В 1931 году разразилось давно подготовляемое массовое гонение на духовенство, уже как класс, в г.Одессе.
В феврале месяце в ночь с 24 на 25-е были арестованы выдающиеся протоиереи, настоятели и проповедники: настоятель собора прот.Стефан Лобачевский, настоятель св.Петропавловского храма прот.Платон Лукьянов и второй священник того же храма прот.Феодор Флорий, оба выдающиеся проповедники; бывший настоятель св.Николаевского Ботанического Храма прот.Александр Любимский, один из выдающихся церковных деятелей, против которого давно велась травля, прот.Николай Матиевич — настоятель храма св.Григория Богослова. Все арестованные были заключены в тюрьму.
Через 3 дня аресты священнослужителей повторились: арестовали настоятеля Всехсвятского храма на I-ом христианском кладбище прот.Михаила Муретова, настоятеля Николаевского храма, известного ученого и писателя прот.Александра Введенского, второго священника прот.Николая Стоянова, прот.Георгия Александрова, прот.Крыжановского, настоятеля св.Покровского храма прот.Владимира Шаворского, настоятеля св.Вознесенского храма, архимандрита Геннадия, настоятеля храма св.Николая в Порту прот.Василия Крупского и других. Несколько позже был арестован бывший настоятель Успенского храма прот.Александр Луценко и ещё несколько случайно уцелевших протоиереев. В общем осталась лишь треть священников, преимущественно без высшего академического образования.
Все арестованные, заключённые в тюрьме, испытывали уже не первый арест, но таких суровых репрессий, а главное, такого зверского обращения на допросах им ещё не приходилось переживать при предыдущих арестах.
Тюремный замок в Одессе |
Наших особенно почитаемых и любимых духовных руководителей мучили беспрестанными допросами, обставляемыми особенно бьющей по нервам обстановкой, преимущественно по ночам. На этих допросах начали прибегать к утончённым пыткам. Так, например, отца Александра Любимского заставили простоять 10 суток на ногах на стойке. Несчастный священнослужитель под прикладами часовых стоял день и ночь, не смея даже присесть на корточки. Когда он метался от слабости, его придерживали с двух сторон. Отец Александр отличался исключительным ростом и богатырским телосложением и, поэтому, пытка протянулась 10 суток; на одиннадцатые сутки наш гигант-батюшка рухнул во всю длину своего свыше трёхаршинного роста и потерял сознание. Опухшие как колоды ноги, несколько месяцев отказывались служить, и в дальнейшем они уже всегда у него слегка тряслись.
Настоятель собора отец Стефан Лобачевский был подвергнут пытке при посредстве электрического света. День и ночь в продолжение 20 суток на глаза и затылок почтенного протоиерея наводились огромные электрические лампочки силой в 100 свечей и буквально ослепили его; когда он уже начал рыдать и дрожать всем телом, а из опухших покрасневших глаз потекли кровавые слёзы, мученика отправили в лазарет, но глаза его на всю последующую жизнь остались больными и нервное расстройство также осталось неизлечимо.
Отца протоиерея Феодора Флория, нервного и крайне болезненно-хрупкого человека, подвергли пытке бессонницы в течение 10 суток. «Подле меня стояли с обнажёнными шашками часовые, и лишь только у меня начинали смыкаться веки, дёргали меня, угрожающе направляя на меня острия штыков. Часовых сменяли трижды в ночь и, поэтому, с неослабевающей энергией наблюдали за мной. Пытка, переживаемая мной, страдания, её сопровождающие, были неописуемые», — делился впоследствии с близкими своими впечатлениями отец Феодор.
«В глазах у меня плясали тёмные тени, в ушах стоял непрестанный звон; позывы к рвоте, ужасающая боль в голове, дрожание всего тела — были пустяками в сравнении с тем душевным состоянием, которое я испытывал; какой-то хаос ужаса и смятения; к концу десятого дня я уже был не человек, а какой-то ничего не различающий маньяк, и бросался из стороны в сторону прямо под острия штыков...»
Потерявший сознание, отец Феодор был унесен, но над ним проделали ещё злейшую и подлейшую, гнуснейшую из пыток. Когда он под конец пытки уже ничего не соображал, ему подсунули написанное, якобы, им признание в контрреволюционных проступках, в котором опорочивался ряд его сослуживцев из числа арестованных священников, и принудили ничего не понимавшего страдальца подписать его.
Отец Феодор не подозревал совершенной подлости. Между тем, вызываемых священников стали уговаривать согласиться, сознаться в приписываемых им преступлениях, уверяя в том, что многие из священнослужителей уже не только сознались, но и выдали своих собратьев. Когда один из виднейших священников, непреклонно отрицая участие духовенства в приписываемых контрреволюционных выступлениях заявил, что не верит, чтобы среди священников нашлись лжецы и предатели, следователь-зверь лукаво его спросил.
— Ну, скажите, какому из ваших коллег доверяете вы больше всего? Кого из них считаете самым неподкупно стойким?
Спрашиваемый отвечал:
— Более или менее всё наше духовенство таково.
— Ну, всё-таки, из их числа, кто из них пользуется вашим особенным доверием?
— Мы все особенно уважаем кристально чистого и пламенного отца Феодора Флория.
Следователь с особенным ликованием поднёс допрашиваемому донос, якобы составленный отцом Феодором с его подписью.
— Надеюсь, вы узнаёте подпись отца Флория?
Допрашиваемый протоиерей поглядел на подпись, молча развёл руками и поник головой...
Когда отец Феодор узнал о гнусном шантаже, проделанном над ним, он начал громко кричать, требуя уничтожения фальшивого доноса, подписанного им, не читая, в припадке временного затемнения разума. Он вопил громко. Когда стража и начальство сбежались на крик, ему заткнули рот.
Он принялся биться головой о стены и его, окровавленного, связанного, в припадке острого нервного потрясения, сволокли вновь в лазарет тюрьмы, из которого недавно выпустили.
Слухи о предательской подлости, проделанной над отцом Феодором, быстро обежали всё арестованное духовенство. Каждый стал опасаться.
Особенно щепетильный в вопросах своей совести, справедливый отец Михаил Муретов, тоже в высшей степени нервный человек, остро переживал надругательство, проделанное над отцом Феодором.
Когда отца Михаила привезли на допрос и подняли на подъёмной машине на 6-й этаж к следователю, одним прыжком отец Михаил очутился у зияющего пролёта лестницы, готовый ринуться в него, и едва был удержан за край рясы администраторами.
Задыхающийся, весь вне себя, отец Михаил твердил им одно: «Вам не удастся меня спровоцировать, я всё равно покончу раньше с собой». С ним сделался сердечный припадок и он был унесен. Администраторы НКВД отказались вызывать его на допрос, и он разделил участь своих товарищей — ссылку в дальние лагеря на 10 лет без единого допроса.
Почти целый год томили духовенство в тюрьме без передач, без свиданий с родными и прогулок, и лишь в конце ноября 1931 года был вынесен приговор: выслать всех в дальние лагеря.
Статья опубликована в одном из русских зарубежных изданий и по ксерокопии перепечатана в № 3 «Вестника ИПЦ» за 1994 год (издавался Одесской епархией РПЦЗ). Несмотря на то, что в ней повествуется, по-видимому, лишь о сергианском духовенстве, мы включили её в нашу библиотеку, поскольку считаем, что нужно рассматривать преступления коммунизма не только по отношению к безукоризненно чистым христианам-исповедникам. Истинный последователь Христа не может злорадствовать, видя как безбожники расправляются и с еретиками, ведь, как ни как, они ближе нам по вере, чем воинствующие атеисты. К тому же нужно иметь ввиду, что в то время многие подчинённые митр.Сергию священники были введены в заблуждение и не имели реальных сведений об антисергианском движении, и, таким образом, не все из них были закоренелыми противниками Истины.