Письмо из ссылки к своей пастве

О строительстве общинной жизни

Впервые опубликовано в: Материалы... с.75-81.

О.Анатолий с женой и певчими

Фотография на шмуцтитуле: Среди юных певчих своего первого киевского прихода св.Марии Магдалины. В центре — о.Анатолий Жураковский, рядом — его жена, Н.С.Жураковская. 1921

Мои дорогие, мои любимые, данные мне Господом Иисусом, соединенные с сердцем моим узами Его любви. Христос да благословит вас и да сохранит вас под кровом крыл Своей Животворящей благодати. Как благодарить всех вас за радость вашего привета, наполнившего сразу светом и теплом мое томительное уединение? Когда после ночи, в течение которой как раз опять чужие люди до рассвета шарили в моих бумагах и вещах, отбирая все письма, записки и рукописи, когда приехал С. с весточкой о вашей верности Господу и любви, я подумал, что, право, ради такой минуты стоит пережить и заключение, и ссылку. Когда бы вы знали только, как полна вами моя душа, с вами я всегда во всех молитвах, во всех мгновениях жизни, во всех уголках сердца...

Я бесконечно обрадован вестью, что община, уменьшившись в числе, не уменьшилась в силе, — напротив, по письмам и сообщениям чувствуется, что есть в ней живой рост. Это меня особенно радует. Если бы не было этого роста, если бы дело оканчивалось попыткой сохранить старое, я считал бы его погибшим: все, что не растет, — умирает. Это закон. Но новые попытки, новые искания свидетельствуют о подлинной живой и неугасающей жизни. Вы просите советов и указаний. Трудно давать их, находясь в таком отдалении, особенно трудно говорить об отдаленных мерах и начинаниях. Да и вообще я плохой указатель. Ведь и когда был с вами, я всегда, мои дорогие, пытался и хотел быть не столько руководителем и отцом, ведущим вас куда-то, сколько братом вашим, который вместе с вами идет, устремляется к Вожделенному, Неугасающему, Невечереющему Свету.

Не советы хочу вам давать, но, как прежде, в радостные дни нашей общей работы, хочу поделиться с вами своими думами, своими мечтами.

Наша община, все, что мы делали и делаем (пишу «делаем», а не «делаете», потому что и я с вами молитвой и любовью), все это для меня большая, особая попытка по-новому, по-небывалому устроить не какой-то уголок в жизни, не какое-то «дело», но устроить самую жизнь во всем многообразии ее проявлений. В этом для меня самое главное, личное — в этом моя мечта и моя надежда.

В течение многих, многих лет, на протяжении многих, многих поколений мы строили нашу жизнь без Бога, без устремлений к Горнему, только из тех камешков, которые находили тут, долу, на земле. Все, что влекло нас к небу и струилось оттуда к нам, мы предумышленно изгоняли из жизни, называли мечтою или призраком, закрывали тщательно все щелочки и трещинки в нашем здании, откуда голубели нам бесконечные, манящие, осиянные выси. Мы в лице многих поколений и у нас, и на Западе отреклись от Христа, от христианства, от Церкви. Мы искали какого-то другого имени, чтобы написать его на своем знамени, и, так как глубина сердца не хотела другого имени и не преклонялась перед Ним, мы остались совсем без знамени, потеряли свое «во имя», впотьмах, растерянные, без догмата разбрелись по распутьям и бездорожью. Христа и Церковь мы предали в руки замкнутой касты, к которой сами относились только с осуждением и презрением. И, одинокий, оставленный нами, Он стал уже для нас не путем жизни и не Светом мира, но как бы добычей и достоянием тех, кто из служения Ему сделал себе профессию и ремесло.

Церковь для нас перестала быть Возлюбленным Вертоградом Небесного Жениха, уделом Его любви — она стала какой-то замкнутой организацией немногих, чужой для жизни мира. Так стало для нас. Вдали от Церкви, от Отчего дома хотели мы найти свое счастье и свою радость. И мы нашли только тернии и волчцы, только свиные рожцы, которые не могут утолить нашего голода, нашей жажды, нашей затаенной тоски о беспредельном. Мы дошли до последней черты, до предельного ужаса, до конечного отчаяния.

И когда мы думали, что все огни погасли и что больше нет надежды, белые голоса прозвучали нам свыше, провещали нам, что спасение есть и что оно близко. Тайна Церкви, сладчайшая из всех земных тайн, открылась нам в сокровенности сердца, и мы поняли вдруг, что Церковь, Ее дары, Ее любовь, Ее благодать не для других, а для нас, потерявших ее и заблудившихся. Мы подошли к высокой церковной стене, и оттуда глянул на нас Лик, и в лучах Божественных взоров увидели мы просветленными очами то, что казалось нам навсегда потерянным, несбыточным и недостижимым. И мы поняли тогда, что всю жизнь от юных дней, полных сомнений и бунта, и до глубокой старости, полной тоски и скорбной немощи, мы любили только Его одного. Одного Его искали, о Нем одном и Его святой Церкви тосковало наше сердце. Жить и служить Ему — поняли мы — это одно и то же. Уйти от Него, отвернуться — это значит умереть. Это братья мои любимые, это наша община. Разве не правда, что, быть может, самые ревностные в ней — те, кто еще недавно был если не в рядах восставших против Церкви, то по крайней мере в рядах равнодушных и сомневающихся? Теперь мы на новых путях. Если не на пороге, то, во всяком случае, лишь на первых ступенях новой жизни. Еще робкие, еще слепые, не прозревшие до конца, неопытные дети в новом строительстве, мы ощупью идем туда, где, знаем, ждет нас полнота Божественных свершений.

Для Христа гонимого на стогнах враждующего против Него мира хотим мы создать уголок, где был бы Он не случайным Гостем только, но где Ему принадлежало бы все всегда и безраздельно, где все было бы пронизано Его лучами, все светилось бы Его Именем и преисполнялось бы Его благодатью.

В средние века иногда целые города строили храмы вместе, сообща, так было и у нас на Руси — так воздвигались так называемые «обыденные», т.е. построенные в один день, общей волей и общим устремлением людей, храмы.

Так и мы строим храм нашей общины работой — нашей жизнью. И храм этот — наша община. В этом храме все должно принадлежать Единому, каждый уголок, каждый камешек.

До тех пор я не успокоюсь, до тех пор радость моя не будет совершенной, до тех пор не скажу своего «Ныне отпущаеши», пока не почувствую, что в сердце каждого из вас рухнули до конца перегородки, отделяющие Церковь и Ее мир от жизни и праздники от будней, служение Богу от обычного делания. Община наша — так мечтал и мечтаю и об этом молюсь — должна стать особым мирком, который обнимает, собирает под одним куполом жизнь каждого из нас во всей полноте ее проявлений. Этот мирок должен быть уделом Того, Кому обручились, Кому служим. И детская улыбка, и обыденный труд, и светлая юность, и насыщенная жизнью старость — все должно освятиться и просветлеть от Церкви и Церковью. Жизнь в Церкви и Церковь в жизни всех — это должно стать нашей задачей. И на пути к решению этой главной задачи, задачи нашей работы и нашей жизни, мы обретем потерянную тайну единения и любви друг с другом.

Разрозненные, разделенные, чужие, потерявшие тропинки, ведущие в душу друг друга, ставшие чужими на стогнах мира, мы должны стать бесконечно близкими, родными, сокровенно связанными, должны врасти друг в друга и жить друг в друге. Мы должны стать едино во Христе Иисусе, Господе нашем.

Вот, любимые мои, как я понимаю строительство «общины», как понимал его всегда. Оно всегда было для меня прежде всего делом глубоко внутренним, не цепью внешних достижений, внешних дел, но путем внутреннего преображения жизни в нас, связанных в многоединство, созданием нового мира, нового царства любви и благодати, выявлением в полноте тайны Христовой любви, тайны Церкви. В этом для меня Пресветлое Православие, солнечное, благодатное. В западном христианстве церковная жизнь вылилась в определенную, строго вычеканенную форму замкнутой, юридически оформленной церковной организации. Мы на Востоке — еще в процессе созидания, творчества. И мы должны явить миру свой лик, образ целостного христианства, объемлющего и просветляющего всю полноту жизни, образ Церкви как живого организма любви, связующего в нерасторжимое единство и пасущих, и пасомых, и пастырей, и мирян.

Когда мы станем на путь осуществления этой задачи, сокровище Православия, сокровенное веками под спудом, станет явным и, как алмаз, воссияет миру глубиной таящегося в нем Света. Осуществление этой задачи... есть наш долг, дело нашей жизни.

Диавол — только обезьяна Бога. Он не может выдумать ничего своего, но хочет опозорить, осквернить все Божие в отвратительной гримасе. Так и теперь, накануне творческого сдвига в церковной жизни, веяние которого мы все ощущаем уже радостным сердцем, он, трепеща и беснуясь уже заранее перед грядущей весной подлинного рассвета церковной жизни, пародирует ее в отвратительной трагикомедии так называемого «церковного обновления». Но мы верим и знаем — весна все-таки придет. Ни холодный лед окружающего нас равнодушия, ни искусственно построенные плотины, ни все эти гримасы и потуги обессилевшего, обанкротившегося богоненавистничества — ничто, ничто не остановит ее прихода. Она придет!

И хлынут потоки — потоки любви и благодати на иссохшую и обледеневшую землю наших сердец, хлынут теплые весенние лучи, и тайна Православия, зори которой явлены миру у нас на Руси в особой, осиянной святости Сергия и Серафима, в благодатном служении о.Иоанна [Кронштадтского], в тишине Оптиной пустыни, в пророческих грезах Достоевского, Соловьева, Хомякова, — тайна Православия воссияет.

Милые, любимые братья и сестры мои о Господе, дети моего сердца. Этой тайной, этой светлой благоуханной вестью, этим предчувствием, этим чаянием я живу, дышу, радуюсь в своем одиночестве, в своей неутолимой скорби о покинутом милом храме, об оставленном служении и о своем и вашем сиротстве.

Открылась весть весенняя:
Удар молниеносный,
Разорванный,
     пылающий,
          блистающий
                  Покров.
В грядущие,
громовые блистающие весны, Как в радуги прозрачные, Спускается Христос.
И голос поднимается
Из огненного облака:
«Вот Чаша
   благодатная,
      исполненная днесь!»
И огненные голуби
Из огненного воздуха
Раскидывают светочи,
Как два крыла, над ней.

И ради этой вести, ради этой тайны готов я отдать и свою радость, и свою молодость, и свободу, и жизнь.

Стройте же, любимые мои, храм, что начали мы созидать вместе. И я здесь, ваш невидимый сомолитвенник и споспешник, вместе с вами буду строить, как умею, своей молитвой и любовью.

Да благословит же наш труд Он, ведущий нас к немеркнущей радости дорогой скорбей и испытаний.

Чаще и достойнее принимайте Святые Христовы Тайны, и пусть Святая Троица будет всегда местом, куда влекутся все ваши желания, устремления, надежды, — местом, где ваши сердца делаются Единым Сердцем, и это единое сердце претворится в Сердце Христово. Сильные, сносите немощи слабых. Пусть каждый из вас в минуту испытания, скорби и слабости находит поддержку и утешение в любви и в молитве ближних. Особенно любовно, трепетно и благоговейно храните души молодых, еще не окрепших в вере и в жизни, колеблющиеся, как огоньки свечек, сердца юных братьев и сестер и детские, тянущиеся к Господу души.

...О некоторых внешних путях жизни и мерах, о которых я думал, расскажет вам Нина. Она же расскажет и о моей жизни. У меня тут такое впечатление, что вы представляете ее несколько лучше, чем она есть на самом деле. Конечно, сравнительно с судьбой многих и со стороны внешних условий я живу очень хорошо. Но все-таки жизнь здесь скорее напоминает мне жизнь в тюрьме, чем жизнь на курорте.

Великое, ни с чем не сравнимое утешение в том, что я совершаю у себя в комнате Божественную литургию, я живу с женой, жизнь моя заключена не в рамках нескольких шагов, но в рамках нескольких верст, но, как в тюрьме, я совершенно бесправен, и бдительные взоры тюремщиков преследуют повсюду и парализуют возможность работы. Церковной работы никакой здесь не начинал. Трудные условия для ее начала, конец же наступит несомненно с неумолимой быстротой и повлечет за собой тяжелые последствия. Но не страх удерживает меня — вы знаете меня, — а огнепалящее желание другой, большой работы и встречи с вами.

Не грешно иногда великое сравнивать с малым. Так я сравниваю себя с Иоанном Дамаскиным, воспетым в поэме А.Толстого, обреченным в монастыре на долгое молчание в то время, когда в душе слагались и неудержимо просились молитвословия и песни. Так и у меня в душе восходят и заходят никому не рассказанные, не поведанные, погребенные в молчании думы, слова и молитвы...

Но да будет воля Божия, святая и совершенная. Только бы Он услышал мои грешные, убогие молитвы, сохранил вас в Своей любви и благодати.

Да осенит вас Своим Покровом Матерь Божия, да прольет в сердца ваши миро Своего утешения и Своей чистоты. Христос посреди вас есть и будет! Ему слава ныне и вовеки. Аминь!

Ваш недостойный молитвенник и брат иерей Анатолий.

19 (6) июля 1923 г.
День преп.Сисоя Великого.

Особую милость Божию вижу в том, что и здесь я вместе со своим соузником и сомолитвенником, дорогим и возлюбленным о Господе о.Ермогеном. Вместе с ним возносим мы молитвы о всех вас к Престолу Божию, и ныне он шлет вам свой привет и свое благословение.

СпасаниеСодержание
Используются технологии uCoz