Май 1929 г.
г.Стародуб.
...[1] 1929 г.
Христос Воскресе, Ваше Высокопреосвященство.
Несомненно, своим настоящим письмом я усугубляю Вашу душевную муку, ибо немало уже подобных писем было обращено к Вашему Высокопреосвященству от достойнейших иерархов и еще большего числа пресвитеров и мирян. И все же я побуждаюсь своей пастырской совестию осветить со своей точки зрения истинное положение Российской Церкви и обратиться к Вам с искренним призывом, исходящим из сердца, недавно расположенного к Вашему Высокопреосвященству.
Предметом письма моего будет, конечно, Ваша декларация и взятый Вами на основе ее курс церковной политики. По всей вероятности, перед Вашим Высокопреосвященством уже вполне определилось отрицательное отношение к принятому Вами курсу со стороны почти всех ссыльных иерархов, а также массы верующих и пастырей. Поэтому Вам может показаться, что мне, убогому, уже нечего будет сказать Вам нового по сему вопросу. Однако в моем новом положении оказалось некое преимущество по сравнению с положением большинства ссыльных иерархов, именно то, что по дороге из далекой ссылки к месту новой ссылки в более близких к родине краях — получил неожиданную возможность (благодаря заболеванию в дороге) быть в Москве и лично беседовать с Вашим Высокопреосвященством 11 декабря 1928 г.
Положение большинства ссыльных иерархов таково, что лишает их возможности быть своевременно в курсе церковных событий, а также получать точную информацию о положении. Многие даже до сих пор не имеют полного представления о создавшемся в Церкви положении. Вы же, воссев на первосвятительской кафедре, ничего не предприняли со своей стороны, чтобы посвятить хотя бы виднейших из них в свои планы или хотя бы своевременно поставлять их в известность о предпринятых уже Вами решениях. Приходилось довольствоваться небеспристрастными газетными сведениями да сообщениями частных лиц, коим иногда мы опасались даже давать полную веру. Все же принятый Вами новый курс постепенно уяснялся нами из доступных источников, и больно ранилось наше сердце, особенно когда возмутившая наши души измена Ваша определившемуся уже курсу церк[овной] жизни еще сопровождалась неправедными обвинениями нас — ссыльных и несогласных с Вами иерархов — обвинениями, на кои в свое время также не скупились обновленцы.
Не хотелось верить возможности такой перемены в Вас. Все мы предпочитали взять под сомнение не только частные сообщения, но и газетные известия. В конце концов печальная правда подтвердилась, но нам все думалось, что за столь соблазнительными положениями Вашей декларации скрывалась действительность неповрежденных церковных отношений и твердого стояния в истинном исповедании Евангельской правды.
Скорбно, тяжко было узнавать об отходе от Вашего Высокопреосвященства группы достойных и маститых иерархов, читать массу писем от возмущенных Вашей декларацией пастырей и мирян. Доходили до нас сведения о посыпавшихся на почве такого расхождения с Вами прещениях и увольнениях. Печальная правда предстала пред нами во всей своей наготе, а мы все еще продолжали лелеять в душе своей корешок сомнения, что, может быть, нам не все известно, — что, может быть, есть обстоятельства, нам неизвестные, коими оправдается многое в Ваших поступках.
Слишком мы доверяли Вашей мудрости, слишком глубоко были проникнуты прежним уважением к Вам и, точно сговорившись, продолжали издали сдерживать наиболее нетерпеливых из паствы нашей, чтобы предупредить очевидно назревавший раскол. Страшно было думать о возможности раскола, и сейчас эта мысль ужасает нас.
Но вот я веду беседу с Вашим Высокопреосвященством. Вы уверили меня, что стали на путь своей декларации совершенно сознательно и добровольно, что Вы «осуществили лишь то, к чему неудачные попытки делали и почивший Патриарх и митр[ополит] Петр; только те делали шаг вперед, а два назад. Вы же разрубили узел. Ваши преемники вынуждены будут считаться с уже совершившимся фактом». На мои два вопроса:
Вы, Ваше Высокопреосвященство, не дали мне ответа, чем привели меня тогда в крайнее смущение. — «Я считаю это полезным для Ц[ерк]ви.... Мы теперь получили возможность свободно молиться, мы легализованы, мы управляем», — говорили Вы мне.
Пишу настоящее письмо уже после 4-месячного соприкосновения с глубинной жизнью церковных масс и в условиях относительной свободы и скажу, что если бы Вы, Ваше Высокопреосвященство, взяли на себя труд ближе присмотреться к широкой церковной жизни, вдуматься в содержание направляемых Вам со стороны массы мирян и рядовых пастырей протестов, — Вы ужаснулись бы последствий принятого Вами курса и отказались бы от любования делом рук своих.
Если вы будете судить о положении в Ц[ерк]ви лишь по тому, что московские храмы переполнены, что повсюду по епархиям кое-как ютятся назначенные Вами (большей частью на места иерархов, томящихся в заточениях и ссылках) епископы, которые имеют еще по несколько храмов (в Харькове, например, только один), где служат; если благополучие Вашего управления будете усматривать в том, что Вы собрали «при себе» синод (мало кем признаваемый), а посылаемые Вами епископы восстанавливают в мизерной доле прежние условия епарх[иальных] управлений, кого-то назначают, кого-то переводят, по чьему-то требованию составляют отчеты на основе навязанных совне и весьма подозрительных по содержанию (далеко не в интересах Церкви) анкет от легализованных общин и пастырей, — то Вы очень далеки будете от понимания истинного положения в Ц[ерк]ви.
В живом теле Ц[ерк]ви — массе верующих — сейчас происходит глубокий процесс духовной дифференциации по отношению главной спасательной идеи Ц[ерк]ви. И именно ваша декларация вызвала этот процесс.
Появление Ж[ивой] ц[еркви], обновленчества, григорианщины, самосвятов и др[угих] представляется мне как необходимое явление, как сточные ямы в доме, куда направляются всякие нечистоты. Туда и влилась вся накопившаяся за прошлый период Ц[ерк]ви гниль и духовно омертвевшая часть, главным образом, духовенства, масс же верующих эти течения мало коснулись, так как большинство мирян там очутилось больше по недоразумению. Ваш «курс» всколыхнул именно массу верующих, отношение же к нему иерархов как бы заранее определилось тем, что их почти всех заранее арестовали предварительно, иначе Вам не пришлось бы проводить «своего» курса.
Что касается рядовых пастырей, то наиболее сознательные из них, понимая, что они не могут действовать самостоятельно — без епископов, занимают выжидательную позицию, кое-как мирясь с подчинением епископам Вашей ориентации, и лишь отдельные из них резко противятся проведению такими епископами в жизнь Вашего курса.
Главное разрешение вопроса Вашего в массе верующих.
Смею думать, что не будь в Ц[ерк]ви нашей печального наследия синодального периода церк[овной] жизни — почти поголовной церковной невоспитанности масс, не было бы места в жизни нашей многим несчастным явлениям пройденной четверти XX в. Именно эта невоспитанность толкнула одних безрассудно в обновленческое болото, других — в самосвятскую клоаку, третьих — в объятия безбожников. Эта же церковная невоспитанность удерживает и поныне многих в состоянии полной инертности и по отношению к самому глубокому и тонкому соблазну, который лукаво и с большим предведением проводится врагами Ц[ерк]ви чрез посредство Вашей декларации.
Я вовсе не вхожу в разбор Вашей декларации, ибо таковая всесторонне разобрана и по достоинству оценена в нескольких рукописях иерархов и мирян глубокого ума и высокого духа, каковые, конечно, должны быть известны Вашему Высокопреосвященству. Я подхожу к оценке Вашей декларации совершенно с иной стороны — со стороны того соблазна, который породила она в массах, все последствия коего даже трудно предугадать. Итак, возвращаюсь к настроению масс.
Над слоем массы, хотя и достаточно инертной, но все же отгородившейся от обновленческого болота и проч[их] клоак, возвышается масса довольно жизнедеятельных верующих, хотя и не могущих ясно разобраться в сложном церковном вопросе. Они больше живут чувством, привязаны к храмовым службам, только в ц[ерк]ви чувствуют некоторую для себя отраду и умиротворение среди надвинувшегося мрака и холода жизни. Они привыкли полагаться на своих пастырей. Поэтому теперь, внутренне возмущаясь Вашей декларацией и дальнейшими на основе ее проводимыми Вами мероприятиями, они, держась своих пастырей, не порывающих общения с Вами, являются невольными соучастниками греха Вашего, но с упованием взирают и ждут, кто бы их вывел из затруднительного положения.
Наконец, над этим слоем возвышается еще слой ревнителей благочестия, крепко задумывающихся над смыслом современных мировых событий, ищущих в Православной вере и Ц[ерк]ви опоры себе среди разразившихся уже и еще ожидающихся катаклизмов жизни. Такие верующие, возмущенные в глубине души своей изменой Вашей заветам Христа и правде Православия, отвернулись от Вас и от всех тех, кто с Вами; они предпочитают не ходить в храмы, где возносится Ваше имя, не говеть вот уже 2 года из боязни сделаться причастными греху Вашему. Они с упованием и страхом ждут голоса ссыльной Ц[еркви].
Пусть таковых будет незначительное меньшинство, — но кто решится презрительно отмахнуться от них, отнести их к разряду «кликуш», необразованных монахов или «темных крестьян», когда именно эти кликуши, необразованные, темные, в начале появления ж[ивой] ц[еркви] и прочих раздирателей Ц[ерк]ви, не только сами не обманулись относительно выплывших из мрака «обновителей» Ц[ерк]ви, но во многих случаях удержали от этого болота и просвещенных пастырей своих. Очень опасно пренебрегать настроением этой вовсе не незначительной группы, к которой в буквальном смысле приложимы слова Апостола:
Ибо они среди великого испытания скорбями преизобилуют радостию и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия, ибо они доброхотны по силам и сверх силы (я свидетель): они весьма убедительно просили нас принять дар и участие их в служении святым и не только то, чего мы надеялись, но они отдали самих себя, во-первых, Господу, потом и нам по воле Божией (2 Коринф. VIII, 2-5).
Стоит ли чего вся ученость человеческая пред лицом такого искреннего горения верой, такой готовности на любой подвиг исповедания, на решимость жизнь свою отдать за правду Христову со стороны этих «кликуш», темных, необразованных. А разве в этом лагере мы видим только серую массу? Разве мало среди них высокообразованных и духовно просвещенных мирян, а также достойнейших пастырей?
Полагаю, что только неосведомленность о положении в Ц[ерк]ви мешает Вашему Высокопреосвященству со всей глубиной и мудростью подойти к оценке этого явления. Нужно при сем принять к сведению, что остальная масса верующих, особенно среднего слоя, присматривается, прислушивается к этой группе, проверяет по ним свои внутренние переживания.
И Вы и Ваши единомышленники успокаиваете себя и парируете нападки на вас тем, что будто бы декларация Ваша не противоречит канонам и даже находит себе оправдание в Слове Божием.
Если бы даже в действительности так было, то все же пастырская мудрость должна бы побудить Вас далеко отшвырнуть от себя декларацию, раз она производит такое возмущение среди верующих, раз она вызвала уже такие разделения. С одной стороны, ею нарушено то единство верующих, о котором молился Христос накануне Голгофы, а с другой — произведено как раз не то разделение, о котором говорил Христос: «не мир пришел я дать земле, а разделение»[2]. Уже сего одного достаточно, чтобы пастырская совесть Ваша не оставалась спокойною, чтобы поспешить Вам исправить совершенную ошибку.
Но правда ли, что своей декларацией Вы не нарушили правил церковных? В упомянутых рукописях дано достаточное количество возражений на такое Ваше утверждение. Грустно думать о том, что мудрость Ваша попустила Вас не только переоценить себя и свои полномочия, но и решиться действовать вопреки такому основному иерархическому принципу Ц[ерк]ви, который выражен в 34 правиле Св[ятых] Апостолов. Но еще больше грех Ваш против внутренней правды церковной, против Евангельского завета безбоязненно исповедовать истину, против долга Вашего, как предстоятеля Ц[ерк]ви, бдительно стоять на страже Ея. Вы же отказались от одной из главнейших сущностей Ц[ерк]ви — Ея свободы, поступились Ея достоинством. И все это из-за убогих человеческих соображений, из-за призрачных льгот от врагов Ц[ерк]ви, и то лишь для сторонников навязанной Вам и весьма подозрительной по существу «легализации».
Ибо, так говорит Господь Бог Святый Израилев: оставаясь на месте и в покое, вы спаслись бы, в тишине и уповании крепость ваша; но вы не хотели. Горе непокорным сынам, которые делают совещания, но без Меня и заключают союзы, но не по духу Моему, не вопросивши уст Моих, идут в Египет, чтобы подкрепиться силою фараона и укрыться под тенью Египта. Но сила фараона будет для них стыдом и убежище под тенью Египта — бесчестием. Ибо помощь Египта будет тщетна и напрасна. Беззаконие это будет для вас как угрожающая падением трещина, обнаружившаяся в высокой степени, которой разрушение настанет внезапно в одно мгновение (Ис.30:1-15)[3].
Грех Ваш еще — внутренняя неправда самой декларации, основанная на боязливости. Ведь только в таком освещении становится понятным 8 ст. 21 гл. Откр[овения][4], где «боязливые» поставляются наряду с неверными, убийцами и любодейцами. Вы как бы позабыли завет Апостола во II-м послании к Коринф[янам] 6 гл[ава][5].
Отсюда наиболее очевидный грех Вашего Высокопреосвященства — принижение авторитета церк[овной] иерархии в сознании верующих, произведенное Вашей декларацией. Пораздумайте над тем, Ваше Высокопреосвященство, как высоко вознесен был авторитет наших архипастырей, когда они, уверенно отметая всякие сделки с предателями-обновленцами и с их внешними покровителями, — спокойно шли на испытания и безропотно переносили узы и суровые ссылки. Как шел в гору тогда духовный подъем верующих масс, чувствовавших себе духовную опору в своих архипастырях. Чувствовалось тогда, что мы уже почти победили и страданиями своими завоевали свободу своего церковного бытия даже среди советской культуры. — А теперь. Страшно подумать, как пошатнули, как подорвали Вы Вашей декларацией авторитет церковной иерархии, какую обильную жатву собирают на этой почве враги наши, как много верующих, не видя для себя доброго примера в своих пастырях, усомнились в своем уповании на Вечную правду, и как много их посему отшатнулось от Ц[еркв]и и погибает в отщепенческих болотах в сетях сектантства. Пользуются умело враги произведенным Вами в Ц[ерк]ви смятением и с удесятеренною наглостию проводят свою безбожную программу.
О, Владыко, подумайте, какая тьма погубленных душ на Страшном Суде смогут вину за свою гибель свалить на Вас. Да не будет сего.
Как могла произойти столь разительная перемена во взглядах Вашего Высокопреосвященства? Такой вопрос, несомненно, вставал перед каждым из расположенных к Вам. Многие пришли к тому заключению, что в нужный момент не было возле Вас ни одного доброго советчика, а наоборот, тогда возможны были нажимы и нашептывания со стороны «устрашающих» и продавшихся им. Иного объяснения никто из лично знающих Вас не находил. И я, убогий, даже после уверений Ваших в том, что Вы сознательно и добровольно стали на этот путь, — готов согласиться лишь с предположением друзей Вашего Высокопреосвященства.
Но тогда что же мешает Вашему Высокопреосвященству отказаться от совершенной ошибки, исправить, выпрямить свой путь?
Вы заявили мне, «что берете на себя всю ответственность перед Ц[ерков]ью за совершенное». Но какая цена такому заявлению, когда эту ответственность Вы же разделили на группу безавторитетных и безответственных иерархов «Вашего» синода? Чего стоит Ваша личная ответственность, когда причиненное Вами Ц[ерк]ви зло может быть непоправимо? Здесь потребны иные, более действительные средства для прекращения содеянного зла, чем торжественное заявление Вашего Высокопреосвященства о Вашей ответственности в будущем. Вся Ц[ерко]вь ждет от Вашего Высокопреосвященства открытого заявления: — считаетесь ли Вы с мнением подавляющего большинства иерархов. На определенно выраженное несогласие с Вашей линией поведения почти всей ссыльной Ц[ерк]ви, а также на мольбы и протесты множества др[угих] пастырей и мирян — ответите ли отказом от своего ошибочного шага и изменением курса своей церковной политики, или же предпочтете утверждаться на основе уже совершенного Вами уклона в сторону расхождения со всею Ц[ерко]вью.
Ваше Высокопреосвященство, вглядитесь, ради Христа, вдумайтесь в то, что творится в Ц[ерк]ви и каковы результаты принятого Вами курса. Прислушайтесь к стонам и мольбам, несущимся со всех сторон. Иначе если постигнет и Вас нежданно кончина, как митр[ополита] Михаила, то поздно будет исправлять ошибки, поздно будет и раскаиваться в них. Между тем Вы, только Вы, Ваше Высокопреосвященство, можете совершить необходимое исправление наиболее безболезненно для Ц[ерк]ви. Для сего требуется признание Вами совершенной ошибки и отказ от нее, хотя бы за это и пришлось Вам со всеми другими иерархами испить новую чашу скорбей и заточения.
Рассматривая настоящий скорбный путь Рос[сийской] Ц[ерк]ви в перспективе вечности, приходишь к проразумению высокого смысла всех настоящих испытаний. Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов Ц[ерк]ви, забвение пастырями своего долга, умножение на этой почве беззакония и «иссякание любви многих»[6] — не могло не привести к тяжелым последствиям. Во всяком организме угасание духа вызывает конвульсии. Слишком далеко мы отошли в нашей церк[овной] жизни от заповедей Христовых, от руководства учением св.Апостол, от заветов свв.Отцов, мучеников и исповедников. Тяжкие скорби необходимы стали, чтобы хоть таким путем обратить наше внимание на великий грех призванных к святости носителей имени Христова. Может быть, во всем этом уже начало суда Божия над грешным миром, надлежит же «начаться суду с дома Божия» (1 Петр. 4, XVII). Благословлять подобает Господа за ниспослание нам настоящих испытаний, направленных для пользы и спасения нашего, а не прыгать в паническом страхе в болото, где позорная гибель заранее обеспечена.
Настоящие скорби можно рассматривать как промыслительный отсев пшеницы от мякины, может быть, для нового доброго посева на грешной земле, а может быть, для создания кадров тех верных воинов Небесного Царя, коим предстоит противостать близящемуся царству «сына погибели». Все же мы дадим ответ Грозному Судии за уходящих по нашей вине и гибнущих вне спасительной ограды Ц[ерк]ви овец Христова стада, за угасание светильника Евангельской правды и Света на земле.
Задаетесь ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, иногда вопросом, какие практические результаты принесла Ваша декларация.
Знающие лично Ваше Высокопреосвященство держатся того мнения, что к принятию настоящего курса Вы понуждались самыми чистыми и добрыми намерениями. — Вы думали путем делаемых внешних уступок доставить Ц[ерк]ви мир и спокойствие, в коих она так нуждается для залечивания нанесенных ей врагами многих ран. Но не следовало при этом упускать из виду, что, сколько бы ни делать сатане уступок, он будет требовать все новых жертв себе, ибо такова природа зла, что сила Ц[ерк]ви и источник ее постоянного обновления не вовне, а внутри ее самой и что наиболее победный путь ее именно тот, который внешне выражается иногда в значительных жертвах с ее стороны. Этими жертвами больше всего выявляется сила духа Ц[ерк]ви, степень горения в ней благодати Христовой. Только слабодушные не понимают и боятся такого пути. Только слабодушием и отсутствием веры в победную силу Благодати Христовой объясняются уклоны обновленцев, григорианцев, а может быть, и декларация Вашего Высокопреосвященства.
Оцените объективно, чего достигли Вы из того, что почитали полезным, «спасительным» для Ц[ерк]ви.
До нас доходили слухи о данном будто бы Вам обещании освободить и возвратить из тюрем и ссылок томящихся там пастырей — исполнились такие Ваши расчеты? «Легализация» рисовала перед Вами возможность мирного развития церковной жизни, не злой ли насмешкой кажутся теперь такие Ваши надежды? Вы собирали уже деньги на издание печатного церковного органа. — Разрешили Вам его?
Все совершается совершенно обратно всем Вашим человеческим расчетам и упованиям. Последние храмы отбираются. Путем непосильных обложений, путем квартирных утеснений, путем всевозможных других «нажимов» выживаются из сел и удушаются в городах православные священники, и о таковом расчете не стесняются откровенно заявлять разные представители власти на местах. Доходят до того, что за одно оказательство церковности даже рядовые крестьяне лишаются права пользоваться пайками в кооперативах. А повсеместное открытое кощунство над святынями нашими? А возмутительная, связывающая каждый шаг духовенства на Украине «регистрация», коей духовенство приравнено к уголовникам? А масса отдельных явлений, кои еще недавно могли приниматься нами лишь как бред сумасшедшего, настолько превосходят они границы мыслимого. Не правильнее ли формулируют настоящее церк[овное] положение простецы-украинцы, произнося слово не «легализация», а «нигилизация».
Вот Вы мне указывали положительные стороны Ваших достижений: «мы легализованы, мы свободно молимся, мы управляем»... Но мне как-то стыдно думать, чтобы Вы это говорили не в шутку, настолько действительность зло подсмеивается над такими Вашими заявлениями. Простите, но невольно напрашивается мысль, что, кроме хлопотливой Москвы, Ваше Высокопреосвященство совершенно не видите и видеть не хотите общей картины продолжающегося развала Ц[ерк]ви.
А положение таково, что все ставшие на путь Вашей декларации каким-то образом утратили стимул к жизни, как бы выдохнулись, лишились энергии. Церковная жизнь у них протекает кое-как, лишь по инерции, при полной их неспособности чему-либо противостать. Таково настроение, как у пастырей, так и у мирян. Объясняется же это со стороны пастырей — утратой твердой почвы под ногами; со стороны мирян — утратой доверия к своим пастырям; а со стороны тех и других — вместе — утратой доверия к личности Вашего Высокопреосвященства и иже с Вами иерархов. Неудивительно посему, что отстраняющееся от вас меньшинство уверенно говорит об утрате Вами благодати.
О сем своевременно крепко пораздумать, ибо на этой почве углубляется гнусная работа безбожников и все большее число низовой массы вовсе уходит от Ц[ерк]ви.
О, Ваше Высокопреосвященство, пока не поздно, посмотрите, к какой пропасти подвели Вы доверившихся Вам, и, пока не поздно, торопитесь исправить свою ошибку.
Вспомните Ваш достойный ответ на известном совещании в Москве в 25 г[оду] представителю власти (Т[учко]ву, говорю со слов участника) по поводу делавшихся тогда предложений, в духе — увы — теперешней Вашей декларации. Вспомните, в каких достойных тонах была выработана сообща иерархами в том же году декларация правительству, которую чуть-чуть только не успел митр[ополит] Петр представить высшему правительству. Ведь сами Вы тогда были на стороне выработанной тогда декларации. Проанализируйте в себе то возможное чувство, которое испытывали бы вы, если бы с декларацией, подобной Вашей, выступил, напр[имер], еп[ископ][7] Серафим Угличский во дни его заместительства?
В беседе со мной Вы бросили фразу: «Снимите с меня заместительство, передайте власть другому»... Нет, Ваше Высокопреосвященство, слишком далеко завели Вы доверившихся Вам, слишком великое зло причинили Ц[ерк]ви, не так легко теперь Вам отмахнуться от содеянного, Владыко.
Вы дерзнули от лица всей Ц[ерк]ви предложить свой унизительный акт, — Вы же обязаны от лица Ц[ерк]ви отказаться от него, ибо поистине Вы действовали вопреки церковному сознанию, превысив свои полномочия и вразрез с мнением Епископата Рос[сийской] Ц[ерк]ви. Это Вы сами должны сознать и сами открыто заявить об ошибочности своего шага. Ваша мудрость, осененная благодатию Божией, подскажет Вам, в каких формах достоит сие совершити.
Неужели никогда мысль Вашего Высокопреосвященства не остановилась над тем обстоятельством, что, разделяя своей декларацией пастырей на «легализованных» и нелегализованных, бросая в сторону последних неправедное обвинение в контрреволюции, Вы тем самым поставляете всю ссыльную Ц[ерко]вь, оставшихся еще на свободе некоторых иерархов и значительную часть остальных пастырей под постоянные удары подозрительной соввласти, которая только и выискивает предлоги для большего ущемления ненавистного для нее духовенства. Не тем ли объясняется «бессрочность» ссылки наших первоиерархов? Известно ли Вам, напр[имер], в каких невыносимых условиях живут 2 достойнейших носителя православного церковного сознания — «бессрочные» Патр[иар]ший местоблюститель митр[ополит] Петр и митр[ополит] Кирилл, — оба больные и загнанные в такие условия с несомненным жестоким расчетом? Не мелькнула ли когда-нибудь у Вас мысль о том, что «свободой и покоем» Вы пользуетесь, может быть, за счет медленного умирания «неугодных» Первосвятителей наших? Если же подобная мысль хоть раз прожгла сознание Ваше, — как можете Вы спокойно спать, мирно предстоять св.Престолу?
Известно ли Вашему Высокопреосвященству, что введенная Вами новая формула поминовения многими называется провокационной? Ведь она служит для властей блестящим поводом к обвинению в контрреволюции всех не принимающих ее, хотя таковая формула отметается всеми по чисто догматическим убеждениям (1 Иоан.5:18)[8].
Вы как-то просмотрели, в каких целях была навязана (ведь Вы не совсем по своей воле ввели ее) Вам «новая формула молитвенных возношений». Ведь она служит к очевидному выявлению приемлющих и не приемлющих вашу декларацию, как известную церк[овно]-политическую платформу. Самое возношение Вашего имени, не будь декларации, не вызывало бы ни у кого возражений. Теперь же возношение имени Вашего в сознании верующих отождествляется с признанием декларации, почему и вызывает столько противодействий. Выступая со своей декларацией, Вы, может быть, не имели мысли навязывать ее всем (может быть, думали обмануть сатану, но его можно только отметать, но не обмануть), но помимо вашей воли ловким маневром введением формулы достигается точное разграничение верующих, в результате коего может быть определенная формулировка обвинения со стороны известных органов: — Вы не поминаете митр[ополита] Сергия, потому что не признаете его декларации, а раз вы не признаете декларации — вы контрреволюционер?
Знаменательно, что первым вопросом, заданным мне специально приезжавшим в Полой в 28 г. агентом ГПУ, был: «как Вы относитесь к декларации митр[ополита] Сергия?».
Вот какое, несомненно, неожиданное для Вас положение устанавливается Вашим необдуманным шагом.
Ради Христа, Ваше Высокопреосвященство, не примите все мною сказанное, как плод моего недоброжелательства к Вам. Свидетельствуюсь Богом, что и тени такого недоброжелательства к Вам у меня нет. Все время я продолжаю служить сдерживающим началом по отношению всех «нетерпеливых», и только тяжкая скорбь при виде разрушительных последствий принятого Вами курса церк[овной] политики, только боязнь не выполнить своего пастырского долга пред Господом, только боязнь своим молчанием усилить Ваш гибельный для Ц[ерк]ви уклон и желание раскрыть пред Вашим Высокопреосвященством истинную картину церк[овной] жизни побудили меня вкратце сказать то, что, вероятно, весьма болезненно воспринимается Вами.
Но и еще не все я сказал Вашему Высокопреосвященству из того, что ожидает от Вас Це[рко]вь, что почитает она долгом со стороны своего Предстоятеля.
Многим, может быть, покажется это требование страшным, однако в декларации иерархов, приготовленной было для представления правительству в 25 г., к сему частично было приступлено. И я, убогий, считаю, что Ц[ерко]вь не выполнила бы своего назначения в жизни, как хранительница Евангельской правды, Истины и любви, если бы не выступила со своим предостерегающим голосом против тех, проводимых новой культурой идей, кои насильственно внедряются в жизнь и ведут народ к аморализации. Ц[ерко]вь может и должна сказать, что все мероприятия соввласти, направленные, по-видимому, ко благу народа, но строящиеся на основе полного вытравления из души народа нравственных принципов, — являются постройкой на песке, ибо единственным зиждущим началом является широкая любовь, а никак не насилие, злоба и ненависть, ведущие народ к одичанию, к разложению. Идея устройства рая земного без Бога в небе и без совести в душе — больше похожа на гримасу сатаны. Ц[ерко]вь повелительным долгом своим почитает не отказываться от попыток возвратить извращенное течение жизни к нормальному руслу. Опять-таки это может быть сделано в формах совершенно приемлемых и потому не могущих быть рассматриваемыми правительством как акт контрреволюции. Ведь, по существу, власть давно уже убедилась в аполитичности Православной Ц[ерк]ви, и жалкие фразы отдельных представителей ее о нашей контрреволюции являются лишь тактическим приемом низкого пошиба.
В случае же, если соввласть, рассудку вопреки, будет упорно продолжать рассматривать Православие вообще как контрреволюцию, ну что ж, пойдем на Голгофу. Предварительно же Ц[ерко]вь все же должна выполнить свой долг перед миром и в этом направлении, — выступить с авторитетным словом предупреждения к погибающему народу.
Вот путь, к которому Вы, Ваше Высокопреосвященство, призваны, на который Вы и согласились, раз решились воссесть на кафедре Первосвятителя Ц[ерк]ви Православной в такой грозный момент ее истории. И Вы уже не можете быть вычеркнуты со страниц ее истории: или в сонм исповедников своих впишет имя Ваше Рос[сийская] Ц[ерко]вь, или же отнесет к числу изменников ее мироспасительным идеалам.
Не выполните этого долга Вы, — сделает это другой, но слово предупреждения, слово вразумления должно быть сказано Православною Ц[ерко]вью, хотя бы и врагам ее. Сделаете это Вы, Ваше Высокопреосвященство, и Ц[ерко]вь забудет все Ваши ошибки и заблуждения, она благословит Вас навеки.
Во всяком же случае, Ваше Высокопреосвященство, Ваша ближайшая задача — исправить причиненное Ц[ерк]ви зло путем отказа от ошибочных актов Ваших — должна быть Вами выполнена, иначе сами Вы рискуете оказаться за оградой Св.Православной Ц[ерк]ви.
Ваше Высокопреосвященство, не подумайте, что я одинок, решившись выступить пред Вами со словом правды. Смею быть уверенным, что большинство ссыльных иерархов почти так же мыслят разрешение созданного Вами невыносимого положения. В каждом городе, в каждом селе есть значительные группы достойнейших пастырей и мирян, которые вполне ясно рассуждают так же. Да и подавляющая масса остальных верующих втайне, неосознанно о сем же воздыхают.
Уверен, что даже за оградой Ц[ерк]ви предостерегающий от общей гибели голос ее привлечет общее внимание и, может быть, многих заставит задуматься над своим путем.
Настоящий грозный момент истории Рос[сийской] Ц[ерк]ви, если все мы по достоинству не оценим его значения, может закончиться грозным приговором: «Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его»[9]. Да не будет же имя Вашего Высокопреосвященства заклеймено историей как одного из гасителей светильника Рос[сийской] Ц[ерк]ви.
Не стану я здесь входить ни в критику Вашего окружения, ни повторять протестов возмущения против незаконных увольнений православных иерархов, против незаконных прещений, расточаемых на несогласных с Вашим курсом, не стану касаться вопроса о соблазнительной системе раздаяния наград и титулов Вашим сторонникам, — все это таким мелким кажется пред лицом главнейшей задачи настоящего момента.
Как-то не хочется верить, чтобы Ваше Высокопреосвященство продолжали упорствовать в своем курсе среди ясно выраженного общего возмущения им. И я, мний из меньших иерархов Ц[ерк]ви, побуждаемый искренней любовию как к Ц[ерк]ви Христовой, так и к Вашему Высокопреосвященству, дерзаю усердно умолять Вас: внемлите, Владыко, скорбям и стонам верующих, кои отовсюду несутся к Вам, кои даже за Полярным кругом не давали нам покоя, внемлите общему голосу верующего народа, каковый, несомненно, является и «голосом Божиим», трезво оцените отрицательные результаты Вашего курса; вглядитесь в открывающуюся пред Вами пропасть неизбежного раскола; ужаснитесь ответственности за угасание огня веры в массах, произведенное Вашей декларацией; подумайте об ответственности Вашей пред историей и об ответе на Страшнем Суде Божием — и откажитесь от Вашего курса, от Ваших компромиссов, аннулируйте Вашу декларацию, как акт личного Вашего заблуждения и выходящий за пределы Ваших правомочий; явите себя глашатаем Вечной Правды и истинной Любви Евангельской пред миром; отбросьте человеческие мудрования и расчеты и станьте на путь твердого исповедничества во имя Христово; не бойтесь возможности горших скорбей и испытаний для Ц[ерк]ви (они неизбежны, и Ваши компромиссы лишь принижают их значимость), — и Ц[ерко]вь возликует, идя вслед за сим на новую Голгофу и даже в страданиях своих благословит имя Ваше, зная, что главнейший источник разлагающего ее начала Вами уничтожен.
Но, увы, если Вы, Ваше Высокопреосвященство, станете упорствовать в Вашем курсе и открыто пренебрежете голосом Ц[ерк]ви, то она, продолжая свой крестный путь, откажется от Вас, как от соучастника с ее распинателями.
Большинство ссыльных иерархов до сих пор не предполагало, что в действительности Вы и Ваши единомышленники (чего стоит один беззаконный киевский акт об увольнении почти всех настоящих украинских православных иерархов) ушли гораздо дальше, чем мы в состоянии были предполагать, что Вы перешагнули далеко за намеченную Вами раньше черту, и дальше путь Ваш идет с очевидным уклоном по направлению за ограду Ц[ерк]ви. Постепенно истина эта открывается для всех. Мы все остановились, не идя за Вами, и продолжаем умолять, звать Вас вернуться, вновь соединиться с нами. Но ведь жизнь не может остановиться, и мы вынуждаемся идти вперед своей прежней дорогой... Мы умоляем, зовем Вас, Владыко, мы все еще возле Вас и готовы подать Вам руки...
Если Вы все же не внемлете, не возвратитесь, — то пойдете Вашим уклоном дальше, но без нас.
«Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос и не подвергайтесь опять игу рабства» (Галат.5:1).
Епископ Дамаскин
[1] Отточие в документе.
[2] Мф.10:34: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч».
[3] Цитируется неточно.
[4] Откр.21:8: «Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая».
[5] 2 Кор.6:4-5: «...Во всем являем себя, как служители Божий, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах...»
[6] Мф.24:12: «И за умножение беззакония, иссякнет любы многих».
[7] Правильно: архиепископ.
[8] 1 Ин.5:18: «Мы знаем, что всякий, рожденный от Бога, не грешит; но рожденный от Бога хранит себя, и лукавый не прикасается к нему».
[9] Мф.21:43.