оно сходит с зенита своей недавней еще славы. В самом деле, или ламство должно было продолжать существовать и Монголия исчезать, или наоборот. Немыслимо же существование народа, который безбрачие ставит главной идеей жизни.
В настоящее время большая часть лам живет жизнью обыкновенных мирян вне монастырей, имеет семьи, хозяйства, отбывает все повинности, даже воинскую. Красные одежды продолжают отличать их от мирян, но обо всех данных ими когда-то обетах у них часто не сохраняется и воспоминания. Мирянин делает строгое различие между ламами и предпочитает приглашать для совершения необходимых домашних гурумов[8] ламу, живущего постоянно в монастыре, хотя бы даже низшей степени, чем его одноулусник лама. Но, несмотря на делаемое различие между ламами монастырскими и проживающими в улусах, авторитет вообще ламства все более и более падает, и нередко приходится слышать сетования монастырских лам на упадок религии, или, что то же, почитания лам, ибо основной догмат учения ламаизма предписывает поклоняться ламе наравне с божествами и учением закона. Китайское правительство прекрасно поняло это постепенное падение ламства и теперь положительно игнорирует даже высших представителей ламства, тогда как еще в недавнее время оно так заигрывало с ними.
Окончательное падение ламства есть неизбежный акт, который совершится в недалеком будущем, как только монголы приобщатся к какой-нибудь культуре, хотя бы даже китайской.
Ламы прекрасно сознают это, и этим просто объясняется, почему являются они такими ярыми противниками всего того, что носит в себе следы постороннего культурного влияния.
Но неизбежное наступит, и тогда ламы рады будут ухватиться за все, что хотя бы частично возвратило им прежнее их влиятельное положение в народе. Несмотря на то предпочтение, которым дарит монгол монастырских лам, последние в подавляющем большинстве вовсе не заслуживают такого отличия, ибо, допуская явное нарушение своих обетов в стенах монастыря, они являются ниже тех, которые честно уступили требованиям жизни и вернулись в мирскую обстановку.
Но как среди тех, так и других встречаются личности искренне стремящиеся удовлетворить своей духовной жажде и которых не удовлетворяет сухой формализм ламаизма. Массовый переход лам в мирскую обстановку является молчаливым, но грозным протестом против механической, если так можно выразиться, религии ламаизма. Все эти обстоятельства должны быть разумно учтены учредителями миссии в Монголии.
Все те предписания религии ламаитов, которые приближают нравственно их к христианству, должны лечь в основу сближения с теми, кто не удовлетворялся раньше механическим только выполнением их, и именно среди ламства должно быть положено начало христианской проповеди. Разуверившись в самом себе, ламство не имеет никакой под собой почвы; потеряв веру в свой идеал, оно гораздо доступнее доводам разума, к проповеди оно может быть гораздо восприимчивее, особенно если почувствует в ней живой отголосок того, что когда-то лелеяло оно в своем сердце. Для мирянина ламство еще продолжает быть некоторым авторитетом, почему проповедь с этой стороны встретит наибольшее сопротивление.
Но ламство уже не верит в свой собственный авторитет и пока не нашло себе другого.
От мирян вообще надо еще отграничить довольно многочисленный класс монгольских князей. Отношение многих из них даже к высшему представителю ламства в Монголии — к Ургинскому хутукте явно показывает, что авторитет ламства для них ничто.
На этот класс следовало бы также обратить особенное внимание. Среди монголов, как и вообще во всяком малокультурном обществе, чрезвычайно развито чувство подражания высшим. Вот почему приобрести одного князя, это значит приобрести многих. Достигнуть успеха среди этого класса легче всего посредством школы.
Школе вообще, и особенно на первых порах, в деле миссии я отвожу первое место, но нужно, чтобы в основании своем она имела совершенно новые начала. Школы в Монголии вообще если не совершенно, то почти отсутствуют. Единственной школой для монгола является монастырь, и то только для тех, кто посвящает себя в ламы. В этих школах, как я уже упоминал, все образование сводится к тому, чтобы научить читать несколько тибетских священных книг.
Преподавание родной грамоты отсутствует, и только желающие обучаются монгольской грамоте по особому соглашению у грамотных лам, которые, к слову сказать, встречаются весьма нечасто, нередко только один-два на монастырь. Я не говорю, конечно, о тех нескольких монастырях, в которых существуют специальные учреждения для подготовки лам высших степеней. В улусах дело обучения монгольской грамоте поставлено еще хуже, так как только более состоятельные в состоянии обучать своих детей у какого-нибудь «Бичечина» (письменника). Княжеское сословие находится, конечно, в лучших условиях, хотя не редки безграмотные и среди бедных князьков. Вообще же князья считают необходимым обучать своих детей не только монгольской, но китайской и маньчжурской грамоте, что необходимо им при сношениях с Пекином.
Кое-где существуют даже устроенные с этой целью китайцами училища, напр[имер], в Ургинском Маймачене. Там обучается небольшое количество монгольских детей. Можно с уверенностью сказать, что если бы миссия наша устроила подобную школу с монгольским преподаванием, то недостатка в учениках не встретила бы. Введение преподавания общеобразовательных предметов создало бы в Монголии класс просвещенных людей, а доброе воспитательное воздействие на них сделало бы из них передовых борцов в деле распространения христианства в Монголии. Необходимо нужно было бы набрать учеников из разных слоев общества, причем, если возможно, взять их под полную опеку школы. О христианстве в первые годы отнюдь не говорить прямо, но стараться всячески привить им христианское мировоззрение.
С помощью Божией дело сделается само собой, и наверное найдутся желающие принять христианство из числа воспитанников, прошедших школу. К этому должно быть направлено все влияние наше на первых порах, и в этом залог будущего успеха нашей миссии. А так как благодаря христианству невольно возникли бы у монголов симпатии к нашему государству, что, конечно, не является безынтересным для России, то на помощь делу создания такой школы, по всей вероятности, не откажет прийти и наше правительство, как материально, так и моральной поддержкой своей.
Итак, ход миссионерской деятельности в Монголии начиная с первых шагов намечается мною в общих чертах следующим образом.
Если бы нашлись лица, способные и готовые принять на себя великое дело проповеди Христовой в Монголии, то, изыскавши средства для жизни и свободной деятельности их, послать их в Монголию для практического ознакомления с языком и занятия первыми необходимыми переводами на монгольский язык тех предметов из общеобразовательного курса, к которым нужно будет приступить с первых же дней возникновения миссионерской школы. Подробное знакомство с бытом монголов и сближение с ними, выбор и привлечение воспитанников в будущую школу — это и будет первой ступенью миссионерской деятельности.
Обстановка и помещение школы не создадут никаких затруднений, так как чем ближе будут они подходить к обычной обстановке монгола, тем лучше. А насколько эта обстановка проста и дешева — знает каждый побывавший в Монголии. Самая трудная и долгая работа будет для миссии на второй ступени. Здесь решается главная задача миссии, решается вопрос — быть или не быть ей. Задача эта — создать ядро христианства в Монголии из самих же монголов, которое и явится рассадником христианства в новой стране.
Надо привлечь юношей ради общего образования, дать им его и вместе с сим, совершенно незаметно для них же самих, воспитать их в духе христианском, внедрить в них стремление к идеалу христианскому, распалить в них желание нести свет Истины Христовой своим братьям до готовности себя самих повести на крест.
Сколько тут нужно мудрости, усилий и любви! Но в этом все и без этого ничего для дела просвещения монголов. Трудность еще и в том, что прямо о христианстве во все прохождение школьного курса лучше бы не говорить, а постараться довести воспитанников до самостоятельного решения стать и по имени христианами.
Сколько потребуется времени для решения задачи на второй ступени — 15, 20 или 25 лет, — это не важно, ибо решение этой задачи явится венцом всего дела, и дальнейшее развитие его будет только деталями уже сделанного. Многие ли из воспитанников школы оправдают положенные на них труды и надежды или только некоторые, быть может только несколько человек — но для ядра и этого достаточно. Во всяком случае, все прошедшие школу будут, без сомнения, полезны как своему народу, так и святому делу, что без учеников школа не будет, залог этому являет присущее каждому монголу стремление обеспечить своему сыну преобладающее значение в народе, а общественный уклад их жизни даст возможность возвыситься талантливому из самых низших слоев.
Расходы на такую школу не могут быть велики, так как воспитанники могут содержаться и на свой счет, да и содержание монгола оценивается грошами. Следовательно, расходы по-прежнему будут лишь на руководителей да на пособия.
Третья ступень миссионерской деятельности рисуется мне гораздо уже проще. Пример заразителен, ничто новое не проходит бесследно в степи, вера и горячая проповедь молодых убежденных проповедников не останется без внимания, и дело Христово уже будет непрерывно продолжать свой рост. Вдохновителями, руководителями и администраторами, конечно, по-прежнему будут русские, но их могут быть только единицы. Расширение церкви, содержание проповедников-монголов, походные храмы и проч[ее], разумеется, потребуют соответственного увеличения и средств, но рациональная постановка этого вопроса на первых же порах даст простое разрешение его и в будущем. Напр[имер], средства содержания миссионеров значительно облегчились бы, если бы на первых же порах они усвоили себе хозяйственную сторону жизни монголов, то есть занялись бы скотоводством, приобрели бы юрты. Но все это вопросы более или менее отдаленного будущего, они настолько просты, что пока я вовсе не буду и затрагивать их. Весь вопрос в том, что необходимо теперь же приступить к приведению в жизнь вышеуказанных первых двух ступеней миссионерской деятельности. Более детальная разборка вопроса о переводах, о программе школы, уместна была бы при условии решения привести в исполнение намеченную программу, к тому же вопрос этот разрешен уже более или менее удовлетворительно другими миссиями, как нашими, так и иностранными на востоке, почему считаю пока лишним останавливаться над ним. Но не могу пройти молчанием еще об одном весьма могущественном орудии воздействия на монголов — посредством книги.
Правда, книгой могут пользоваться в Монголии только немногие непосредственно, но то благоговейное отношение монгола вообще к письму, которое сказывается, напр[имер], в том, что даже чистую бумагу, на которой еще что-то будет писаться, монгол несет не иначе как на голове, — указывает на то, что распространение среди монголов печатных произведений в христианском духе могло бы оказать свое влияние в смысле подготовки почвы для будущей деятельности. Ламы и миряне очень охотно брали у меня монгольские и тибетские переводы Евангелия английского издания. Следовательно, небольшая типография была бы весьма к месту, тем более что она нужна была бы и для напечатания учебников.
Материальный вопрос несколько упрощается на первых порах еще тем обстоятельством, что в Урге есть уже церковный причт с казенным содержанием. Его по странному недоразумению пристегнули к консульству, но немногосложные функции его могли бы с большим успехом выполнять и члены миссии, тем более что Ургу как центр ламайской жизни в Монголии не следует упускать из виду.
A.M.Позднеев шлет горький, но справедливый укор нашему консульству в том, что, кроме посылки бессодержательных картинок и игрушек, оно не нашло ничего, чем бы можно было влиять на воспитание Ургинского хутукты, тогда еще мальчика. Разумеется, могло бы быть иначе, если бы был в то время в Урге человек, задающийся более высокими в Монголии целями, кроме властолюбивых и корыстных.
Выбор места для будущей миссионерской школы должен быть произведен с особенной осмотрительностью. На первый взгляд казалось бы, что Урга — центр ламайского управления и просвещения в Монголии, где есть и помещения и просвещенные люди, могущие оказать в этом деле содействие, — является самым подходящим для этого местом, но многое говорит как раз наоборот. Без комфортабельных помещений можно обойтись, да они и чужды характеру степняка, в руководителях школы должно сделать самый строгий подбор, а влиятельное ламство с его божественными перерожденцами только вредило бы нашему делу. Гораздо удобнее начать дело в более отдаленном пункте, где поменьше всяких хубилганов[9] и где сильнее авторитет светской власти. Таким пунктом мог бы служить, напр[имер], Сайнноиновский аймак[10], ханы которого наиболее гуманные и просвещенные в Монголии, пользуются как большими симпатиями народа, так и относительной свободой внутреннего самоуправления.
Всего бы лучше, если бы была возможность открыть подобные школы в нескольких пунктах, тогда значительно облегчились бы и труды по переводу книг. Но об этих вопросах пока нам только и остается, что рассуждать.
Зато вопрос об учреждении школы по моему плану и об учреждении миссии на вышеупомянутых началах кажется мне настолько выполнимым даже при настоящем упадке наших финансов, что может быть не откладываем в долгий ящик. Да и час для этого приспел, иначе будет поздно. —
Иеромонах Дамаскин.
Мне по справедливости могут сделать замечание, что я, по-видимому, вовсе не оставляю места для живой миссионерской проповеди со стороны русского миссионера. Но это почти так и есть. Я стою за то, что, пока миссионер не настолько усвоил себе монгольскую речь, чтобы быть в состоянии вступать в диалектические состязания с ламами, — он не должен выступать с открытой проповедью, так как рискует не только не принести никакой пользы миссионерскому делу, но даже может вредить ему. Ведь ближайшая цель — незаметно подготовить почву для будущей мисс[ионерской] деятельности, следовательно, миссионеру следует оставаться до поры до времени в тени. Прямое выступление с проповедью новой религии на первых порах вызовет систематическое противодействие ему, во всех его предприятиях, тогда, пожалуй, он не залучил бы в свою школу ни одного ученика. Нетвердое знание языка в состязаниях с ламами поставит не раз его в ложное, а то и смешное положение в глазах народа и послужит лишь к возвышению авторитета ламства. Но свои, хотя и не вполне достаточные, знания языка надо всецело направить на подготовку христиан и проповедников из воспитанников школы.
Это вполне возможно при наличии взаимного доверия между миссионером и воспитанниками и постоянного влияния первого на последних. То, что может дать прекрасные результаты среди находящихся под всегдашним влиянием миссионера группы лиц, среди враждебно настроенной массы даст обратные результаты. Зато потом, когда почва будет уже несколько подготовлена, когда проповедники из народа рассеют в массе несколько семян христианской мысли, — тогда проповедь миссионера во всеоружии знания языка, жизни и ложных верований народа будет служить громом, разметающим хрупкие здания ламских хитросплетений, тогда такая проповедь воочию показала бы народу всю несостоятельность ламского учения и дала бы несомненно только благие результаты.
Я твердо верю, что времена апостольские еще не миновали. Но теперь, когда вообще против христианства из-за «гуманного» прививания культуры «христианских государств» нехристианским народам существует тупое предубеждение, апостольская проповедь хотя и возможна, но в большинстве случаев она явилась бы просто принесением себя в жертву без надежды достигнуть цели, ради которой эта жертва приносится. Теперь проповеднику истины более чем когда-либо приходится сообразовываться с наставлением: «будьте мудры, яко змеи, и цели, яко голуби».
[1] Халка — область в Монголии.
[2] Ордос — город во Внутренней Монголии, ныне в юрисдикции Китая.
[3] Кульджа — город на северо-западе Китая. В середине 1860-х гг. в Западном Китае началось восстание под руководством местных феодалов. В 1865 г. Китай обратился к Российскому правительству с просьбой о помощи в подавлении восстания. В 1871 г. русские войска заняли Илийский край и его центр — Кульджу. В 1876 г. было решено возвратить Кульджу Китаю, потребовав взамен ряд торговых преимуществ и часть территории Илийской долины.
[4] Ононские казаки, живущие на границе с Монголией, — потомки поселившихся на берегах реки Онон в XVII в. забайкальских казаков.
[5] Тяньцзинский договор был заключен между Россией и Китаем в 1885 г. Россия значительно расширила свои политические и торговые права в Китае, уравнявшись в них с другими европейскими странами, и получила право создать Русскую духовную миссию.
[6] Урга (современное название Улан-Батор) — со второй половины XVIII в. резиденция маньчжурского наместника и административный центр Внешней Монголии.
[7] Шанья-Муни, Шакья-муни — имена Будды (Сиддхартхи Гаутамы), являющегося, согласно буддийской традиции, основателем и проповедником буддизма.
[8] Гурум — обряд, заключающийся в изгнании злого духа из человека, скота, помещения и др.
[9] Хубилганы — монгольское наименование некоторых высших ламаистских духовных лиц, считающихся перерождениями выдающихся буддистских святых либо воплощениями божеств буддийского пантеона. Первоначально в Монголии хубилганами провозглашались и светские лица, как правило, наиболее влиятельные князья. Величайшим из хубилганов считается Далай-лама.
[10] Сайнноиновский аймак — один из четырех родоплеменных образований, входящих в область Халки.