Письмо Сергея Нилуса Льву Орлову

Давно не умилялся я так, как был умилён сегодня от чтения Вашего письма. В 28-то лет, да ещё в наше-то лукавое и пребеззаконное время и сохранить так свою душу. Как Господь помог сохранить её Вам — как же тут было не умилиться?! Исполать (приветствие по-гречески, используемое при богослужении, — прим.ред.) Вам, родной мой, и слава и честь родителям Вашим, наипаче же Господу Богу, соблюдшему Вас седмитысящным в среде неподклонивших выи своей Ваалу! Радуюсь и паки реку — радуюсь и благодарю Создателя моего и Вашего, что хоть и на дванадесятом часе моей жизни я встретился с Вашей душой, но всё же на её примере я лишний раз убедился, что как ни мало стадо Христово, но не одолеть его и самим вратам адовым. От всего сердца обнимаю и целую Вас, жемчужинка Божия драгоценная! Храни Вас и соблюди от всякого зла и навета вражьего Господь и Матерь Божия!

По любви и вере Вашей Господу угодно, чтобы письмо моё это шло к Вам не почтой, а с оказией и потому, с Божьей помощью, надеюсь дать им на все Ваши вопросы исчерпывающие их ответы. Начну с важнейшего — с Сергиевской смуты.

В письме своём Вы пишите, что, почитая всякую законную власть и церковное единство и не видя в действиях м.Сергия ничего противоканонического, Вы молитесь о нём и о теперешнем Синоде, равно и за всех правящих иерархов Российския Церкви. Но скажите мне: Каиафа и Анна каноничны были, или нет, с точки зрения ветхозаветного формального правоверия, когда осудили Господа на распятие? А Иуда не был ли единым от двунадесяти? Однако, первые христиане не решились бы молиться за них, как о право правящих слово истины.

Таково в глазах моих (да и не одних моих) деяние митр.Сергия и иже с ним от 16/29 июля 1927 года. Деяние это, по бесовски меткому выражению советского официоза, «Известий», есть попытка «построить крест так, чтобы рабочему померещился в нём молот, а крестьянину — серп». Иными словами: заменить крест советской печатью — печатью «зверя» (Апок. XIII, 16).

Вот что по этому, всякого плача достойному поводу, размышляли мы, нехотящие подклонять выи своей Ваалу и зверю, рана которого исцелела. «Уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа. Но вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили завет Левия, говорит Господь Саваоф. За то [и] Я сделаю вас презренными и униженными перед всем народом, так как вы не соблюдаете путей Моих, лицеприятствуете в делах закона» (Малах. II, 7-9). Эти слова пророка Божия пришли нам на память после прочтения воззвания от 16/29 июля 27 г. м.Сергия и организованного им Врем. Свящ. Патр. Синода. Восстали они, как обличение того пути, на который так решительно и безоглядно стали они в этом своём «Обращении». Может ли Церковь, которая есть столп и утверждение истины, может ли она и её иерархия, при каких угодно случаях и для каких угодно целей становиться на путь лжи и человекоугодничества? Нет, ибо это безусловно воспрещается словом Божиим (Деян. IV, 19; Иезек. III, 18). Всё, что говорится от лица Церкви, должно дышать истиной Христовой, исходить из неё, быть сообразно с ней; и всякое отклонение от истины, какими бы соображениями оно ни оправдывалось, является оплеванием Пречистого Лика Христова, и для Церкви, в конечном итоге, оказывается всегда позорным и вредным. Позорно и вредно ей и то дело, которое начато митр.Сергием, позорно и вредно потому, что в нём нет истины, а всё оно полно лжи, соображений и расчётов человеческих.

После Октябрьского переворота Русская Церковь оказалась перед лицом государственной власти не только безрелигиозной, но ярко антихристианской, в существе своём отрицавшей Христианство и Христу противоположно-враждебной, а потому фатально обречённой на борьбу с Ним. Церковь стоит поперёк дороги коммунизму в самых главных основных пунктах. Она является отрицанием коммунизма в области материалистической философии, его категорических концепций и практических средств его осуществления. Противоположность эта равняется противоположности между «да» и «нет», между утверждением и отрицанием, и поэтому враждебные действия государственной власти против Церкви были неизбежны. Однако, власть не находила до сих пор в себе достаточной силы открыто начать бороться с Церковью, как таковой, — она делала это под видом борьбы с политической контрреволюцией церковной иерархии и церковных организаций. Но если явления политической контрреволюции и имели место в словах и деяниях отдельных немногих личностей церковной иерархии, то они, во-первых, были весьма немногочисленны и, во-вторых, быстро прекратились. Кроме того, несомненно, что если бы этих явлений и совершенно не было то всё-таки враждебные действия соввласти по отношению к Церкви проявились бы обязательно, как вытекающие из гораздо более глубоких причин (Вы их из моей книги знаете), чем случайное поведение тех или иных личностей, и, значит, объяснять отношения между Церковью и властью лишь только настроением отдельных иерархов ни в коем случае не возможно. Когда таким образом поступает власть, то это ещё понятно, но, когда то же исходит от церковного деятеля, когда и он напряжённые отношения между властью и Церковью стремится объяснить только, как следствие контрреволюционных политических настроений церковных кругов, — такому поведению трудно найти имя, до сих пор такими инсинуациями занимались «обновленцы» и прочие предатели и враги Церкви Христовой. И мы и за себя лично, и от лица всей Церкви, с негодованием отвергаем все такие обвинения как ложь и клевету.

Но теперь к этому хору лжесвидетелей присоединился и заместитель Патриаршего Местоблюстителя со своим «Врем. Патр. Свящ. Синодом». Объясняя, почему Православная Церковь в России до сих пор гонима, они пишут: «Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы Советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности — это недостаточность сознания всей серьёзности совершившегося в нашей стране. Утверждение соввласти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным». В другом месте недоверие Правительства к Церкви м.Сергий называет «естественным» и «справедливым», т.е. вину за него возлагает всецело на Церковь, а не на правительство. Таким образом, убиение сонма священно- и церковно-служителей, разгром церковных организаций, тюрьмы и ссылки весьма многих епископов, отнятие храмов и всякого церковного имущества, — беззаконные даже и с точки зрения нынешних законов, — по мнению м.Сергия и его «Свящ. Патр. Синода» законны и справедливы. Более того: оказывается, что все эти гонения и, вообще, отсутствие мiра власти по отношению к Церкви, по мнению м.Сергия, имеют причину только в том, что Церковь со дня на день ждала краха советской власти, противясь в чём-то этой власти, что, поэтому правы были не мы, а «живисты-обновленцы», сразу «оценившие конъюнктуру» и поспешившие ещё пять лет назад сделать то, что теперь с таким опозданием сделал м.Сергий.

Неизвестно, какими побуждениями высказаны м.Сергием все эти невероятные в устах православного иерарха утверждения, но для всякого православного христианина ясно, что в этих утверждениях нет истины, что это опасная клевета на Церковь, на её епископов и, что в действительности, враждебное отношение соввласти к Православной Церкви не было «естественным» и «справедливым», как то пытается утверждать м.Сергий.

Одна неправда влечёт за собой другую. Мы показали, как несправедливо обвиняет м.Сергий православных епископов в контрреволюционном политиканстве, становясь, таким образом, единомышленником обновленцев и других врагов Церкви. И вот, зная, что эти его выступления вызовут справедливое возмущение и сопротивление истинно верующих, м.Сергий, с целью защитить себя, снова говорит неправду. Эта новая неправда состоит в том, что митр.Сергий старается заранее опорочить перед правительством и перед народом тех, кто по совести не сможет присоединиться к неправедным деяниям его и Синода. Этим несогласным с ним он снова навязывает политическую контрреволюционность, говоря будто все, кто не поддерживает его в новом его начинании, думают, что «нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с Православием». М.Сергий знает, что опасно в настоящее время даже самое лёгкое подозрение в контрреволюционности и, тем не менее, не боится эту опасность навлекать на служителей и рядовых членов Церкви, на своих братьев и детей, обвиняя их в контрреволюционности, и за что же? За то, что они не в состоянии по совести признать, что «радости и успехи Советского Союза — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи», что «всякий удар, направленный в Союз, сознаётся нами, как удар, направленный в нас». Разве христиане, которые не всякую радость безбожного, воинствующего против всякой религии, коммунизма могут счесть своей радостью и не всякий успех — своим успехом, тем самым политические враги советской власти? Да и можно ли требовать от верующего христианина такого отождествления в жизненных оценках с безбожным коммунизмом, какого требует м.Сергий? Пусть м.Сергий не укрывается за казуистические различения Советского Союза и коммунизма: это исключается многочисленными заявлениями членов правительства, вроде сделанного Бухариным, заявившим, что «наша партия неотделима от СССР» («Известия», 18/ VII 27 г, № 187/3121). И так оно, конечно, и есть. Поэтому всецело на совести м.Сергия и грех несправедливого и напрасного обвинения своих братьев в тяжких политических преступлениях и грех унизительной чудовищной лжи и пресмыкательства пред сильными мiра сего, совершаемые им от лица Святой Церкви, вопреки прямому запрещению Апостола сообразовываться с веком сим (Рим. XII, 2).

Что же понудило м.Сергия к такому греху против Церкви Русской? Очевидно, желание этим путём добиться легального существования церковных организаций, вопреки примеру Господа, решительно отвергшего путь сделок с совестью ради получения возможности иметь поддержку в силах мiра сего (Мф. IV, 8-10). М.Сергий сам заявляет об этом результате печатно в дополнение к «Обращению» («Изв.» за 19 авг.27 г.) Сам м.Сергий сознаётся, что «его усилия, как будто не остаются бесплодными, что с учреждением Синода укрепляется надежда не только на приведение всего церковного управления в должный строй, но возрастает уверенность в возможность мирной жизни». Он не уверен даже в том, что легализация распространится далее Синода, а только надеется, т.е. кроме туманных, посулов и неопределённых обещаний покамест ничего не получено. Печальный итог даже с точки зрения житейских соображений.

«Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся в положении нашей Православной Церкви», — говорит м.Сергий. Да, едва ли и нужно, потому что всё ясно. Ясно, почему вместе с легализацией Синода не легализуется тем самым и вся Церковь. Так оно и должно было бы быть, если бы Синод был, действительно, центром Церкви, единым с ней в мысли и жизни. Но на самом деле это не так, и, с легализацией Синода, Церковь продолжает пребывать в бесправном состоянии, ибо легализована не Церковь, а всего лишь новая ориентация, носящая к тому же ярко политический характер. Церковь же легализуют лишь тогда, когда она, в лице собора, даст окончательное одобрение предпринятому митр.Сергием «делу», т.е. совершит тот же грех самооплевания и преступного компромисса. Ясно и то, почему м.Сергий говоря о «втором Поместном Соборе», говорит не о том, что этот собор изберёт Патриарха, как должен был бы сказать, [а] только о том, что он изберёт нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление. Умолчание знаменательное. Ясно для чего потребовалась такая обострённая формулировка новых отношений Церкви и власти, по которой «радости и успехи её — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи» и т.д. Эта явная, унизительная, смешная и бесполезная ложь, по справедливости оценённая в газетных комментариях к «Обращению» («Изв.», 19/VII-27), необходимая, однако, для того, чтобы сделать условия легализации, проводимой митр.Сергием, по возможности наиболее неприемлемыми для всех честных церковных деятелей и тем самым, как бы, уже не по суду государства, а по суду якобы, самой Церкви, оплевать их политическими контрреволюционерами, лишив, таким образом, лучших пастырей Церкви возможности принимать участие в церковной жизни и тем окончательно ослабить Церковь. Ясно, наконец, и то, как будет проходить легализация: будут анкеты в том или ином роде, в роде как во время оно у «живистов», с известными уже по воззванию, а может быть, ещё и неизвестными обязательствами. Отвергшие эти обязательства будут заключаемы, заточены в тюрьмы. Словом, всё остается по-старому, а истинная Церковь будет гонима. Новое же во всем этом печальном деле будет лишь то, что это гонение на Русскую Церковь будет оправдываться временным её предстоятелем, м.Сергием.

Делая то, что он делает (Иоанн. XIII, 27), м.Сергий, во всяком случае, обязан был выполнить то, чего он сам требовал от м.Агафангела, от бывшего архиепископа Григория Екатеринбургского и прочих претендентов на создание новых ориентаций, — испросить благословение от своего иерархического начальника. Ведь, м.Сергий только заместитель Местоблюстителя, т.е., лицо не самостоятельное и обязанное действовать, во всяком случае, не вопреки указаниям того, чьё имя он сам возносит на Божественной литургии, как своего Господина. Поэтому он должен был запросить м.Петра о его отношении к предпринимаемому им весьма важному и ответственному делу и только с его благословения действовать. Между тем, ни в протоколах синодских заседаний, ни в самом «Обращении» нет и следов указаний на то, что это было сделано, и что благословение получено. Наоборот, обоснование на покойного Патриарха Тихона и его довольно апокрифические слова (что [sic] страшно сближать м.Сергия с ВЦУ, Лубенцами и прочими, якобы продолжателями дела покойного Патриарха), даёт полное основание заключить, что санкций от митр.Петра не получено. А если это так, то это уже крупное самочиние. Насколько важно было для м.Сергия получить благословение м.Петра показывает то соображение, что, в случае его несогласия с деятельностью своего заместителя, м.Сергия, сей последний сразу становится таким же «похитителем власти», как и те лица, о которых он упоминает в своём обращении.

Таково, дорогой мой Лев Александрович, было мнение моё и единомышленных об «Обращении» м.Сергия. Вопрос, затронутый им об отношении к эмигрировавшему духовенству, мы рассматривали с той же точки зрения, с какою отнеслись и ко всему «Обращению». — Вы её теперь знаете. — Недоставало нам, в утверждение её, авторизованного высшим посвящением голоса Церкви истинной в лице её епископата. И голос этот не замедлил. Из прилагаемой при сём копии «Обращения» к м.Сергию наиболее авторитетной части Петроградского духовенства с санкцией м.Иосифа и епископов Димитрия и Сергия, а также письма к м.Сергию еп.Воткин[ского] Виктора, Вы увидите, что м.Сергию и его синоду голос этот уготовал место в среде Церкви лукавнующих, от которого и Вас и меня да избавит Господь.

Покончив с Сергиевой смутой, отвечу теперь Вам на вопрос Ваш, почему я не принял священства. Прежде всего потому, что на то не было воли Божией, несмотря на глубокое моё желание послужить в сём сане Церкви Божией. А воли Божией на то не было потому, что у меня до моего рукоположения был мой «Адеодат», горячо любимый сын, рождённый во дни ещё моего студенчества и впоследствии законно мною усыновленный. Таким образом, по 17-му Апостольскому правилу, в клире состоять не мог. От брака моего с женою моею, Еленой Александровной, детей у меня не было, и мой «Адеодат» стал любовью ея к нему и к его матери, нашим общим сыном. Такова была воля Божия, сообщённая нам четверым старцами Оптиной Пустыни, в которой мы с женой и с матерью нашего сына имели несравненное счастье прожить 5 лет, и духовному разложению которой, на наших глазах, поработал с усердием не по разуму, Ваш духовник, архимандрит Георгий, в то время бывший иеродиаконом. На его душе лежит этот тяжкий грех, повлекший за собою болезнь и смерть Настоятеля Оптиной Пустыни, святой жизни старца схиархимандрита Ксенофонта, а также удаление из обители её Старца и Скитоначальника архимандрита Варсонофия, нашего духовника и старца, последствием чего была также и его кончина. Таков Георгий. Таков и я.

Ещё вопрос Ваш: «Что нам делать и куда идти?» По глубочайшему моему убеждению, Истинная Церковь Христова, Жена облеченная в солнце (Апок. XII, 1), уже находится в пустыне, ибо ангелы Церкви нашей — Кирилл и Пётр, первостоятели и епископы-исповедники поместных Церквей — все они в ссылке и изгнании в местах пустынных — следовательно, и мы, верные Церкви той, тоже находимся в пустыне. А в пустыне же что иного делать, как только молиться? Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Пока есть и храм Божий не от Церкви лукавнующих, ходи, когда можно, в церковь, а нет — молись дома; если же и домашние — враги человеку, то молись в клети сердца: Г[осподи] И[исусе] Х[ристе], С[ыне] Б[ожий], п[омилуй] м[я] г[решнаго]! и: Пресвятая Богородице, спаси мя! Скажете: а причащаться где? у кого? Отвечу: Господь укажет, или же Ангел причастит, ибо в Церкви лукавнующих нет и не может быть Тела и Крови Господних. У нас в Чернигове, из всех церквей, только церковь Троицкого осталась верной Православию; но если и она сохранит поминовение Экзарха Михаила и, следовательно, молитвенное общение с ним, действующим по благословению Сергия и Синода, то мы прекратим общение и с нею. Веруем, что за веру нашу Господь пошлёт к нам во время благопотребное, как пр.Марии Египетской, своего Зосиму.

Так веруем. Так исповедуем. 1928-й год — год критический: по утверждению евреев он — год явления мiру их мессии. Это я от них самих знаю…

Ну, вот, я Вам всё сказал и показал. Да послужит Вам сие во свидетельство моей к Вам любви и доверия. За любовь — любовью.

Когда получите это письмо, сообщите, но помните, что почта на службе состоит в известном учреждении.

Обнимаю Вас и заочно люблю.

Жена Вас приветствует. Меня пока оставляют в покое. Что будет дальше, покажет Господь.

Бутылочку с водицей Батюшки Пр.Серафима берегите до случая. Спаси Вас Господи!

«Оказия» отъезд свой откладывает, и к сказанному об «Обращении» м.Сергия хочется добавить ещё от Писания: Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по Духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху, не вопросивши уст Моих, идут в Египет, чтобы подкрепить себя силою фараона и укрыться под тенью Египта. Но сила фараона будет для вас стыдом и убежище под тенью Египта — бесчестием... Все они будут постыжены из-за народа, который бесполезен для них; не будет от него ни помощи, ни пользы, но стыд и срам (Ис. XXX, 1-5).

Вспомните сновидение, в котором показано прощение козла и креста вместе. Если Вы читали мою книгу «Близ есть, при дверех», то Вам ясна будет эта символика. Таково значение Сергия и его синода. М.Сергий был руководителем безбожных «Религиозно-философских собраний» в Петербурге во дни м.Антония (Вадковского) и покаявшихся «обновленцев». Могло ли добру от него быть? М.Арсений Новгородский, хоть и значится в списке Синода, но, как стало мне известно отказался от этой чести, предпочитая, по его словам, «готовиться к переходу в иную жизнь». Кого мне из всего этого соборища кровно жаль, так это Епископа Сергия (Гришина), заведующего делами Синода. Очень мне хотелось довести до сведения этого, поистине хорошего, человека эти строки. Я знал его в Оптиной, куда он приезжал ещё студентом Академии.

В заключение письма моего, разросшегося безмерно, сообщу Вам из письма моего приятеля, живущего в Палестине, некоторые сведения исполненные глубокого значения для христиан всех толков, для нас же, православных, — в особенности. 16-го Ноября 1918 г. англичане вступили в Иерусалим. На касках их, на сёдлах кавалерии и на всей амуниции были поставлены знаки еврейского «Мохин-Давида» . Ими были открыты замурованные во всё время турецкого владычества «Золотые Врата», через которые по преданию, совершил Свой вход в Иерусалим Господь наш Иисус Христос. И на эти врата ими же поставлены были те же знаки. А блаженнейший патриарх Дамиан английского губернатора, еврея Самюэля, ввёл через Царские врата в алтарь Храма Воскресения, где Голгофа и Св.Гроб Господень. 28 Июня 1927 года в Иерусалиме и во всей Палестине произошло сильнейшее землетрясение, совершенно разрушившее на Иордане древнейший храм Св.Пр.Иоанна Крестителя и другие греческие храмы. От этого землетрясения купол и стены Храма Воскресения дали такие трещины, что Богослужение в нём было прекращено. Известие это у меня от августа минувшего года. Возобновилось ли после того Богослужение на сём мировом месте святе, того не знаю, но для меня, как знамения, довольно того, что оно прекращалось, хотя бы и на время после акта совершенного патриархом Иерусалимским.

11 Февр. — Оказия всё ещё не едет, а так много, бесчисленно много нужно ещё сказать из того, чему свидетелем поставил меня Господь — точию свидетелем.

Вот, например, лежит передо мною обширное послание нарочитых «свидетелей Истины» — епископов, Соловецких заточников. Оно тоже обращено к м.Сергию по поводу его «Обращения». И сколько же в послании этом и негодования и скорби! Оно большое и переписать его для Вас у меня нет ни времени, ни силы (я ведь, больной сердцем, «коечный больной», по свидетельству Комиссии от ГПУ). Вот что, между прочим, пишут Соловецкие страдальцы-епископы:

...Что скажем мы, когда управляющий наш святитель произносит нам строгий приговор о “словах и делах”. Не ставят ли эти слова чёрный крест над всеми мучительными и невыразимыми страданиями, пережитыми Церковью за последние года — над всей этой борьбой, которая казалась героической? Не объявляют ли подвиг Церкви преступлением? И как прочитают эти слова те, кто теперь в далеком изгнании? Что почувствуют, увидев обвинителя в лице своего ответственнейшего собрата? и не сорвется ли страшное слово “клевета” с их побледневших уст? Не покажется ли им, что даже покой усопших (убиенных за слово Божие) тревожит этот приговор, подписавших декларацию епископов?...

И далее:

…По поводу предполагающейся легализации, митр.Сергий предлагает “выразить всеподданную нашу благодарность советскому правительству за такое внимание к нуждам православного населения”.

За что же благодарить?

Покамест мы знаем один факт: м.Сергий и члены Синода имеют возможность заседать в Москве и составлять декларацию.

Они в Москве. Но первосвятитель Русской Церкви м.Пётр, вот уже не первый год без суда обречён на страшное томительное заточение.

Они в Москве. Но м.Кирилл, потерявший счёт годам своего изгнания, на которое он обречён, опять-таки, без суда, находится ныне, если только жив, на много [вёрст] за пределами Полярного круга.

Они в Москве.

М.Арсений, поименованный среди членов Синода, не может приехать в Москву и в пустынях Туркестана, по его словам, готовится к вечному покою.

И сонм русских святителей совершает свой страдальческий подвиг между жизнью и смертью в условиях невероятного ужаса...

Так не за всё ли это благодарить?! За эти неисчислимые страданий последних лет?! За то, что погасла лампада Пр.Сергия?! За то, что драгоценные останки Пр.Серафима, а ещё раньше — святителей Феодосия, Митрофана, Тихона, Иоасафа — подверглись неимоверному кощунству?! За то, что замолкли колокола Московского Кремля и закрылось дорога к Московским Святителям?! За то, что Печерские Угодники и Лавра Печерская в руках у нечестивых?! За то, что северная наша обитель (Соловецкая) стала для нас и других местом непрекращающихся страданий? За мучения эти, за кровь м.Вениамина, Владимира и других убиенных святителей?!

За что же благодарить?!

Дальнейших выписок из этого святительского исповеднического «Плача» не продолжаю — довлеет ми и Вам, рука едва повинуется от сердечного волнения. Добавлю от себя: не за Дивеев ли благодарить, разогнанный в ответ на приглашение м.Сергия «благодарить за внимание»?

Доколе же, о Господи!

А м.Сергия центром служения — Данилов монастырь, который почитаем «Оплотом Православия», и где духовничествует и «окормляет» многие православные души духовный разоритель великой старческой обители, Георгий.

Имеяй уши слышати да слышит!

Храни Вас, дорогой мой, Господь и Матерь Божия.

Примечание

Письмо является ответом на несохранившееся письмо Льва Александровича Орлова (1889-1967), почитателя С.А.Нилуса, где задаёт последнему несколько вопросов, касающихся прежде всего Декларации митр.Сергия и возглавляемого им «Временного Священного Патриаршего Синода». Лев Александрович имел переданную ему отцом, инженером генерал-майором Александром Кирилловичем Орловым (1855-1941), книгу «Великое в малом» (издания 1911), в которой С.Нилус как бы предостерегает общество о грядущей всемирной и российской катастрофе. В период написания письма Л.А.Орлов жил в Москве, где работал бухгалтером, а его жена, М.В.Смирнова-Орлова, с детьми находилась у своего отца, священника, в селе Крутец. Мария Васильевна впоследствии оставит свои воспоминания о последнем периоде жизни С.Нилуса. С 1928 он проживал в доме о.Василия (Василия Арсеньевича Смирнова, 1874-1937) в с.Крутец, который стал его последним прибежищем. За время пребывания там, писатель много общался с Л.А.Орловым и предсказал ему о своей близкой кончине: «Уже последние звонки мне даны, Лёвушка». О том, что С.А. находится в бедственном положении тесть Л.А.Орлова, о.Василий, узнал ещё в 1926, но опоздал тогда со своей помощью, т.к. в Чернигове нашлись люди, приютившие писателя. Это были граф Митрофан Николаевич и его дочь Ольга Митрофановна Комаровские. Получив адрес, Л.А.Орлов сразу же написал С.А.Нилусу о готовности принять его семью и вскоре получил ответ от Сергея Александровича, «в котором тот искренне благодарил за приглашение и обещал воспользоваться им, если будет в этом нужда». В 1928 эта нужда настала — С.А.Нилуса выслали и из Чернигова, из-за его большого влияния на укрепление церковной оппозиции. Отец Василий, его зять Лев Александрович и вся их семья, также как и Сергей Александрович со своей женой, не приняли Декларации, пойдя путём исповедничества. Они все стали «непоминающими». О.Василий был неоднократно репрессирован, а затем расстрелян.